не исчезает из виду. Потом он уезжает.
ВЕРОНИКА в одних трусиках носится по своей комнате. Вынимает из шкафа юбки и блузки, раскладывает на тахте, вешает на ручку окна, на плечиках. Останавливается, увидев что-то за окном.
По двору с тяжелыми сумками идет СТАРАЯ ЖЕНЩИНА. Ей не меньше семидесяти, и видно, что таскать тяжести она привыкла. Ловко перекладывает сумки из руки в руку, потом останавливается перевести дух.
ВЕРОНИКА дергает оконную раму, открывает. Понимает, что не одета, и прикрывается висящей на окне блузкой. Высовывается.
ВЕРОНИКА. Послушайте!
СТАРАЯ ЖЕНЩИНА смотрит в ее сторону.
ВЕРОНИКА. Я вам помогу…
СТАРАЯ ЖЕНЩИНА молча поднимает сумки и семенит дальше.
ВЕРОНИКА закрывает окно. Продолжает сжимать оконную ручку и, неизвестно зачем, несколько секунд нюхает сгиб локтя. Из другой комнаты слышится тетин голос.
ТЕТЯ (за кадром). Ты одеваешься?
ВЕРОНИКА. Да… да.
Вдруг начинает торопиться. Надевает висевшую на плечиках белую блузку. Бежит в ванную и там быстро оглядывает себя в зеркале. Что-то не нравится. Приближает лицо к зеркалу и замечает, что нижнее веко немного покраснело. Снимает с пальца тонкое золотое кольцо и аккуратно, сосредоточенно водит им по краю нижнего века. Может, кольцо о чем-то ей напомнило. ВЕРОНИКА выходит в прихожую, снимает телефонную трубку. Продолжая водить кольцом по веку, ищет в телефонной книге номер, набирает.
ТЕЛЕФОНИСТКА (за кадром). Слушаю вас, “Холидей”.
ВЕРОНИКА. Номер 287, пожалуйста.
Слышен звук соединения, потом гудки. После трех гудков – щелчок и снова голос телефонистки.
ТЕЛЕФОНИСТКА (за кадром). Простите, у нас проблемы с внутренней связью. Вы можете продиктовать сообщение.
ВЕРОНИКА. Ну… “Если пойдет дождь, буду ждать в десять вечера в подворотне у филармонии”.
ТЕЛЕФОНИСТКА (за кадром). Дождь? Уже зима.
ВЕРОНИКА. Напишите – дождь. И подпись: Вероника.
Филармония. Хорошо одетая публика, большой красивый светлый зал. Оркестр и хор размещены на сцене необычно – все боком или все лицом к публике, при этом музыканты перемешаны с певцами так, чтобы возникла естественная стереофония. ДИРИЖЕР во фраке обводит исполнителей взглядом. ВЕРОНИКА и еще две певицы стоят в первом ряду одной из групп, на которые разделен хор. ДИРИЖЕР поднимает руки, в зале стихают шорохи. Начинает играть оркестр: сперва отдельные инструменты, потом с разных сторон сцены присоединяются все новые, затем вступает хор. Звучит красиво, чувствуется, как между сценой и залом устанавливается особого рода напряжение. Теперь мы смотрим только или на ВЕРОНИКУ, или с ее точки зрения – то есть на экране либо она сама, либо то, что она видит. Это должно стать понятно очень быстро. ДИРИЖЕР подает знак ПЕВИЦЕ, стоящей слева. Она делает шаг вперед, немного загораживая ВЕРОНИКЕ дирижера. Начинает петь. Голос у нее низкий, через мгновение к нему присоединяется вибрафон. Ее партия продолжается секунд десять. ВЕРОНИКА тем временем готовится вступить. Когда ПЕВИЦА заканчивает, на середину сцены выходит бородатый ФЛЕЙТИСТ, и ДИРИЖЕР подает знак ВЕРОНИКЕ.
Хор берет несколько вступительных нот, и ВЕРОНИКА делает шаг вперед. Дожидается, когда над другими инструментами поднимется голос флейты, и начинает партию. Сейчас хор поет тихо, и голос ВЕРОНИКИ – прекрасный, чистый, волнующий, перекликающийся с высоким голосом флейты – звучит удивительно. Необычный, легкий, высокий и одновременно чуть хрипловатый тембр завораживает и слушателей, и музыкантов.
Но ВЕРОНИКА не думает о голосе, она растворилась в музыке.
ВЕРОНИК в ванной комнате, спиной к нам; подходит к двери. За кадром продолжается концерт в Краковской филармонии. ВЕРОНИК кутается в купальное полотенце и, поколебавшись мгновение, сбрасывает его. Кладет руку на ручку двери и все не может решить, выйти ли ей из ванной уже обнаженной или нет. Наконец открывает дверь и выходит в большую комнату, где – как мы догадываемся – ее кто-то ждет.
ВЕРОНИКА поет с огромной отдачей. Мы видим, как довольный ДИРИЖЕР помогает ей легкими движениями рук. В ее глазу появляется слеза, слегка дрожит на нижнем веке в такт пению и скатывается. ВЕРОНИКА не плачет, слеза – свидетельство огромного напряжения. Мы видим ДИРИЖЕРА, который замечает ее состояние, и вдруг слышим, как посреди ноты голос ВЕРОНИКИ срывается. Встревоженный ДИРИЖЕР хмурится и слегка подается в ее сторону; но это длится всего мгновенье, потому что КАМЕРА, все еще направленная на ДИРИЖЕРА, начинает падать – скользнув взглядом по залу и успевая увидеть, как МУЖЧИНА в первом ряду вскакивает со своего места. КАМЕРА падает и теперь видит только доски сцены, какую-то щепку или шляпку криво вбитого гвоздя. Слышно, как по очереди умолкают певцы, обрываются звуки флейты и других инструментов, еще две секунды играют несколько скрипок, потом и они замирают на середине такта. Мы слышим чьи-то шаги. В кадре появляется мужской ботинок; видно, как человек, которому он принадлежит, с трудом наклоняется.
(С этой сцены и до конца – все диалоги на французском.)
В темноте – город, которого мы не видели прежде. В странном свете различимы пустые улицы, крыши, дома. В глубине – едва заметная фигура пожилого элегантного мужчины в сером пальто с меховым воротником.
КАМЕРА отъезжает, и становится видна рама окна, стена, – мы в комнате. Нарастает чье-то учащенное дыхание. В темноте прямо перед нами угадываются две фигуры. Женская рука на выключателе лампы, щелчок, вспыхивает свет. Мы видим лицо ВЕРОНИК в последние мгновения любовной сцены. Вероятно, она немного иначе причесана, возможно, и выражение лица у нее немного другое, но ВЕРОНИК – вылитая ВЕРОНИКА. Парень, примерно ее возраста, откидывает голову. Они постепенно успокаиваются. СЕРЖ улыбается.
СЕРЖ. В последний раз мы виделись…
ВЕРОНИК. На выпускных.
ВЕРОНИК смотрит на часы, циферблат перевернут на внутреннюю сторону запястья.
СЕРЖ зевает.
СЕРЖ. Рано еще…
ВЕРОНИК. Пора.
ВЕРОНИК вдруг становится серьезной. СЕРЖ не сразу замечает перемену ее настроения.
СЕРЖ. Что случилось? Тебе грустно?
ВЕРОНИК. Нет. Или да. Не знаю почему. Вдруг. От какой-то жалости.
СЕРЖ. К кому?
ВЕРОНИК. Не знаю.
СЕРЖ. Расскажу тебе смешную историю…
ВЕРОНИК. Не надо.
Еще мгновение СЕРЖ смотрит на нее; поняв, что ВЕРОНИК действительно не хочет слушать смешной истории, встает и (за кадром) одевается, затем возвращается.
СЕРЖ. Все хорошо?
ВЕРОНИК кивает: да, все хорошо.
СЕРЖ. Я бы мог задержаться…
ВЕРОНИК. Нет… сколько прошло с выпускных?
СЕРЖ. Шесть лет… семь.
ВЕРОНИК. Встретимся через семь лет. Может, снова в поезде…
СЕРЖ с улыбкой целует ее, ВЕРОНИК отвечает ему улыбкой и с тем же выражением лица провожает взглядом, но, услышав, как закрылась дверь, переводит взгляд в нашу сторону и делается серьезной: она по-прежнему не понимает, чего ей сделалось жаль. ВЕРОНИК встает и выходит из кадра.
ВЕРОНИК спиной к нам под душем. Вода стекает по волосам. Пауза, шум воды; вдруг ВЕРОНИК стремительно оседает, выходя из кадра. КАМЕРА, чуть помедлив, отъезжает, мы видим ВЕРОНИК сидящую на краю ванны, подперев голову рукой.
КАМЕРА панорамирует вверх по свежевыкопанной земле с блестящими следами лопат и поднимается к светлому прямоугольнику неба в темной раме. Теперь понятно, что мы смотрим из глубокой ямы. Это должно сразу напомнить о съемках субъективной камерой в сцене концерта в филармонии. Слышны голоса, как будто издалека, плохо различимые. На мгновение на фоне неба появляется КСЕНДЗ с кропилом, мы видим лишь часть его фигуры, потом к КАМЕРЕ склоняется ОТЕЦ ВЕРОНИКИ, бросает горсть земли. Затем – другие лица, и другие руки делают то же самое: ТЕТЯ ВЕРОНИКИ, АНТЕК, ПЕСТРАЯ ЖЕНЩИНА; а потом комья земли, перекидываемой лопатами, один за другим мерно заполняют кадр. Темнота. Ритмичные звуки падающей земли становятся все глуше.
ВЕРОНИК, погруженная в свои мысли, идет по улице французского городка. На ней короткая зимняя куртка. Возможно, кое-где лежит снег, и узкие улочки старого центра уже начали украшать к Рождеству. Прохожий случайно толкает ВЕРОНИК, она роняет папку с нотами, которую несла под мышкой. Ноты рассыпаются по тротуару.