ВЕРОНИК, а у другой – ВЕРОНИКИ. Обе одеты в белые блузки, черные юбки и жакеты, как раз одежду сейчас и заканчивает делать АЛЕКСАНДР. Он улыбается ВЕРОНИК.
АЛЕКСАНДР. Скоро Рождество, и я хотел… Если тебе не понравится, просто напишу сказку. О певице…
ВЕРОНИК. Почему… Почему их две?
АЛЕКСАНДР смотрит на ВЕРОНИК. Возможно, он хотел бы сказать что-то еще, но говорит так.
АЛЕКСАНДР. Они пачкаются. Во время представлений я их трогаю, и они пачкаются, ломаются…
Мгновение оба молча разглядывают лежащие на столе фигурки. АЛЕКСАНДР поднимает одну, берет в руку трости, управляющие движениями марионеток, другой рукой обхватывает куклу сзади за шею. Как и в его спектакле, от каждого движения пальцев кукла оживает.
АЛЕКСАНДР. Спой…
ВЕРОНИК как будто не понимает.
ВЕРОНИК. Что?
АЛЕКСАНДР. Спой…
Он показывает пальцем, покачивает им легонько в такт музыке. ВЕРОНИК на мгновение задумывается. Видит куклу, которая, кажется, ждет, чтобы кто-то наконец дал ей шанс. ВЕРОНИК напевает сначала тихонько, а потом все громче, отчетливее. Ее голос звучит так же красиво, прозрачно, выразительно, своеобразно, как голос Вероники на краковском концерте. Она приближается к моменту, на котором тот концерт оборвался. В ее пении тоже возникает напряжение, голос дрожит. ВЕРОНИК проходит опасное место и уже спокойнее поет дальше – еще секунд десять.
Мы видим АЛЕКСАНДРА и ВЕРОНИК через окно. КАМЕРА поднимается вдоль стены дома к окну квартиры выше этажом. Там МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА показывает что-то в небе маленькому мальчику, сидящему у нее на руках. КАМЕРА перемещается в сторону, к окну еще одной квартиры. Комната пуста, в глубине горит у кровати маленькая лампа. В соседнем окне мы видим сидящую за столом СЕМЬЮ: ОТЕЦ что-то объясняет сидящей у него на коленях ДЕВОЧКЕ. Речь идет о чем-то очень маленьком, потому что оба низко склонились над столом. КАМЕРА поднимается выше, движется мимо окон, за которыми люди едят, смотрят телевизор, укладываются спать. Окон в кадре все больше, становятся видны соседние дома, улицы и весь в огнях многолюдный город. ЗАТЕМНЕНИЕ.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ТИТРЫ
От польской Вероники к французской ВероникРазговор с Юбером Ниогре и Мишелем Симаном
Апрель 1991 года (опубликован в журнале Positif в июне 1991 г.)
Перевод Олега Дормана
ИНТЕРВЬЮЕРЫ (далее – ИНТ.). Как после монументального “Декалога” вы перешли к следующему проекту – “Двойной жизни Вероники”?
К.К. Очень просто. Я подумал, что после такой серьезной и довольно утомительной работы хорошо бы сделать что-то камерное, что потребует меньше времени, чем “Декалог”. Легко, конечно, все равно не будет. Но, в общем, нужна небольшая, недорогая история, которую можно быстро снять. “Вероника” появилась из другого замысла, который я обдумывал несколько лет, но никак не мог довести до конца. И понял, что уже не смогу.
ИНТ. В чем он состоял?
К.К. Я хотел сделать фильм о человеке, который возвращается откуда-то. Потому что там так же невесело, как здесь. Это был бы очень пессимистический фильм. Как человек там оказался – не знаю.
ИНТ. И вы от этого замысла отказались?
К.К. Из него получилась “Вероника”. Фильм о двух жизнях: одна там, другая здесь, и обе одинаковы. Тот человек был мужчина, а не женщина, но это не имеет значения.
ИНТ. “Декалог” состоял из десяти фильмов. Новый во многом похож на них и мог бы стать еще одной частью “Декалога”.
К.К. Вы правы. Он мог бы стать историей из “Декалога”, только рассказанной чуть иначе, чем другие. Разница в способе повествования и еще, пожалуй, в драматургии, в развитии действия. В новом фильме почти никакого действия нет – и это не значит, что его будет больше в следующем.
ИНТ. Не могли бы вы подробнее рассказать об отличиях “Вероники” от “Декалога”?
К.К. Это история более оптимистичная, солнечная, светлая. Характер героини в обеих частях ясен; перед ней не стоит никаких проблем. Нам любопытно, чего же она хочет, ведь у нее все есть. В ее жизни не бушуют бури, она талантлива, – правда, не вполне здорова, но заболевание поддается лечению. Чего же ей еще? Что не дает ей покоя? Что такое нашептывает ей интуиция? Про героев “Декалога” таких вопросов не возникает. Каждый из них столкнулся с трудной проблемой и должен справиться; Вероника ни с чем справляться не должна. Отсюда другой стиль повествования. Оно медленнее, связано в большой степени с переживаниями героини. А кроме того, в фильме использовано два способа повествования, что в какой-то мере сказалось на драматургии. Польская часть – быстрее, более фрагментарна, не привязана к ходу времени. Мы не знаем, как быстро сложилась певческая карьера Вероники – за месяц или за год. Вторая часть, французская, – равномернее, медленнее. Мы могли бы легко подсчитать, сколько времени занимают события. Зритель о таких подробностях не беспокоится, но для меня время очень важно. То, что я называю повествованием, манерой рассказа – связано с временем. Камера, монтаж, актеры, музыка – это и есть повествование в кино, это и есть способ рассказать историю.
ИНТ. Вы сказали, “Вероника” – фильм более оптимистичный, более светлый, чем предыдущие. Связано ли это с обстоятельствами вашей собственной жизни или с какими-то переменами вокруг?
К.К. В моей жизни ничего не изменилось – думаю, я стал еще мрачнее. Но я понял, что невозможно все время рассказывать мрачные истории – нужно найти что-то легкое.
ИНТ. Фильм заканчивается прекрасной сценой, когда Вероник прикасается к стволу дерева – и в душе ее звучит музыка. Музыка возвращает ее к жизни, объединяет с польской Вероникой, душа которой тоже была полна музыки, а кроме того, этот миг говорит о ее связи с отцом. Сцена полна надежды.
К.К. Надежды умеренной, надежды, я бы сказал, осторожной, потому что не уверен, что из любви французской Вероник что-нибудь получится. Это та надежда, в которой мы нуждаемся, когда что-то утратили. Вероник в некоторой степени разочарована. Но жизнь продолжается, можно идти вперед, можно прикоснуться к чему-то надежному, прочному.
ИНТ. Первоначально фильм назывался “Хористка”, что указывало на ключевую роль музыки в фильме. Почему вы решили сделать фильм о музыке?
К.К. Мы сменили название, когда кто-то сказал “о нет, только не еще один польский католический фильм”. Нам не хотелось, чтобы фильм так воспринимали. Кроме того, подчеркивать в названии роль музыки было, пожалуй, неправильно. У теперешнего названия много недостатков, но лучшего я придумать не смог.
ИНТ. И все же музыка играет в фильме важную роль?
К.К. Музыка стала играть важную роль благодаря нашей работе с композитором, сценарий этого не предполагал. Там, конечно, был концерт. И было много сцен, показывающих связь между героинями. Иногда очевидную, иногда менее очевидную. Все эти сцены мы сняли. По ходу монтажа я понял, что некоторые из них надо убрать, а другие изменить. В результате музыка стала очень важна. Прайснер сочинил замечательный концерт, мы записали его до съемок, чтобы снимать под фонограмму. Я подумал, что как-то стыдно использовать такую музыку всего раз.
ИНТ. И польская Вероника, и французская Вероник занимаются музыкой профессионально. Одна становится певицей, другая преподает музыку. Это было в сценарии. Это не возникло по ходу монтажа.
К.К. Тот факт, что обе связаны с музыкой, был в сценарии, да. Мы искали для героинь что-то ускользающее, прекрасное, волнующее – и требующее усилия, учитывая, что у обеих больное сердце. Идея пришла из девятого “Декалога”. Эта история существует там как побочная линия, не влияющая на развитие сюжета, но она мне нравилась, я подумал, что она может стать самостоятельной.
ИНТ. Вы говорили о времени. Музыка – временно2е искусство. Говорят, все искусства стремятся подражать ей, потому что музыка – чистая форма. Содержание и форма в музыке – одно и то же. Какие у вас отношения с музыкой?
К.К. У меня нет слуха. Я не слушаю музыку, разве что иногда в машине, всякие дурацкие песенки. Не хожу на концерты.
ИНТ. Вы знали, какого рода музыка вам нужна, или предоставили композитору полную свободу?
К.К. У меня, конечно, имелись кое-какие пожелания, но в остальном композитор был совершенно свободен. А я вмешивался с деликатностью слона в посудной лавке. Что-то просил изменить, иногда даже заменить инструменты, потому что некоторые мне не нравятся. Мне нужен был концерт, требующий от исполнителей отдачи, драматический по содержанию и, прежде всего, не современный, а напоминающий музыку 17–18 века. Думаю, Прайснеру это удалось, вещь получилась в старинном духе, но с некоторыми очень современными элементами. У меня было еще условие: чтобы мелодию можно было напеть – даже мне, у которого ни голоса, ни слуха.
ИНТ. Отношения Вероник (Ирен Жакоб) и Александра (Филип Вольтер) начинаются при помощи аудиокассет: она расшифровывает его звуковые послания. Как сочинялись эти звуковые композиции?
К.К. Однажды ночью он звонит ей и дает послушать фрагмент этой музыки. Она не знает, кто звонит, но видела через окно, как он складывал реквизит в фургон. Поэтому мы понимаем, что она может предположить, что это он. Сцена с кассетой сложилась довольно поздно. Звуки собирались по большей части в монтажной, и по ходу монтажа определялось, где еще использовать музыку. Это не было записано в сценарии. Музыка должна, само собой, указывать на связь с польской Вероникой. Мне было важно дать понять, что польская Вероника продолжает как-то, каким-то образом присутствовать во французской части и что она говорит: “Не пой, занимайся чем-то другим, даже если это не обещает успеха”. И для этого мы вводим музыку. Потому что мы не знаем, что означает шнурок. Может, его прислал какой-то другой парень. Может, есть кто-то другой, а может, прислал тот же. Неизвестно. Шнурок приводит ее домой к Катрин, там она спрашивает про кукольника. И в результате кое-что узнает. Постепенно, шаг за шагом. Трудно назвать это развитием действия в прямом смысле слова.