ЖЮЛИ падает на остановившуюся машину: теперь она полулежит на багажнике. ОЛИВЬЕ выходит, помогает ей встать. ЖЮЛИ выпрямляется: ничего не случилось, она только запыхалась от бега.
ОЛИВЬЕ. Я вас не заметил… Простите.
ЖЮЛИ. Вы не должны этого делать.
ОЛИВЬЕ. Я вас не видел…
ЖЮЛИ резко его перебивает.
ЖЮЛИ. Я не о машине. О концерте. Вы собираетесь завершить концерт Патрика.
ОЛИВЬЕ. Я решил попробовать… Хотите поговорить спокойно?
ЖЮЛИ. Я хочу, чтобы вы отказались. Это будет не то…
Она отворачивается, прячет слезы. ОЛИВЬЕ протягивает ей платок. ЖЮЛИ беспомощно берет платок и прикладывает к глазам.
ОЛИВЬЕ. Я вам скажу, почему согласился попробовать. Только попробовать – не знаю, получится ли у меня. Это был единственный способ… так я подумал… единственный способ заставить вас чего-то хотеть. Или не хотеть. Чего угодно. Чтобы вы бежали. Чтобы плакали. Чтобы догоняли мою машину.
ЖЮЛИ отрывает платок от глаз, зло смотрит на ОЛИВЬЕ.
ЖЮЛИ. Это нечестно.
ОЛИВЬЕ. Согласен. Но вы не оставили мне выбора.
ЖЮЛИ несколько раз медленно кивает: это правда.
ОЛИВЬЕ. Хотите посмотреть, что я сделал? Я уже начал.
ЖЮЛИ. Да.
ОЛИВЬЕ играет на рояле. ЖЮЛИстоит, опершись на инструмент и закрыв глаза. Касается пальцем цветной копии той партитуры, которую когда-то уничтожила. Пометки, сделанные синим фломастером, такие же, как в оригинале – яркие, четкие. Фрагмент, который играет ОЛИВЬЕ, – это двадцать – тридцать секунд хорошей музыки. ОЛИВЬЕ заканчивает и вопросительно смотрит на ЖЮЛИ. ЖЮЛИ открывает глаза, трудно сказать, только ли о музыке она думает.
ЖЮЛИ. Вы внимательно это прочитали?
ЖЮЛИ показывает на лежащую на рояле копию партитуры Патрика.
ОЛИВЬЕ. Десятки раз.
ЖЮЛИ. Я скажу вам, в чем был замысел. В небывалом масштабе. Вы стоите на площади Этуаль. Перед вами оркестр, тысяча человек, хоры и одиннадцать огромных телеэкранов высотой с пятиэтажный дом. На каждом из этих экранов тысяча музыкантов: в Берлине, Лондоне, Брюсселе, Риме или Мадриде…
ОЛИВЬЕ. Я знаю. Патрик мне рассказывал не один раз.
ЖЮЛИ. Да, вы знаете… Чтобы такой концерт получился, музыка должна поднимать слушателей над землей – на несколько сантиметров. Или даже выше. Представьте себе: двенадцать тысяч музыкантов ждут вашего знака. Повсюду толпы. Вы взмахиваете палочкой, и музыка начинает звучать одновременно во всех городах…
ОЛИВЬЕ. Хор в Афинах.
ЖЮЛИ. Да…
ОЛИВЬЕ. Вы знаете, чтo2 должен был петь этот хор?
ЖЮЛИ улыбается, удивленная, что ОЛИВЬЕ этого не знает. Она озирается и подходит к большому книжному шкафу.
ЖЮЛИ. Я думала, он все вам рассказал.
Книга, которую она ищет, в темном переплете, обнаруживается на нижней полке. ЖЮЛИ листает ее, находит нужную страницу и ставит перед ОЛИВЬЕ.
ЖЮЛИ. По-гречески, конечно. Немного другой ритм.
ОЛИВЬЕ, читая по книге несколько строк, тихонько играет на рояле. Лицо его проясняется. Он несколько раз повторяет музыкальную фразу, бормоча непонятные слова, и под впечатлением этого открытия поднимает глаза на ЖЮЛИ. ЖЮЛИ смотрит на него отсутствующим взглядом.
ОЛИВЬЕ. Жюли…
ЖЮЛИ приходит в себя. Лицо у нее мрачнеет.
ЖЮЛИ. Что это была за девушка?
ОЛИВЬЕ. Какая девушка?
ЖЮЛИ. Девушка на фотографиях в телепередаче. Стояла рядом с Патриком.
ОЛИВЬЕ, которого вопрос застал врасплох, отворачивается. ЖЮЛИ обходит рояль и наклоняется к ОЛИВЬЕ.
ЖЮЛИ. Я узнаю. Это несложно.
ОЛИВЬЕ. Вы не знали о ней?
ЖЮЛИ. Нет.
ОЛИВЬЕ встает из-за рояля, делает несколько шагов, останавливается у окна.
ОЛИВЬЕ. Все знали…
ЖЮЛИ подходит к нему.
ЖЮЛИ. Просто скажите мне. Она была его подругой?
ОЛИВЬЕ. Да.
ЖЮЛИ. Давно?
ОЛИВЬЕ. Несколько лет.
Подтверждается то, что ЖЮЛИ заподозрила, когда эти фотографии Патрика со светловолосой девушкой мелькнули на экране.
ЖЮЛИ. Кто она? Где живет?
ОЛИВЬЕ медлит, но понимает, что ответить придется.
ОЛИВЬЕ. Где-то на Монпарнасе. Они часто встречались во Дворце правосудия. Она адвокат, точнее, стажируется в адвокатуре. Что вы намерены сделать?
ЖЮЛИ улыбается, она хочет улыбнуться беззаботно, но у нее не очень получается.
ЖЮЛИ. Познакомиться с ней.
ЖЮЛИ взбегает по широким ступеням Дворца правосудия. Останавливается на верхней ступеньке и смотрит вниз. Народу много. ЖЮЛИ внимательно, изучающе вглядывается в лица людей, идущих вниз и вверх по лестнице. Отходит на несколько шагов, чтобы лучше видеть. Потом, очевидно, отказывается от своей идеи и входит внутрь.
ЖЮЛИ, внимательно вглядываясь в каждого встречного, как до того на лестнице, пересекает огромный вестибюль Дворца правосудия. Она здесь впервые. Заметив стрелку, указывающую направление к бару, идет в ту сторону.
ЖЮЛИ проходит через бар. Довольно бесцеремонно заглядывает в лица сидящим за столиками. Подходит к стойке.
ЖЮЛИ. Можно пачку “Мальборо”?
Официантка скрывается в подсобке. ЖЮЛИ еще раз осматривает лица посетителей. Забирает у официантки сигареты и, не глядя, протягивает ей мелочь.
ЖЮЛИ закуривает на перекрестке двух широких коридоров с десятками дверей, ведущих в залы суда. Это хороший наблюдательный пункт. Видимо, ЖЮЛИ когда-то курила, потому что сейчас делает это умело и с удовольствием. Пользуясь тем, что здесь стоит пепельница, наблюдает за обоими коридорами. Ненадолго ее внимание привлекает нервно спешащий по коридору молодой мужчина в длинноватых брюках. Вид у него потерянный, и ЖЮЛИ на мгновение делается смешно. Это КАРОЛЬ – герой “Белого фильма”. Он быстро исчезает в глубине коридора. Через секунду там же, в конце коридора, ЖЮЛИ замечает молодую светловолосую женщину. Немедленно направляется в ту сторону. Выходит из-за поворота и видит САНДРИН, сидящую на скамейке у окна. Она сопровождает пожилого серьезного адвоката в мантии. Они разговаривают с молодой женщиной, видимо, их клиенткой, – это ДОМИНИК, одна из героинь “Белого фильма”. САНДРИН сидит спиной к ЖЮЛИ, которая, хотя и не видит ее лица, уверена, что нашла, кого искала. Трое встают и скрываются за дверью ближайшего зала. ЖЮЛИ, немного помедлив, подходит к двери. В списке назначенных на сегодня заседаний находит фамилии сторон и адвокатов. Среди них – фамилия САНДРИН. ЖЮЛИ тихонько открывает дверь и входит в зал.
ЖЮЛИ садится в последнем ряду и наблюдает за САНДРИН. Показания дает КАРОЛЬ. Он явно взволнован, говорит на повышенных тонах.
КАРОЛЬ (по-польски). Какое же это равенство? Из-за того, что я не говорю по-французски, суд не желает выслушать мои аргументы?
ПЕРЕВОДЧИК монотонно переводит его слова на французский. СУДЬЯ внимательно разглядывает КАРОЛЯ. Впрочем, мы успеваем увидеть лишь маленький фрагмент процесса, с точки зрения ЖЮЛИ. Наше внимание сосредоточено на САНДРИН, которая обменивается короткими замечаниями со своим шефом и делает пометки. ЖЮЛИ выходит из зала.
(Внимание: сцены во Дворце правосудия описаны слишком подробно. Это связано с необходимостью представить персонажей и ситуации, важные для “Белого фильма”, – сами же сцены должны быть короткими, лаконичными, не сбивающими ритм.)
ЖЮЛИ идет следом за САНДРИН, ее шефом и еще двумя людьми, видимо, их знакомыми. С дистанции в десяток шагов ЖЮЛИ замечает, что походка у САНДРИН тяжелая. Вся компания исчезает в дверях ресторана неподалеку от Дворца правосудия. ЖЮЛИ тоже заходит.
В этот час в ресторане полно народу. ЖЮЛИ находит место в нескольких столиках от САНДРИН, садится и снова закуривает. САНДРИН громко смеется над какой-то шуткой пожилого адвоката. ЖЮЛИ слегка морщится. САНДРИН, все еще смеясь, протискивается между посетителями и идет в туалет. ЖЮЛИ, не задумываясь, встает и идет следом.
В просторном туалете возле одного из зеркал стоит ЖЮЛИ с сигаретой во рту. Она ждет. САНДРИН выходит из кабинки, и только тут ЖЮЛИ замечает, что САНДРИН на последних месяцах беременности. САНДРИН ополаскивает под краном руки, отряхивает, не подходя к сушилке, направляется к двери.
ЖЮЛИ. Минуточку.
Удивленная Сандрин останавливается.
САНДРИН. Да?
ЖЮЛИ, глядя САНДРИН в глаза, манит ее пальцем, и та, по-прежнему удивленная, подходит ближе.
САНДРИН. Да…
ЖЮЛИ. Вы были любовницей моего мужа.
САНДРИН внимательно смотрит на ЖЮЛИ; теперь она ее узнала. Улыбается.
САНДРИН. Да.
САНДРИН говорит это так просто, что напряжение между ними исчезает.
ЖЮЛИ. Я об этом не знала. Только сейчас…
САНДРИН. Жаль. Теперь вы будете ненавидеть его и меня.