О себе — страница 84 из 106

Далее идет кухня совсем в другой квартире. В этой кухне, загроможденной джазовыми инструментами, три юнца, тихонечко импровизируют некую мелодию. Двое – очень высокие, гнутые, с прекрасными длинными волосами. Третий – тоже длинноволос, но маленький – Маленький джазист с подпрыгивающей походкой, нервно сгрызающий свои ногти. Маленький джазист – хозяин на кухне, он руководит двумя высокими.

Рядом с кухней – ванная в Его квартире (а точнее, как положено в малогабаритных квартирах, – совмещенный санузел). Перед зеркалом с электробритвой стоит Он. Ему тоже «за тридцать». Он молча стоит с жужжащей электробритвой, разглядывая свое отражение в зеркале.

И наконец, последняя пустая комната, погруженная в темноту. Вся ее мебель – стол и два стула – почему-то сдвинута в угол и уложена на кровать. Это нагромождение покрыто автомобильным брезентом – и есть что-то ужасное в этой бесформенной куче.

Такова эта странная малогабаритная «квартира», составленная из разных помещений, соединенных на одной сцене.

Рядом с этой «квартирой» угол лестничной клетки и телефон-автомат на стене.

Когда начинается действие:

Он в ванной стоит перед зеркалом с электробритвой, а джазисты в кухне тихонечко играют.

Ее мать в своей комнате сняла телефонную трубку. Не стала набирать номер, а расхаживает, в задумчивости, с телефонной трубкой в руках (споткнулась о шнур: «Ах черт!»), а ее Подруга в своей комнате пытается дозвониться Ее матери, в нетерпении вскочила и тоже споткнулась о шнур телефона («Ах черт!»).

Она в своей комнате, по очереди ударившись о стол («Ах черт!») и об угол кровати («Черт!»), улеглась наконец животом на тахту и успокоилась. Потом как-то сладко долго потянулась и, изгибаясь всем телом, жмурясь в потоке солнца, медленно стаскивает с себя балахончик, будто сдирает кожу, и стоит полуголая в бешеном потоке солнца. Потом плюхнулась на кресло-кровать, включила магнитофон (щелчок).

В это время ее мать – все так же с телефонной трубкой в руках – подошла к ее двери, толкнула – но дверь заперта. Мать стучит. Она не двигается.

Мать . Оглохла?! (Стучит.) Она (не обращая ни малейшего внимания, шепчет в микрофон). Каждое утро, проснувшись, я ощущаю ваши губы с такой физической реальностью, что становлюсь безумной. И со всей силой этого безумия говорю вам: я вас люблю.

Мать колотит в дверь. Одновременно, будто по сигналу, начинается стук во все двери. В ванной, где Он по-прежнему стоит у зеркала, стук в дверь и голос его жены.

Голос его жены. В доме – ничего! Ты не СХОДИЛ даже за нарзаном… А люди придут в гости! Что ты молчишь?

Он . Я думаю.

Голос его жены . О Боже! О чем?! О чем?!

Он молча укладывает электробритву в футляр и выходит из ванной. Одновременно стучат в дверь кухни, где играют джазисты, и старческий голос кричит из-за двери: «Котик! Семь часов! Ты просил сказать, когда будет семь!» И тогда Маленький джазист складывает инструменты и уходит, а двое других, будто не замечая его ухода, будто в наркотическом опьянении – продолжают мелодию. В это же время Подруга, в очередной раз тщетно набрав номер матери, в бессильной ярости колотит в собственную дверь. Наконец общий стук внезапно прекращается, и только Ее мать продолжает тщетно барабанить в ее дверь. Она спокойно взглянула на часы, надела байковую кофточку, джинсы, поролоновую куртку и как-то сонно открывает дверь и глядит на Мать с телефонной трубкой в руках. Усмехнулась. Мать поняла ее взгляд и торопливо, неловко положила телефонную трубку на ковер.

Мать . В куртке будет холодно. Поддень кофту.

Она . В кофте будет жарко.

Мать . Милая, у тебя скоро экзамены… Без кофты не пойдешь.

Она . Хорошо, я понесу кофту в руках.

Мать . Это твое дело. Привет Эрике. Кстати, почему Эрика никогда к нам не зайдет?

Она молча и по-прежнему сонно смотрит на мать. Мать, видимо, привыкла не получать ответов, поэтому безостановочно продолжает спрашивать.

Когда ты вернешься?

Она . Не знаю. Я сначала пойду в парикмахерскую.

Мать . В какую парикмахерскую?! Ты собиралась к Эрике.

Она . Сначала я пойду в парикмахерскую.

Мать . Милая, сегодня предпраздничная пятница и все…

Она ( бесстрастно ). «Сидят в парикмахерских…» Я знаю. Я прошу тебя: дай мне деньги на парикмахерскую.

Мать (будто осененная мыслью ). Как же я сразу не поняла! Ну, конечно! Ты пойдешь в парикмахерскую, чтобы проторчать там в очереди до вечера, да? А потом будет поздно идти к Эрике, да? И ты вернешься домой! Ты решила посмотреть, кто придет ко мне, да?

Она ( все так же без выражения). «Ты решила испортить мой единственный вечер». Нет. Я не вернусь домой рано. Подходит?

Мать . Это ты сможешь! Чтобы я сошла с ума от страха… ( Вдруг кричит.) Я не умею! Я не могу с тобой!

Она (миролюбиво). Что делать, ты молодая мать.

Мать . Да! Да! (Сразу переключаясь, легкомысленно – весело.) Знаешь, вчера мне один тип из третьего подъезда сказал, что когда мы с тобой идем по улице…

Она … То издали я выгляжу старше тебя.

Мать ( устало). Какая ты все-таки жуткая… (Подумав.) Ну что ж, я не хотела тебе говорить, но ты вынудила… Короче, утром ко мне пришла Надя… ну, девочка из третьего подъезда…

Она (торопливо). Мне неинтересно!.. Кто рылся у меня в столе?

Мать ( усмехнувшись). Так вот… Эта милая Надя… пришла, знаешь зачем?

Она . Мне нужны деньги на парикмахерскую!

Мать … Повидать твою кошку. Оказывается, ты ей рассказала, что у нас живет потрясающая кошка Каштанка, которая тебя страшно любит и ходит за тобой по улице не иначе как на задних лапах! На задних лапах!!

Она ( успокоившись) . И что ты ответила?

Мать . Правду. Что отродясь у нас не было никакой Каштанки, хотя иногда ты приносишь с улицы бродячих кошек… Но они от нас немедленно убегают! И не потому, что я плохо с ними обращаюсь, – а потому, что ты их попросту забываешь кормить! Ты ведь ко всему еще и ленивая! (Дает деньги.) А кот «на задних лапах» – это из «Мастера и Маргариты»? Да? Ты брала без разрешения мою книгу?

Она (сухо). А все-таки: кто же рылся на моем столе? Мать. На твоем письменном столе… который стоит пока в моем доме, я писала сегодня письмо. Можно?

Она . Поэтому я закрыла все ящики стола на ключ… чтобы в твоем доме кто-то случайно…

Мать . Иди. (Тихо-тихо.) Иди. (Орет.) Уходи! Она (усмехнулась). Не позвонил? ( Кивнув на телефонную трубку.) Сама позвонишь?

Мать дает ей пощечину.

(Весело.) Чао! Я пошла в парикмахерскую! (Уходит.)

Как только стукнула входная дверь, Мать тотчас поднимает брошенную трубку, набирает номер.

Мать . Привет, ты не звонил мне, а то я разговаривала по телефону? (Выслушивает ответ.) Понятно… Ну, как насчет «сегодня»? (Выслушивает ответ.) Конечно, свободна. Мы же договорились. (Выслушивает ответ.) Нет, ты же знаешь, в девять – это поздно, она возвращается. (Выслушивает ответ.) Ну ладно, тогда давай в понедельник. Кстати, с понедельника в «Ударнике» – Неделя французских фильмов. (Выслушивает ответ.) Ну если они такие ужасные – конечно, не стоит, я могу посмотреть и свои ужасные. До понедельника. Чао. Спокойной ночи…

В это время Подруга в очередной раз набрала номер – звонок в комнате матери.

Алло…

Подруга . Ну, знаешь! С кем ты столько болтала? С ним?

Мать . Приезжай.

Подруга . А разве… Он…

Мать . Нет!.. Сегодня у нас с тобой девичник.

Подруга . Еду. Я тебе такое расскажу – новый план жизни. Чао!

Хохочет, и Мать отчего-то тоже хохочет и вешает трубку. Подруга, напевая, энергично собирается в своей комнате… А джазисты тихонечко играют… В ванную входит О и. Когда Он открывает дверь ванной, становятся слышны громкие голоса гостей и музыка магнитофона (та же мелодия, которую играют джазисты). Он захлопывает дверь, садится на угол ванны и молча сидит. Но вновь открывается дверь, и в ванную просовывается веселое, пьяное лицо гостя. Это – Доктор.

Доктор . Ку-ку… Твоя просила меня тебя посмотреть. (Хохочет.) Твоя говорит, что ты плохо спишь. (Заливается.)

Он . Действительно, хорошая фраза – смешная.

Доктор (приоткрывая дверь ванной). Ты посмотри, как сидят наши жены. Представь, что ты их не знаешь, просто мы с тобою закадрили каких-то чувих и привели. Представил? Ну, какую ты выберешь? Ха-ха-ха! Я – свою.

Он (чуть подмигнул). И мою. Бери уж обеих.

Доктор (задыхаясь от припадка смеха) . И твою, и свою… (Поймал его взгляд, поспешно.) Твоя говорит, что ты просыпаешься каждый день в пять утра. Я ее спрашиваю, откуда ты знаешь, когда он просыпается, если сама наверняка храпишь в пять утра, как сурок. (Хохочет.) Но она требует, чтобы я тебя показал профессору. Я ей отвечаю: «Если ему надо показать профессора – я приведу… а если его – то уж лучше доктору. По крайней мере мы, доктора, хоть что-то понимаем». (Хохочет.) Распусти ремень. (Доктор сам распускает ему ремень.) Так – больно? Так?.. Дыши! Дыши, друг мой… глубже… мне даже не надо тебя осматривать, я могу сказать с ходу…

Он сбросил руку Доктора.

Ну, попижонь! Попижонь! Учти, я пьян, и поэтому говорю сейчас умные вещи: твое сердце оказалось банкротом. Оно не выдержало взятых тобой на себя обязательств. (Хохочет.) Как говорил мой отец: «Мы живем в эпоху, жестокую к сердцам». Тебе нужна чепуха: две недели в больнице. У вас отличная академическая больница.

Он (тихо-тихо). Какой же ты мерзавец.