(Как бы шутя, но с нетерпением.) И кого же сыграть?
Голос . Ее! Ее – которая в старости вспоминает всю свою жизнь.
Она (совсем нетерпеливо). Кого – ее? Совсем «ку-ку»?
Голос . Две женщины определили Федину жизнь… И обе дожили до глубокой старости. Одна – его юная жена, несравненная Анна Григорьевна! Лучшая из жен в российской литературе. «Этой отваги и верности перевелось ремесло – больше российской словесности так никогда не везло…» И другая – безумная страсть его через всю жизнь, сладчайшая мучительница Аполлинария Суслова… Ты найдешь ее во всех… моих… то есть Фединых романах: это она – Настасья Филипповна… она – Грушенька… И наконец, она… тут даже имя оставлено – Полина из «Игрока»… Книга, которую ты швырнула мне в голову! Ах, старуха… Как мне нужно, чтобы ты представила минувшее… И тогда… ( кричит) меня перестанет мучить по ночам неясность воспоминаний… и вызывать припадки!
Она . Как я поняла, вы хотите, чтобы я сыграла пьесу «Женщины Достоевского»?.. (Со смешком.) Но я никогда не слышала, что такая пьеса есть.
Голос (шепчет). Но будет… Я ведь гений…
Она . Значит, вы ее напишете? Под диваном?
Голос . А почему под диваном писать нельзя, а на диване – можно?.. Ах, старуха, в этой пьесе мне писать ничего не придется. (Шепчет.) Дневники есть… подлинные! Полиньки Сусловой и Анины – воспоминания… Их ты и сыграешь!
Она . А где мы возьмем здесь все эти дневники?
Голос . Со мной они, старуха! Всегда со мной… Под диваном лежат. Это – вечная моя… то есть Федина, привычка! Федя Достоевский всегда возил с собой свои любимые книги – Евангелие и «Дон Кихота». И я вот тоже! Воспоминания эти с собой всегда вожу; я из-за этих книг даже от любимого кота отказался… Я все в них наизусть знаю… Я многое помню (шепчет) до сих пор! Ну, согласна, что ли?
Она (не знает, как вести себя в этой странной, волнующей ее ситуации, и решает все обратить в шутку; кокетливо). Ни за что! Я не люблю играть пьесы с двумя главными женскими ролями!.. Ха-ха-ха!.. Знаете, когда я только поступила в театр, прежняя премьерша, на все роли которой я была назначена, встала в кулисе… И когда я проходила на сцену, она молча и больно щипала меня… У меня зад был просто голубой от синяков.
И хотя мой тогдашний муж умирал от ревности – я ее не выдала! Потому что я – такая же! Я – собственница! Я даже гримерше своей запрещала гримировать других актрис! Ха-ха-ха!
Голос (серьезно). В твоей пьесе будет только одна женская роль… Ты должна сыграть ту, на кого так похожа… (Кричит.) Красавицу! Аполлинарию Суслову!.. Ее дневники ты мне представишь!
Она . Ха-ха-ха!
Голос . Не надо смеяться… Не надо со мной как с сумасшедшим… ( Громким шепотом.) Ты ведь уже поняла, кто здесь, под диваном. (Замолчал. Потом почти жалобно.) Узнала? (Помолчав.) Это я – Федя…
Она (почти шепотом). Какой… Федя?
Голос (совсем тихо). Достоевский… Федя.
Она (стараясь смеяться). Ха-ха… (Замолчала. Потом, тихонечко кружась.) «Мы были на бале… на бале… на бале…»
Голос . «… И с бала нас прогнали! Прогнали по шеям!»
Внезапно Старая актриса замирает и опускается на пол.
Прошло несколько дней. Та же гостиная. Бородатый человек средних лет сидит на диване и глядит перед собой тяжелым, напряженным взглядом. Появляется Старая Актрисас книгами в руках. Она в изумлении глядит на странного субъекта, но тот будто не замечает ее. И вдруг Он начинает говорить – безостановочно и куда-то в пространство.
Он . Вы пришли навестить старого джентльмена под диваном? (Кричит.) Эй, старый клоун! Драчун! Эпилептик!.. Молчит!.. Ты будешь отвечать?.. Опять молчит! Может, окочурился? Говорят, неделю назад сюда пришла какая-то древняя раскрасавица с прелестным овалом лица…
Она . Я бы сказала – обвалом лица… Ха-ха-ха!
Он (будто не слыша). Ну, старый ловелас клюнул на ее антикварные прелести. А она возьми да грохнись в обморок. И на неделю исчезла… А он не выдержал разлуки – и, видать, предпринял путешествие по Пржевальскому… Хо-хо-хо!
Она . Ха-ха-ха! ( Изумленно.) Это… вы?!
Он . А это – вы… Самая пора прочесть стихи: «Я встретил вас, и все былое в отжившем сердце ожило…»
Она . Почему вы покинули ваше оригинальное гнездышко? (Передавая книги.) Спасибо за книги!
Он . Мегафон изъяли. А без мегафона трудно общаться с внешним миром… Человечество еще только приспосабливается к жизни под диваном… Пришлось вот лезть наверх – в толпу!
Она . Но вы – совсем молодой!.. Как вы очутились в этом доме?
Он . Пардон, старуха: этот дом – для (с ударением) инвалидов и престарелых. Я – эпилептик, то есть? Полноправный инвалид, член дома!.. А здорово ты грохнулась!.. Гляжу, кружится, как молодая коза, и – бац!
Она . Ну еще бы – узнать, что ты беседуешь с Достоевским! Если бы вам сообщили, что я – Вильям Шекспир или Сара Бернар?
Он . Я все равно не знаю, кто такая твоя Сара! (Хохочет.) Я про пивко все знаю!
Она . Но я-то знаю, кто такой Достоевский! И вот кружусь себе от восторга – ир-раз!! Я уже в этой… Ну?.. Черт!
Он (милостиво). В двадцать первой.
Она . Ну и что? Да, эти ужасные цифры – не моя стихия!
Он . А я обрадовался, когда ты шлепнулась: будет знать, ведьма, как терроризировать джентльменов под диванами! Ну а потом сменил гнев на милость и велел «мыслящей курице»: «Коли ведьма не окочурилась» – отдай ей «Дневник» мучительницы моей, раскрасавицы Аполлинарии Сусловой… чтобы старуха готовилась ее представить… и «Воспоминания» жены моей Анны Григорьевны… чтобы старуха все знала о той, кого я предпочел… чтобы поняла мой выбор.
Она . Спасибо. Ваши книги буквально поставили меня на ноги! Правда, меня несколько удивили дарственные надписи на этих книгах…
Он . А чего? Там написано: «Феде Достоевскому от его заочного дружка Льва Толстого». И еще: «Феде Достоевскому от Володи Высоцкого»… Понимаешь, старуха, мне стало так обидно, что твою книгу надписал Станиславский. И я все свои книги тоже надписал – любимыми именами… Рад, что книги пришлись тебе по сердцу и что ты горишь желанием представить мою Полину… О мучительный следок ее ноги! О Хлыстовская Богородица, о святая всех расстриг – Полина Суслова! Кстати, ты обратила внимание, ведьма, на подчеркнутые мною места?
Она . Ненавижу, когда портят книги!.. Но хочу отдать вам должное: вы все очень точно отметили… Получился готовый литературный монтаж – «Женщины Достоевского».
Он . Никак не хочешь сказать: «Твои женщины, Федя»… Тебя просто корежит, когда я произношу: «Мои», «Я»… Если бы ты знала, ведьма, каких духовных сил мне стоило понять, что я – это он. Кстати, ничего, что я зову тебя ведьмой?
Она . Меня так никто не называл… А я обожаю все впервые!
Он ( шепотом ). Все случилось со мной, когда я письмоносцем работал. Зашел я, как всегда, в пивбар после разноски… там мужик – рыжий-рыжий! Ну типичный маг! Надрались мы с ним по-черному. И вот тут он говорит: «Знаешь ли ты, Федя, что после смерти дух наш переселяется в других людей, или в животных, или в растительность?» И вот с того дня он поселился во мне: начал я все время думать – кем же я был до себя… Вот ты, к примеру, кем была, старуха?
Она . Я?.. Камышовым медведем… или пингвином… Ну, чем-то очень нелепым.
Он . Нет! Ты – раскрасавица. Ты была наверняка райской птичкой или, на худой конец, павлином… Прости, у меня привычка отвлекаться, как у всех психов… Короче, хожу по улицам и думаю, думаю: кем же ты был, Федя? Не сплю, не ем… так бы и помер… Но тут рыжий маг подсунул мне Федино сочинение – «Идиот». Читаю – матушки родимые! Идиот в кавычках – да в этом же вес! мой пафос! Хватаю Федину биографию! Он – Федя, я – тоже. У него – припадки, у меня – тоже! Я проклинаю свои грехи, но держусь за них, он – тоже! Я всегда требовал принять меня таким, как есть, – «черненьким», он – тоже! И так далее! Бегу к рыжему магу… «Претензия у тебя слишком серьезная, – говорит маг, – надо тебе устроить самопроверку. Если ты – это он, то должен быть гениален в каком-нибудь роде искусства». Я тут же хватаю карандаш – и пошел чесать!
Она . Что… пошли?
Он . Рисовать в смысле. И эту первую же картину маг продал за тыщу рублев интуристу. А я все не устаю проверять. Берусь за стихи – и…
Она . Гениально?
Он . Ну точно! Читаю их рыжему магу – и он говорит: «Как дважды два четыре, ты – это он!» Ну, тяпнули мы с ним на радостях… Только не осуждай меня, старуха.
Она . Ну что вы… Я бы сама назюзюкалась, узнай, что я – Достоевский!
Он . Смеешься… Трудно тебе поверить, старуха. Это потому что ты все умом. Ум – смерть веры… Ты сердцем поверить старайся… Ты представляешь, как я обрадовался… что ты воочию представишь мне мою Полину?.. Неужели все оживет, старуха? Неужели я перенесусь в прошлое?..
Она . Ха-ха-ха! Как все это очаровательно, нелепо… В этом что-то такое дикое… такое… Ну что только со мной может случиться!.. Кстати, почему вы решили, друг мой Федя, что я должна., представить… Суслову?
Он . Глупость спросила! Во-первых, вы с ней обе – раскрасавицы…
Она . Как? Я для вас красавица не только когда вы под диваном, но и на диване? Ха-ха-ха!.. А моя несколько… излишняя седина…
Он . Это Божья серебряная сетка на золотых волосах…
Она . А обвал лица, морщины…
Он . Я вижу только голубые глаза… сквозь зимнее окно в прожилках изморози… Итак, ты – истинная Полина: ты дожила до глубокой старости… И вот ты вспоминаешь… Возьми Полинину книгу…