Кроме этого номера я выучил Барри вальсировать и, гуляя с ним по Тверской, ради шутки, заходил в кафейную булочной Филиппова.
Здесь, проходя между пустыми мраморными столиками с еще неубранными чашками из-под кофе, я заставил Барри пуститься в пляс, и пес, кружась, смахивал своим пушистым хвостом со столиков посуду; при громких криках публики и официантов, я, смеясь, расплачивался за убыток и уходил из кофейной.
Громадная собака внушала гуляющим на Тверской некоторый страх; Барри всюду сторонились.
Раз, гуляя с моим четвероногим учеником, я наткнулся на следующую сцену, которая в настоящее время может показаться невероятной. Будочник, стоявший на посту, видя как от нас шарахается в сторону публика, подошел ко мне и грозно сказал:
— Проходите, проходите… Очистите панель… Ступайте по мостовой…
Я захотел пошутить над строгим блюстителем порядка и, в свою очередь, грозно крикнул:
— А знаешь ли ты, любезный, — что это за собака?
Старик опешил.
— Не могу знать, — ответил он, насторожившись.
— А ты грамотен?
— Так точно.
— Так смотри на ошейник и читай.
Будочник наклонился и прочитал по складам:
«Собака Барри, принадлежит его сиятельству князю Долгорукову». Он сразу неожиданно вытянулся во фронт и отдал честь собаке… Таковы были нравы, таково рабское подчинение и страх к начальству в то время.
Наконец, собака готова и я с нею в приемной у князя. У меня предварительный разговор с Викторовым. Викторов между прочим небрежно спрашивает:
— А сколько же вы рублей спросите у князя за собаку?
— Помилуйте, — отвечал я, — считаю этот вопрос слишком щепетильным, — с князя, я думаю, ничего.
— Тогда вы не увидите его больше никогда и потеряете дальнейшую работу.
— Но мне неудобно просить деньги…
— Подайте князю счет.
— Но у меня его нет.
— Садитесь и пишите. Я его вам буду диктовать.
Десять рублей за месяц жареная говядина, подстилка — 3 р., ванна — 6 рубл., мыло для ванны…
Я машинально писал, потом остановился и сказал:
— Позвольте, но ведь собака в ванне никогда не была.
— Не ваше дело, — отрезал Викторов, — я вам говорю, пишите. И так дальше: служащему за уход в месяц — 5 рубл., за устройство чучелы — 11 руб. и за дрессировку 65 руб. Итого — 100 рублей.
— Помилуйте, — взмолился я, — писать такой счет мне стыдно,
— Молчите, — раздался опять строгий голос Викторова, — 50 руб. вы возьмете себе, а остальные положите в этот стол.
И вот я у князя. Князь доволен.
— Сколько я вам должен? — спрашивает он.
— Помилуйте, я…
— Ну, дружба-дружбой, а деньги врозь.
С величайшим смущением, проклиная судьбу и помня грозный голос Викторова, я говорю едва внятно:
— У меня счет…
— Ну, так бы и сказал.
Я боязливо подаю счет, желая провалиться сквозь, землю. Князь, не глядя, подписывает его.
Внизу, из кассы канцелярии, я тотчас же получил деньги.
Второй собакой, полученной мною от князя, был Гювен, лапландской породы. Гювена привез доктор, который массировал князя в Лапландии.
Собаку пришлось дрессировать с большим трудом. Князь непременно хотел, чтобы Гювен, как в цирке, прыгал через палку, когда он будет ее держать в руке.
Мы, артисты, показываем этот номер в цирке так: берем в левую руку палку или обруч, ставим перед собакой, а правой рукой делаем знак собаке. Когда она прыгает, то мы «пассируем», т.-е. делаем вниз по воздуху полукруг, от этого получается особый эффект и облегчение животному.
Собаку выучить этому номеру легко, но как выучить старого неповоротливого губернатора «пассировать» по цирковому, — это была задача трудная, даже, быть может, совсем неисполнимая.
Я так ясно представлял себе расслабленную фигуру, которая, согнувшись, держит обеими руками палку и мямлить робким расслабленным голосом:
— Ну, собачка, прыгай, прыгай!..
А сам не видит, где находится собака.
Приняв все это в соображение, я придумал особую дрессировку для Гювена и добился того, что собака, где бы она ни видела протянутую поперек палку, тотчас же начинала через нее прыгать. Помню с моим учеником лапландцем такой забавный случай. Гуляю с, ним по Никитскому бульвару. Одна дама разговаривает с молодым человеком, стоя около дерева, и ковыряет машинально зонтиком древесную кору. Гювен увидел зонтик, протянутый поперек, вспомнил свою обязанность, бросился от меня и стал добросовестно прыгать через зонтик взад и вперед.
Дама, конечно, страшно перепугалась…
Я доканчивал обучение Гювена, согласно губернаторским, капризам: учил тушить лапой сигары и мечтал поскорей отделаться от моего ученика, получив деньги за дрессировку, в которых я очень в то время нуждался.
Скажу правду, нужда-нуждой, но скверная атмотфера губернаторской канцелярии успела развратить меня, и я готовился на этот раз закатить князю большой беззастенчивый счет, чтобы так или иначе наказать за губернаторские капризы.
Но судьба мне сулила с Гювеном иное…
Раз утром, проснувшись, я не нашел в своей квартире Гювена. Я бросился искать его по соседним дворам, заглядывал во все закаулки и, без всякого результата, голодный и измученный, поздно вечером возвратился домой. Все мои поиски и моих служащих были напрасны…
На следующий день я разослал моим товарищам срочные телеграммы, прося немедленно притти ко мне. Одиннадцать человек из молодежи, однолеток со мной, явились на экстренное совещание.
Узнав о моем горе, товарищи тотчас же вызвались мне помочь и отправиться на поиски пропавшей собаки. Они разбили город на части, распределили между собой кварталы и поклялись не щадить сил для поисков.
Искали добросовестно, спрашивали почти в каждом доме, натыкались на разные неприятные об'яснения и даже скандалы, но поисков не бросали. Все было напрасно. Собаки не находилось…
Я стал уже готовиться удирать из Москвы…
О пропаже губернаторской собаки узнали агенты полиции и дали знать Огареву.
Обер-полицеймейстер встретил меня в цирке, грозно нахмурив брови сказал:
— Отыщи, во что бы то ни стало собаку, иначе ты забудешь, как твоя фамилия.
По всем участкам были разосланы полицией циркуляры.
В то время как раз разразились студенческие беспорядки. Полиция вся была на ногах в этот тревожный день, телефоны то и дело звонили в участки и сообщали о том, что пропала губернаторская собака.
Я терял всякую надежду и для очистки совести продолжал поиски…
По привычке проходя по Грачевке, я зашел к собачникам (торговцам собак), зная, что часто к ним приводят чистокровных собак и что они их охотно покупают за гроши и отправляют в провинцию для продажи.
Я вошел в открытую калитку и, пройдя маленький дворик, заглянул в окно сарайчика, где выли собаки. Гювена между ними не было, но я все-таки зашел в комнаты продавца и, увидав его, стал рассказывать о моей пропаже, предлагая за собаку большое вознаграждение.
Собачник уверял, что такой собаки не видал,
— Подите, поглядите в сарае сами, — говорил он, — никакой лапландской собаки я и не видывал…
Я не пошел, я уже знал, что в сарае нет Гювена, но почему-то глядя на хитрое, продувное лицо собачника, я был уверен, что он знает, где мой лапландец.
— Коли хотите, — предложил мне собачник, — я, так и быть, пойду схожу к соседу, он ведь тоже псами торгует, может, у него ваша собака.
Я кивнул головой.
Он ушел, а я остался.
Как только собачник скрылся за дверью, я услышал глухой лай. Сердце мое тревожно забилось… Я приложил ухо к полу и стал слушать…
Мое искусство звукоподражания помогло мне. Я стал громко лаять по собачьему и в ответ услыхал из под пола глухой собачий лай.
Это открытие меня сильно взволновало. Я думал:
Гювен там внизу; необходимо во что бы то ни стало его найти.
Но вернулся собачник и заявил:
— У соседа сейчас нет ни одной собаки.
Заявив мне это, он ждал, что я уйду, но я не уходил, я сидел, обдумывая, что мне теперь делать.
Торговец старался всячески выпроводить меня из комнаты; наконец, я должен был уйти, когда он грубо сказал:
— Ну, прощенья просим, пора людям и покой дать. Идите себе, видите — вашей собаки здесь и не видывали.
Я ушел и бегом побежал к первому попавшемуся извозчику. Записав его номер, я сунул ему в руку наскоро написанную карандашем записку к приставу нашей части. Извозчик быстро покатил, а я пошел обратно к собачнику.
Я боялся, что он может запрятать краденых собак в другое место.
Собачник встретил меня враждебно:
— Чего вам надо? Сказано ведь вам насчет собаки, а вы опять лезете…
— Видите, у меня пропала собака и я хотел вас спросить, где я могу достать похожую…
— А я почем знаю? Других пород найдешь, а лапландской такой я отродясь не видывал…
— Но, может быть, вы возьметесь поискать мою собаку.
— Да что я сыщик, что ли?
— Видите, за одного лапландца я бы мог вам доставить несколько других. Я имею возможность, у меня даже сейчас есть чудный санбернар… Есть несколько сетеров… Пудель…
Я лгал ему, сочинял разные небылицы, все для того, чтобы выгадать время, а сам все прислушивался, не слышно ли на мостовой стука колес.
Он смотрел хмуро и почти не отвечал, но вдруг повернулся ко мне круто и почти закричал:
— Да чего ты толкуешь мне по пусту! Врет-врет; сказано: ступай. Мне с тобой толковать недосуг.
Он подошел ко мне вплотную, схватив меня за руку и грубо закричал:
— Ну, ты убирайся. Чего, ночевать здесь задумал? Уходи!
Вдруг я услышал отдаленный звук дрожек, и через несколько минут в квартиру собачника ввалился квартальный надзиратель в сопровождении трех будочников.
Собачник растерялся…
Собака Гювен здесь, — заявил я вошедшему квартальному надзирателю, — она в этой комнате, я сам слышал ее лай.
Собачник стал клясться и уверять:
— Мальчишка все врет, он с ума сошел… Привязался и не уходит… Извольте посмотреть в сарае, там нет вашей собаки… я…