тношение к нему.
— Леди Адри, — заговорила Императрица вкрадчиво. — Знаем, вы всегда задавались вопросом: почему мы столь доверяем лорду Саннару. Ранее мы не могли открыть вам этих обстоятельств, но теперь… верны ли слухи, утверждающие, что родовые драгоценности лорда подарены вашей дочери?
Ненавижу Оракула.
— Это правда, — лгать в глаза Императрице я не смела.
— Таким образом, мы можем обсуждать с вами этот вопрос. Скажите, леди Адри, вы помните шпиона, носившего во времена войны Наследников кодовое имя Луи?
— Разумеется, — надеюсь, голос мой прозвучал не слишком сухо. Мой друг Луи… я не смогла бы его забыть. Наш шпион в стане колдунов, один из секретарей Первого Круга, которому наша сторона обязана победой, а я — жизнью. Мы не виделись лично, лишь переписывались, и я успела искренне привязаться к Луи. Он умер за каких-то пару дней до окончания войны, и это по сей день казалось мне ужасной несправедливостью. И одним из самых больших сожалений.
Минуточку…
— Почему вы упомянули Луи, Ваше Величество?
Пожалуйста, нет.
— Ай-ай, леди Адри, вы ведь и сами уже всё поняли, не так ли? Шпион, работавший под именем Луи, никогда не был секретарём. Он был Замыкающим.
Мне показалось, что Императорский дворец обрушился — и, как водится, прямиком мне на голову.
Я смотрела на Императрицу, но видела перед собой пылающее поместье. Тогда лорд Саннар знал, что обречён: я, некогда танцевавшая с ним девчушка, сгоревшая тут на костре, вернулась из мёртвых, дабы сжечь всё, что было дорого ему. К тому моменту восстание изменённых захлестнуло уже все западные и южные провинции; я, носившая прозвище Леди Зеркало, была одним из лидеров.
Мы с союзниками ворвались дом Саннара, загнали его, как дичь, но убить колдуна жаждала лично я.
Он ждал меня в лаборатории.
— Леди Зеркало, как я понимаю, — сказал он светским тоном. — Вот как вас ныне зовут… я подозревал, но не верил до конца. Ни в то, что вы разумны, ни в то, что вы вернулись. Поздравляю, моя леди: с вами связано неприлично много моих роковых ошибок. Впрочем, начнём с начала и обойдёмся без псевдонимов. Хороший вечер, леди Адри! Каково оно — снова оказаться здесь?
— Радостно, — сказала я, полная жажды мести. — Сегодня сила на моей стороне, лорд.
— Значит, в этот раз без танцев? Жаль.
— Танцы с вами для меня плохо кончаются, — отрезала я. — Я обычно умираю. Кто знает, воскресит ли Мастер-Танцующий меня на этот раз? Но придётся рискнуть и станцевать: никому другому я вас не отдам. Слишком уж ненавижу.
— Вы так интимно об этом говорите, — усмехнулся он. — Мне нравится. Я тоже ненавижу вас, моя леди. Танцевать — так танцевать?
Тогда мы сошлись в битве. Колдун не собирался продавать свою жизнь задёшево, я не собиралась отступать. Мы сравняли поместье с землёй, и я была смертельно ранена, но вырвала его сердце.
Отомстив, я умирала счастливой и была уверена, что на этот раз всё закончилось.
Мы возродились, как это водится у нам подобных, на сорок четвёртый день. Я вернулась в ряды повстанцев; лорд Саннар стал Замыкающим Первого Круга.
А через три дня я получила первое письмо от своего друга Луи.
14
— Я тебя ненавижу, — сообщила я с порога.
Лорд Саннар, восседавший на облезлом тюремном стуле так, будто оный был троном, насмешливо приподнял бровь.
— Не то чтобы информация первой свежести, — сказал он. — Но рад, что в реальности мы перешли на ты. Это серьёзный шаг.
Скотина. Я честно не знала, чего хочу больше — ударить его или поцеловать.
— Ты спала хоть немного? — уточнил он меж тем участливо. — Выглядишь усталой, а тебе нельзя переутомляться.
— Спасибо за заботу, — прошипела я, чувствуя, как клокочет всё внутри. — Но ты и сам знаешь, мне не обязательно спать. Я просто в шоке. Столько всего случилось… Луи, опять же, воскрес. Даже не знаю, куда в этом году нести его любимые белые розы. Подскажешь?
— Можешь отдать сразу мне, — вздохнул этот безумный колдун. — Я всё равно привык их забирать.
Мне хотелось заорать, выругаться и разбить ему лицо в кровь. Вместо этого я устало опустилась прямо на пол и тихо признала:
— Знаешь, раньше я скептически относилась к идее касаемо того, что колдуны сходят с ума, если живут слишком долго. Опять же, в среднем для вашей братии триста — это не возраст. Но ты ведь спятил, знаешь?
— Что я знаю, — вздохнул он. — Так это то, что тебе не стоит сидеть на холодном.
Повинуясь мановению его руки, я слегка поднялась в воздух.
— Ты можешь колдовать в императорской тюрьме? — просто день сюрпризов.
— Слегка, — сказал он безмятежно. — Пришлось подстраховаться, когда её зачаровывал — ещё жизнь назад. Никогда не знаешь, когда тебя арестуют. Касаемо же моего предполагаемого безумия… Как я понимаю, Её Величество воспользовалась лазейкой в нашем договоре и рассказала тебе о Луи? Жаль.
— Зачем?! — воскликнула я. — Зачем это всё?!
— Тебе полную версию или краткую?
— Обе. И искренне надеюсь, что они не включают в себя романтические бредни о вечной любви и дешёвый пафос.
— Мне будет сложно обойтись совсем без этих составляющих, — усмехнулся он. — Но, видит Мать, я постараюсь. Тем более что по сути ты права: дело не только в любви, разумеется. Изначально дело в ошибке, которую я не мог себе простить.
Я прищурилась.
— Моя первая смерть?
— Именно. Разумеется, тогда о любви между нами не шло речи ни с одной из сторон: это было незрелое, детское чувство. Подумать только: глупые подсматривания, придуманные образы друг друга — обычная отдушина для пары нелюдимых детей. А всё же, именно такие, незрелые и подростковые эмоции зачастую оставляют самый глубокий след. Это чувство могло превратиться во что-то большее, могло, как во многих случаях, уйти без следа, но я сжёг тебя в магическом пламени, и рана эта углубилась и загноилась. Опережая твоё возмущение, понимаю, что в данной ситуации пострадавшая сторона — ты…
— Да ладно, — я поморщилась. — Себе-то не лги. Мы были детьми и пострадали оба, просто по-разному. Но тогда у меня не было ни шанса посмотреть на это с другой стороны.
Он хмыкнул.
— Возможно, даже наверняка. В любом случае, теперь-то кристально ясно, почему Чистильщики хотели, чтобы тебя убил лично я: это поистине отличный способ сломать психику в нужном направлении. Во-первых, я почувствовал себя их помощником и сообщником, что не позволяло противопоставить им себя. Во-вторых, существовал определённый шанс, что некто на моём месте, обладай соответствующими задатками, начал бы получать от таких зрелищ удовольствие, сексуальное в том числе. Таких особей потом даже идеологией накачивать не нужно, достаточно дать повод… В-третьих, юноши в таком возрасте не любят признавать свои ошибки. Они готовы сжечь мир дотла, чтобы доказать, что были правы, что правда на их стороне — какой бы эта сторона ни была.
Я понимающе кивнула. Да, всё это так — и актуально во все времена. Увы.
— В любом случае, серьёзно просчитались они в одном: я уже тогда был могущественным колдуном. Юным, идеалистичным, в чём-то ещё по-детски слабовольным, но уже привыкшим справляться с тёмной магией высшего порядка. А значит, в любых обстоятельствах цепляться за себя, сопротивляться внушениям и докапываться до истины. Этим я, собственно, и занялся — захотел понять, ради чего на самом деле убил тебя. Тогда у меня было смешанное отношение к изменённым, но ещё отнюдь не лояльное: ваши бесчинства уносили тысячи жизней. В том числе и мою.
— И ты решил стать Луи…
— Я тогда ещё не знал, кого предам, — усмехнулся он. — Склонялся к мысли, что приму сторону колдунов. Но возможность поиграть с тобой, прежде чем всё кончится — именно с тобой, моей убийцей — казалась притягательной.
Пожалуй, будь я на столетие моложе — возмутилась бы, а так — лишь понимающе усмехнулась и подумала, что мы с ним, всё же, безумны оба. Потому что мне его признание льстит.
— И что же заставило тебя изменить мнение?
— Жидкая Тьма, — сказал он просто. — Помнишь случай, когда её добавили в общий котёл на праздновании Темнейшего Дня? Когда ещё целый город был уничтожен сорвавшимися изменёнными? Я никогда не был великим моралистом, но Император, в идеологических целях стирающий с лица земли целые города, полные мирных жителей, не мог быть моим владыкой. От таких новостей любой бы задался вопросом: какие нападения изменённых были настоящими, а какие — всего лишь результатом принятия зелья? Опять же, тогда я в полной мере осознал, ради чего на самом деле тебя убил. И, можешь поверить, ответ мне не понравился. Никому не нравится быть слепым орудием, особенно — колдунам.
"Вообще никому", — отметила я про себя. — "Но мы — слепое орудие всегда, так или иначе".
Вслух ничего не сказала — слишком уж интересные вещи рассказывал колдун.
— Дальше всё достаточно просто, — продолжил он. — Ты и сама наверняка понимаешь, нет смысла озвучивать. Но я всё же скажу: если бы колдуны узнали, кем был Луи, я окончательно стал бы предателем и изгоем и для тех, и для этих. Нет, итог для таких шпионов один и на все времена — Луи должен был умереть, героически сражаясь за победу. А подлый лорд Саннар — вернуться в Круг, сбежав с тонущего корабля и коварно выторговав себе у новой власти как можно больше преференций. Такое поведение знать поняла и поддержала бы.
— Это можешь не объяснять, — усмехнулась я. — Всё же, не первый день общаюсь с родовитыми колдовскими семействами. Но почему ты не сказал мне? Или это своего рода маленькая месть? Ещё один друг, которого я не сумела спасти в той войне. Так?
— Нет, — усмехнулся Саннар. — Коль уж мы тут говорим откровенно… К тому моменту моя подростковая влюблённость, юношеская ненависть, тайные желания, восхищение достойным противником и сладость игры в маски смешались накрепко в коктейль, который у людей принято звать любовью. Так и вышло, что я заболел тобой. А ты увлеклась Луи, но я прекрасно знал цену твоему увлечению: то, что ты простила бы бесталанному колдунишке-секретарю, не простила бы мне. Мне хотелось, чтобы ты меня любила — хотя бы как Луи. И ненавидела — как лорда Замыкающего. На большее я едва ли мог рассчитывать.