Села Валя в густых лопухах возле Васьки.
— Что ж говорить… — сказал он после недолгого молчания и покраснел так, точно его две недели подряд парили в бане. — Я, товарищ писатель Гайдар, учусь лучше их и на самокате езжу. Самокат мне подарил за учение дядя Николай, и я не виноват; а сторожиха наша неграмотная и даже ваших книжек не читала. Они меня туда-сюда неправильно… Пускай туда-сюда, тех, которые…
— Договаривай! — закричали из круга ребята.
— Договаривать нечего! — огрызнулся Васька. — Вас много, а я один, с вами разве договоришься!
— Так, — сказал Гайдар, — очень интересно. По чему же, Васька, их много, а ты один? Может быть, ты, Васька, и есть тот самый в районе последний единоличник, о котором мне вчера рассказывали?
Ребята засмеялись.
— Никакой я не единоличник! — нетерпеливо и ожесточенно сказал Васька. — Но почему я должен делать то, что им нравится, а мне нет? Толька приказал звену собрать дыни с бахчи у деда Архипа. Все пошли, а я нет. Там и без меня ребятам делать нечего. Так мне на линейке — бац! Выговор с предупреждением. От кого? От Тольки! А у Тольки тройки по арифметике, тоже мне командир выискался! Я планер строил, планер не дыня. Дед Архип планера и в глаза не видел.
— Значит, так и не пошел ты, Васька? — спросил Гайдар. — Ой, люди, люди! Скоро будет война, все пойдут вперед, а ты один, Васька, назад побежишь? Командир прикажет стрелять, а ты будешь картошку чистить?
— Война — дело другое, — буркнул Васька. — Я картошку чистить не буду.
— А если прикажут? — спросил Гайдар. — Кончится бой, замолчат пушки и пулеметы, сползутся в окоп голодные товарищи. Скажет командир: «А ну, пулеметчик Василий Федотычев, начисть картошки, свари похлебку боевым друзьям». А ты будешь галок считать или книжку читать, а товарищи голодные останутся?
— Картошку на войне кашевары чистят, — сказал Васька.
— Убили кашевара, — ответил Гайдар, — ранили лошадь, не подъехала кухня.
— У нас же никого тут не убили! — с отчаянием сказал Васька. — Что вы, товарищ Гайдар, говорите! Все вон сидят целые: отряд, командиры, а я все равно этих командиров выше…
— Запиши, — сказал мне Гайдар. — Вдобавок ко всему еще и черная гордость у Василия Федотычева. Высокий ты парень, Вася! Неужели всех выше?
— Выше, — упрямо сказал Васька. — У меня по всему кругу отлично, а у них?
— У них зато, Вася, по дружбе отлично, а у тебя плохо, — серьезно сказал Гайдар. — Великая служба — дружба, а ты ее на гордость променял. Один против всех, против народа идешь!
— Какой же они народ? — сказал Васька. — Ребята они — и все. Озоруют побольше, чем я.
— Отчаянный, стало быть, народ, — улыбнулся Гайдар, — твои товарищи. А про то, что ты, Васька, всех выше вырос и торчишь один, как пень, среди всего отряда, сказка есть…
Стояла на краю земли высокая гора, выше всех гор на свете. Выше Казбека в три раза, выше вашей горы в семьдесят шесть раз. На этой горе была пропасть камней и много каменных пропастей. А по камням через пропасти прыгал круторогий старый козел.
Седой бородой своей козел касался земли, а рогами цеплялся за звезды. Высоко прыгал козел и загордился не хуже тебя, Васька.
Забыл он, что когда-то родился маленьким козленком на этой же самой горе, забыл, что вырос на ней вместе с другими козлами, и решил поспорить с горой: кто из них выше.
Высекая копытами искры из камня, козел поднялся к вершине горы.
«Кто из нас выше, старуха?» — гордо спросил козел.
Медленно открыла гора свои каменные очи и взглянула на гордеца.
«Я, — ответила гора. — Я выше, больше. Я старше».
«Неправда! — воскликнул козел. — Я выше».
Всеми четырьмя копытами он ударил о камни, пламя искр метнулось за ним, и гигантским прыжком он вскочил на площадку самого верхнего утеса.
«Я выше, старуха!»
«Глупый зверь!» — вздохнула гора, и громко покатилось по ущелью эхо: «Глупый зверь!» Закачались и зашумели листьями столетние дубы: «Глупый козел!» И далеко внизу недовольно заблеяли козлята.
А старый козел все так же неподвижно, одиноко и гордо стоял над горой. Не стало вокруг ни тяжелых утесов, ни широких дубовых ветвей, чтобы укрыть его, не стало рядом товарищей, что столько раз предупреждали его об опасности. Откуда-то грянул выстрел — и козел упал мертвым.
Прошли годы. Кости козла покрыли вершину горы. Она стала еще немного выше, а старого глупого зверя давно уже не было на свете…
Тихо стало на площадке.
— Ну как, козел, — спросил Гайдар, — понравилась сказка?
Васька шагнул вперед к Гайдару.
— Я не козел, — сказал он, глотая слезы. — Я Васька Федотычев.
— Понятно, — сказал Гайдар. — Давай сюда лапу, товарищ пионер!
И они обменялись крепким, дружеским рукопожатием.
«Горячий камень»
В Горках Ленинских, под Москвой, неподалеку от деревень Новлинское, Ям и Сьяново, есть старые заброшенные каменоломни.
Много возле них валяется разных камней, в которых, если поискать получше, находятся чудные отпечатки раковин, улиток и доисторических червяков. Каждому червяку, отпечатанному на камне, по самому малому счету сто тысяч лет, не меньше.
Новлинские и сьяновские деревенские мальчишки к каменным червякам относились с уважением и робостью. Далеко не все ребята решались бродить по старым развалинам, но отчаянные «разведчики недр» отважно путешествовали по каменоломням, ловили там ужей и собирали окаменевшие «чертовы пальцы».
Как-то летом, в жаркий солнечный полдень, Сашка Герасимов и Дмитрий Воробьев вылезли «тайным ходом» через кусты на верхнюю площадку каменоломен и чуть не умерли от страха.
У черной дыры разрушенной шахты, возле большого красного камня, сидел незнакомый человек.
Одет он был просто — в синие брюки и гимнастерку. Сапоги на нем были хромовые, городские, через плечо висела кожаная военная сумка, а в руках незнакомый человек держал толстую суковатую палку.
Палки ребята не испугались. Очень давно перевелись в Горках люди, которые бы со зла дрались палками. Но незнакомый человек был совсем-совсем неизвестен ребятам, и красный камень здесь, на площадке, они тоже видели впервые.
Бежать было поздно. Дмитрий Воробьев, поправив на груди пионерский галстук и прошептав другу Сашке на всякий случай: «Будь готов!» — смело шагнул вперед.
Человек встал ему навстречу и отдал честь по-военному. Несмотря на жару, на голове у человека была шапка, круглая и высокая, как в книжке на командире Кочубее, а из-под шапки глядели на ребят веселые и добрые голубые глаза.
— Здравствуйте, — сказал Дмитрий, увидев по глазам незнакомца, что страшного тут ничего не будет.
И Сашка эхом повторил за ним:
— Здрасьте!..
— Здравствуйте, народ! — сказал человек. — Очень хорошо, что пришли. Наверно, вы люди ученые — геологи или гидрологи? — серьезно спросил он, увидев в руках у Митьки старый плотничий молоток, а в руках у Сашки железный прут, выдернутый из кровати.
— Нет, — сказал Дмитрий Воробьев.
— Да, — сказал Сашка Герасимов.
— Искатели мы, — сказали они оба вместе, осторожно, так, чтобы не было понятно сразу, что они здесь ищут.
Незнакомый человек очень обрадовался.
— Искатели! — повторил он. — Милые! Я же сам искатель. Нашел я недавно у моста камень…
Сашка и Митя закашлялись и покраснели.
— Написано на нем: «Расведчики». Через букву «с». А слово пишется через «з». Слышите: з-з-з-з! Как муха! «Нетра» разведываете? «Недра» нужно писать через «д». И на камне нужно выколачивать через «д».
— Это мы еще в прошлом году выколачивали, — хмуро сказал Митя.
— Когда были во втором классе, — пояснил Сашка. — А вы почему нас знаете, а мы вас нет? Откуда пришли?
— Я пришел издалека, — сказал незнакомый человек. — Из Москвы. Зовут меня Аркадий Гайдар, и если вы обо мне слышали, то тем лучше.
— Про Гайдара мы слышали, — недоверчиво сказал Митя. — Только вы на него совсем не похожи.
— Я понимаю, — сказал Гайдар (а это и на самом деле был он). — Трудно поверить первому встречному человеку на слово. Но вот мое удостоверение личности…
— «Гайдар Аркадий Петрович!» — прочел Митя храбро, но почему-то застеснялся и сказал тихо: — Его зовут Сашкой, а меня Дмитрием.
— Это почему ж такая разница в обращении? — спросил Гайдар весело.
— Он поотчаянней, — сказал Дмитрий. — Характер такой. Так и зовут.
Осторожно, не вступая сначала в разговор, Сашка обошел Гайдара по кругу и незаметно поковырял ногтем кожу на желтой его сумке. Кожа была настоящая. Сумка настоящая. Гайдар настоящий.
— Про Чука и Гека вы написали? — спросил Сашка из-за спины Гайдара.
— Я, — ответил Гайдар.
— И про Тимура?
— И про Тимура — я!
Тогда от изумления и восторга Сашка выскочил вперед и, так как подходящих слов одобрения подобрать не мог, треснул изо всей силы своим железным прутом по красному камню.
Видно было, как посыпались белые искры, в воздухе запахло паленым, а Гайдар вдруг закричал: «Тише!»
Сашка и Митя очень испугались неожиданного крика.
Гайдар сразу вытащил из желтой сумки тетрадку и толстым зеленым карандашом нарисовал на первой странице красноармейскую звездочку с расходящимися во все стороны лучами, а потом, на следующей странице, он написал крупными буквами слова: «О горячем камне», — три раза подчеркнул их и обвел рамкой.
Немного пониже он написал слово «дед» и, пристально поглядев на Митю, на его вьющиеся белые волосенки, нарисовал рядом со словом «дед» смешную рожицу и под ней надписал: «Ивашка Кудряшкин».
Как зачарованные смотрели мальчишки на всю эту хитрую писательскую механику.
Гайдар после слова «Кудряшкин» поставил точку и оглядел ребят очень довольными глазами.
— Неподалеку отсюда, в Домодедове, — сказал он медленно, — жил на селе одинокий старик, плел корзины, подшивал валенки и сторожил от мальчишек колхозный сад…
Сашка и Митя переглянулись.