Гайдар подошел к дому и с удивлением прочел приколотую к дверям записку: «Мать ушла на базар». Из открытых окон дома доносились голоса. Гайдар прислушался и подошел ближе.
— Читай дальше! — требовал чей-то голос.
Гайдар с недоумением оглянулся по сторонам. Других записок как будто на крыльце не висело.
— «В просвете мелькнула еще одна тень, — услышал Гайдар. — Все обернулись и расступились. И перед Женей стал высокий темноволосый мальчуган в синей безрукавке, на груди которой была вышита красная звезда. «Тише, Женя! — громко сказал он. — Кричать не надо. Никто тебя не тронет. Мы с тобой знакомы. Я Тимур…»
Гайдар отошел от окон. Мягко, неслышно ступая по траве, он обошел дом и вдруг остановился, пораженный. Тонкие веревочные провода тоже, как в книжке, тянулись с чердака к высоким соснам у забора. К дому была прислонена лестница. Гайдар оглянулся еще раз. Никто его не видел.
Осторожно, опытный, старый разведчик, он взобрался на чердак. Желтое рулевое колесо, банки, звонки и бубенчики, красные звезды на синем флаге — все он заметил сразу и все сразу понял. Игра начиналась всерьез, игра становилась жизнью. Отсюда, с невысокого пыльного чердака, все было видно далеко-далеко…
С растерянной усмешкой он подошел к сигнальному колесу.
— Ну вот, — сказал он тихо, — все написал, обо всем подумал, а сейчас не знаю, куда крутить, куда вертеть и какая банка зазвенит громче. Пусть будет этот сигнал по форме номер один, позывной, общий.
И Гайдар повернул направо, потом налево таинственное колесо, и сейчас же на чердаке и внизу в доме задребезжали звонки и склянки, чей-то быстрый топот раздался под слуховым окном, скрипнула лестница, и Гайдар виновато опустил голову. Перед ним стоял высокий темноволосый мальчик с красной звездой на синей безрукавке, за ним виднелись еще два мальчугана — младший брат Найденов и Тихонов внук, а по лестнице храбро лезла вверх девчонка Наташка.
— Кто вы такой и что вам здесь надо? — спросил высокий мальчик.
— Я Аркадий Гайдар, — сказал Гайдар. — Я выдумал веселую тимуровскую команду, бабку с козой, чердак с колесом, веревочные провода и девочку Женю. Но бабка сегодня пришла ко мне в гости, команда живет и работает, а провода передают сигналы. Может быть, вы мне что-нибудь об этом расскажете?
— Нам нечего рассказывать, — смущенно сказал высокий мальчик. — Мы тимуровцы. Мы делаем свое дело.
— Очень хорошо, — сказал Гайдар. — Совсем хорошо!
Чемодан
Детский дом имени 8 Марта стоял в лесу, недалеко от станции Поваровки Октябрьской железной дороги. В сорок первом году немецкие фашисты, подходя к Москве, разрушили и сожгли усадьбу, а лес вырубили.
Если ехать от Москвы, надо было, сойдя на станции, идти к дому налево, а если от города Клина — направо. Аркадий Гайдар ходил и направо и налево, потому что жил он в тот год и в Москве и в Клину сразу. В Москве отдыхал, в Клину работал, и часто ездил туда и обратно.
От Москвы до Клина три часа езды, но Гайдар, бывало, на короткую эту дорогу тратил по двое и трое суток. Доедет до Поваровки, слезет с поезда и пойдет в гости к ребятам. Очень любили ребята эти нечаянные наезды Гайдара и всегда волновались: надолго ли приехал Аркадий Петрович? Но это была такая большая «военная тайна», что даже сам Гайдар этой тайны не знал. Если ребята не очень озорничали, не мешали ему работать, он жил день, два, а иногда и больше. А потом собирался и уезжал в Москву или в Клин, смотря по надобности.
Однажды летом Гайдар загостился в Поваровке и прожил там трое суток. А на четвертые сутки он встал рано утром, посмотрел на солнце, на березки и сказал по секрету директору детского дома товарищу Соколову, чтобы ему принесли из спальни шапку-кубанку, шинель и чемодан. Вещи принесли, и Гайдар потихоньку от всех, чтобы ребята не очень галдели, отправился на станцию.
Но не так-то просто было незаметно исчезнуть из Поваровки. Не успел он пройти и сотню шагов по аллее, как из-за березовых кустов выскочили мальчишки: Гриша, Петя и Энка, а за ними прибежала и воспитательница Аня.
— Поймали! — закричали ребята и побежали к Гайдару.
— Поймала я вас, озорники! — закричала Аня и побежала за ребятами.
Тогда Гайдар остановился и схватил своими широкими лапищами в охапку всех троих ребят сразу.
— Ну раз все друг друга поймали, — сказал он, — делать нечего. Только не кричать, не ворчать, не прыгать. Провожающие — вперед. Уезжаю в Москву. Оркестр пусть играет марш «Тоска по родине».
Гриша и Петя побежали по аллее, Аня пошла рядом с Аркадием Петровичем, а Энка схватил обеими руками немудрящий фибровый, с тремя брезентовыми заплатками чемодан Гайдара и, кряхтя, потащился следом. Кряхтел Энка от усердия — в гайдаровском чемодане, кроме мыла, полотенца и зубной щетки, ничего не было.
Так и пришли на станцию.
Когда показался из-за леса дымок подходившего поезда, Энка, пошептавшись с товарищами, высунул вперед свою стриженую голову.
— Аркадий Пе-пе-петрович! — сказал он, заикаясь от волнения. — Отчего вы такой знаменитый, а чемоданчик у вас так себе?
Трое ребят раскрыли рты в ожидании ответа.
Гайдар задумался, а воспитательница Аня покраснела и отвернулась. Поезд уже совсем близко подходил к станции. Тогда Гайдар погладил по очереди три стриженые мальчишечьи головы, а воспитательнице Ане пожал руку.
— Не горюй, Энка, и не расстраивайся, — сказал он, — хуже было бы, если бы чемодан у меня был знаменитый, а сам я так себе.
Гайдар прыгнул на ступеньку вагона, и поезд тронулся.
Энка долго стоял на платформе.
Недавно мне пришлось побывать в Поваровке. Я проехал по старому гайдаровскому пути, прошел по много раз исхоженным Гайдаром тропинкам и увидел, что рассказ нужно дописать.
Вырубленный фашистами лес вырос.
Тоненькие кудрявые березки стоят на вырубке. Далеко за рост человека перемахнули пушистые молодые елки. Стройные тонкие липы и рябины посажены у дороги.
Детский дом имени 8 Марта стоит в молодом, прозрачном, чудесном лесу. Дом отстроен заново. В кустах вокруг дома бегают во весь дух новые Гришки, Петьки и Энки.
В старом овраге за дорогой я нашел ржавую немецкую бомбу. Саперы-подрывники вывинтили из нее взрыватели, вытащили взрывчатку и бросили уродливую, никому больше не опасную оболочку в овраг.
Ржавчина во многих местах проела железо. В дыры густо полезла зеленая трава, и шустрый одуванчик высунул свой веселый желтый лобик из разинутой пасти фашистского страшилища.
Видно было, что скоро и следа не останется от этого гадкого мусора. Все вокруг росло, зеленело, цвело. Вспомнилось мне, как нежно и мужественно любил Гайдар эту несгибаемую и неувядаемую, родную цветущую землю, и на душе у меня стало легко.
Случай
Площадка прицепного трамвайного вагона была переполнена. На остановке у Никитских ворот втиснулись сюда еще люди: старушка с полосатым мешком за плечами, старик с корзинкой, высокий плотный человек в кавалерийской шинели и черной кубанке и еще один человек с острым носом, в наглухо застегнутом пальто и серой кепке.
Последним в трамвай влез бедно одетый юноша с книжками под мышкой.
Сразу юношу затолкали и впихнули в середину площадки.
Растерянно глядя на кондуктора, шарил он по карманам в поисках гривенника, следуемого за проезд, и радостно улыбнулся, когда гривенник нашелся.
Мало кто выходил из вагона. Проехали Пушкинскую площадь, Петровские ворота, трамвай стал спускаться с горы к Трубной площади, и вот здесь, несмотря на великую тесноту и давку, человек в серой кепке заметил, что кавалерист в шинели лезет потихоньку в карман к юноше с книжками.
Вор был схвачен за руку на месте преступления. Все закричали и заволновались, трамвай остановился, и толпа с площадки высыпала на улицу. Только один старичок ткнул на прощанье корзинкой жулика в спину, удобно устроился на пустой площадке и поехал по своим делам дальше.
На улице толпа разрослась и забурлила так, что постовой милиционер долго упрашивал: «Граждане, тише! К порядку, граждане!» — прежде чем понял, в чем дело.
Кричали и волновались девушки, ребята, человек в серой кепке, но злее всех была, кажется, старушка с полосатым тиковым мешком. Так и лезла она вперед на жулика, махая перед собой маленькими сморщенными кулачками.
— На кого польстился! — орала старушка. — У кого хотел отнять последнюю рубашку!
И как ни старался человек в шинели и кубанке доказывать, что рубашку, хотя и последнюю, снять с другого человека в трамвае немыслимо, все равно ему никто не верил. Все шумней и шумней становилась толпа.
Тогда милиционер сурово махнул рукой, стал выяснять обстоятельства преступления и потребовал у вора документы.
Вор полез в свой карман и вынул коричневую маленькую книжку.
— Паспорта у меня с собой нет, — сказал он смущенно, — а только есть членский билет Союза советских писателей. Сам я тоже писатель и зовут меня Аркадий Гайдар.
— Знаем мы таких писателей! — первой закричала злая старушка.
И следом за ней все закричали тоже.
Среди шума и гама не кричал и не волновался только один пострадавший юноша с книжками.
— Кто вы такой и что у вас украли, товарищ? — ласковым, добрым голосом спросил у него милиционер.
Юноша покраснел и ответил, что со стороны жулика тут произошла досадная ошибка.
— Сам я приезжий, — сказал юноша, — и вчера стал студентом первого курса Первого медицинского института. Свои деньги я уже сам истратил, а стипендию еще не получил.
— Капиталиста нашел, жулик! — злобно сказала старушка, а милиционер укоризненно покачал головой и предложил юноше все-таки посмотреть, не вытащены ли у него документы или еще какие-нибудь ценности.
Юноша добросовестно вывернул карманы, и у всех на глазах на мостовую медленно упала смятая пятидесятирублевая бумажка.
— Это не мои деньги, у меня не было денег, — сказал юноша.