Доктор: Вы покоряетесь судьбе, но все же надеетесь на лучшее.
Г.: Так и есть.
Доктор: Вы все время говорите «мы». «Мы оперировались», «мы будем делать все, что можно». Похоже, вы с мужем действительно на одной волне, все делаете сообща.
Г.: Я и в самом деле думаю – если ему не суждено поправиться, если его время пришло, значит – так Господь рассудил.
Доктор: Сколько лет вашему мужу?
Г.: Исполнилось пятьдесят, в тот самый день, как мы сюда приехали.
Доктор: Когда он поступил в больницу…
Капеллан: Вам не кажется, что все произошедшее сплотило вашу семью?
Г.: О да, конечно, мы стали ближе! Как минимум нас сплотила вера. Мы все считаем себя людьми самодостаточными, но когда происходит такое, понимаешь, что ты мало что можешь на этой земле. Я научилась полагаться на Господа, жить одним днем, прекратила строить планы. Сегодня живы, а завтра – кто знает? Вот и говорю – если болезнь мужа смертельна, стало быть, на то Божья воля. Может, наш опыт даст кому-то надежду или укрепит в вере.
Капеллан: Какие у вас сложились отношения с персоналом больницы? Знаю, что вы хорошо общались с другими пациентами. Мы ведь тоже с ними говорили, старались дать надежду их родственникам. Пока слушал вас, вспомнил, что вы рассказывали не так давно. Вы тогда удивлялись, что, общаясь с людьми, испытываете оптимизм. Вы ведь из другого города. Каково вам здесь? Получаете ли какую-то поддержку от персонала больницы? Что чувствуют люди, чей родственник (как ваш муж) так близок к смерти?
Г.: Знаете, я сама по профессии медсестра, поэтому разговаривала с девочками в больнице. Обнаружила, что среди них есть несколько верующих, убежденных христианок. Они говорят, что, если сражаешься за жизнь, не сдаешься, и в то же время полагаешься на Бога – тут нет противоречия. В общем-то, с ними вполне можно общаться. Они очень откровенны, очень открыты. Нравится мне это. Считаю, что родственники больного уже не будут находиться в таком смятении, если им все объяснят, расскажут обо всем, что имеет значение, – пусть даже надежда призрачна. Думаю, при таком подходе люди примирятся с действительностью. Мне в самом деле кажется, что в основном в больнице очень сильная, хорошая команда.
Капеллан: Это только с вашей точки зрения или родственники других пациентов вас поддерживают?
Г.: Да, они со мной согласны.
Капеллан: Они хотят знать правду?
Г.: Да. Вообще родственники многих здешних пациентов считают, что тут замечательно. А уж им ли не знать. Такие в этой больнице отношения. Есть веранды, посетители общаются там друг с другом. Все говорят, место просто чудесное. Врачи, медсестры – все очень толковые.
Доктор: Можно ли здесь что-то улучшить?
Г.: Думаю, каждый найдет, что можно бы исправить. Вот я понимаю, что здесь не совсем хорошо с сестринским уходом. Иногда пациент звонит, но никто к нему не подойдет, а ведь ему очень нужно. Хотя, мне кажется, что во многих больницах так. Есть такой недостаток. Я уже тридцать лет не работаю сестрой, но вижу, что все равно есть изменения. По-моему, тяжелобольным уделяют очень много внимания, даже и без специально обученных сестер.
Доктор: Есть ли у вас еще какие-то вопросы? Кстати, кто рассказал вашему мужу о диагнозе?
Г.: Я сама ему сообщила.
Доктор: Как вы это преподнесли? И когда?
Г.: Через три дня после первой операции. Когда мы ехали в больницу, он попросил: «Если даже у меня онкология, не теряй голову». Так и сказал. Я ему ответила: «Не буду, но никакой онкологии нет». На третий день после операции наш друг – семейный врач – уехал в отпуск. Дело было в июле. Ну, я все мужу и рассказала. Говорю: «Ты ведь хочешь знать, что они там сделали на операции?» Он ответил, что ему никто ничего не сообщал. Ну, я и сказала: «У тебя убрали восемнадцать дюймов нижней части толстой кишки». Он переспросил: «Восемнадцать дюймов? Что ж, хорошо, значит, они сшили края здоровой ткани». Я не стала продолжать тему, пока не приехали домой. Прошло, наверное, недели три после операции. Мы с мужем сидели в гостиной, и я рассказала ему все. Он ответил: «Ну, стало быть, если осталось жить всего ничего, надо использовать это время как можно лучше». Такая вот реакция. Через два месяца он вернулся к работе, а потом мы взяли отпуск. У сына тоже были каникулы, и мы отправились в Эстес-Парк. Время провели потрясающе. Муж даже в гольф играл!
Капеллан: Это же в Колорадо?
Г.: Да. Там родился наш сын. Мы эвакуировались туда, пока муж был на фронте. Полюбилось это место, с тех пор почти каждый год проводим там отпуск. Рада, что удалось там побыть вместе! Такое удовольствие получили… Через неделю муж снова открыл клинику, и тут у него случилась непроходимость кишечника. А на месте удаленной опухоли появилась новая.
Доктор: После этого муж закрыл свой кабинет?
Г.: Он закрывал его всего на месяц с небольшим, перед первой операцией. Потом опять открыл и после отпуска еще поработал неделю. Всего с 7 июля, когда сделали операцию, кабинет работал шестнадцать дней.
Доктор: В каком состоянии сейчас ваш бизнес?
Г.: Кабинет пока не работает, но администратор на связи с пациентами. Все хотят знать, когда возобновится прием. Пока мы… я дала объявление о продаже. Хотим продать, но время сейчас не самое удачное. Был один человек за месяц, приходил посмотреть. Муж сейчас в списке пациентов с критическим состоянием, поэтому домой уехать не могу. А дел дома по горло! Сын мотается туда-сюда.
Доктор: Что он изучает в колледже?
Г.: Он уже закончил. Начал было подготовку к стоматологической практике, но пока переключился на домашние заботы. Занятия он посещал регулярно, а после того, как отец попал в список тяжелобольных, комиссия дала сыну отсрочку на несколько месяцев. Так что теперь думает, что делать дальше.
Доктор: Наверное, достаточно на сегодня. У вас есть вопросы, миссис Г.?
Г.: Вы пытаетесь выяснить, что можно улучшить? Потому и занимаетесь этим?
Доктор: Видите ли, у нас очень много причин. Главное – понять, через что приходится пройти тяжелобольному человеку, узнать у него самого. Какие он испытывает страхи, о чем думает, чувствует ли себя одиноким. Мы должны все это услышать, должны помочь ему. У каждого из пациентов, с которыми мы общаемся, – свои проблемы, каждый рассказывает о разных конфликтах. Иногда требуется поговорить с семьей пациента, узнать, как родственники справляются с тяжелой ситуацией, определить, может ли им помочь персонал больницы.
Г.: Не раз слышала: «Не представляю, как вам это удается». А что тут представлять? Я просто знаю, как Бог участвует в жизни человека, всегда это чувствую. Была на сестринских курсах, повезло встретить там хороших, набожных коллег. Прислушиваюсь к людям, много читаю – даже про кинозвезд читаю. Любой человек, который действительно верит в Бога, получает хорошую опору. Я и в самом деле так думаю, и мне кажется – счастливый брак всегда основан на вере.
На примере супруги доктора Г. мы можем представить, какие чувства испытывает близкий родственник пациента, когда получает известие об онкологическом заболевании. Первой реакцией миссис Г. был шок. За ним последовал краткий период отрицания («О, только не это!»). Дальше она попыталась найти смысл в этой сумятице, и обрела утешение в Библии, которая всегда являлась источником вдохновения для семьи пациента. Миссис Г. явно принимала правду и в то же время надеялась на то, что «идут исследования», молилась о чуде. Перемены в жизни семьи позволили супруге пациента глубже погрузиться в веру, дали ей возможность стать более самодостаточной, независимой.
Мы извлекли из двойного интервью важный опыт: снова выслушали две разных версии того, как пациенту сообщили правду. Явление довольно типичное, и к нему следует отнестись с пониманием, если мы не хотим принимать все подряд за чистую монету.
Доктор Г. рассказывал, как возмужал его сын, как он, в конце концов, взял на себя ответственность, поделившись с отцом печальной новостью. Доктор явно гордился своим мальчиком, считал его зрелым взрослым человеком, который сможет заботиться о своей (довольно зависимой) матери, когда сам Г. уйдет из жизни. С другой стороны, миссис Г. настаивала, что как раз у нее хватило и смелости, и сил сообщить мужу о возможном исходе его болезни. Она не считала, что сын способен на столь тяжелое решение. Впрочем, далее миссис Г. несколько раз сама себе противоречила, так что ее версию вряд ли можно считать правдоподобной. Тем не менее само желание первой донести до мужа правду кое-что говорит о потребностях нашей собеседницы. Ей хочется быть сильной, она желает сама справиться с жизненной драмой, не возражает говорить об этом. Миссис Г. стремится стать человеком, который будет с мужем в горе и в радости, который ищет утешения и черпает силы в Священном Писании, готовясь принять любой исход.
Подобной семье лучше всего поможет сочувствующий врач, если даст понять, что будет сделано все возможное; поможет и священник, который будет посещать пациента и его родственников как можно чаще, который даст семье шанс воспользоваться теми внутренними ресурсами, что она имела в прошлом.
VIII. Надежда
Брожу я по углам, ищу в надежде тщетной; но – нет ее.
Мал домишко мой. Прошедшее назад уж не вернуть.
Но необъятен, Господи, дворец Твой,
и в поисках предстал я пред его порогом.
Вечереет. Стою под золоченым неба
покрывалом, и поднимаю взор свой к лику Твоему.
Пришел к пределу вечности,
откуда не исчезнут ни вера,
ни блаженство,
Ни личика черты, что вижу сквозь завесу слез.
О, брось пустую жизнь мою
в безбрежный океан, оставь ее
промеж великих волн.
Дай ощутить в последний раз
забытый сладкий привкус мирозданья.
До сих пор мы обсуждали различные стадии, через которые проходят люди после получения трагических известий. Разбирали защитные механизмы с точки зрения психиатрии, средства преодоления, применяющиеся в чрезвычайно тяжелых ситуациях. Эти механизмы действуют в течение разных периодов, сменяют друг друга, либо работают одновременно. И лишь одно явление характерно для всех стадий. Имя ему – надежда. Так годы назад цеплялись за нее дети в бараках L 318 и L 417 в концентрационном лагере Терезиенштадт. Там было заключено почти пятнадцать тысяч детей, старшему из которых было не больше четырнадцати. Выжило около сотни.