Доктор: Эти мысли не дают вам впасть в отчаяние?
Пациент: Отчаяние такая штука – от него не защитишься. Как бы ты ни старался, его не избежать. Скорее такие мысли помогают не дойти до точки, я бы так сказал. Да, можно отчаяться, не спать ночами. Но все равно с этим борешься. Только чем сильнее борешься, тем сильнее на тебя давит. Эта борьба иногда на настоящую смахивает. Бывает, пот пробьет, будто руками работал, а ведь все происходит в голове.
Доктор: Как боретесь вы? Помогает ли вам вера? Или, может быть, кто-то вас поддерживает?
Пациент: Не могу сказать, что я шибко религиозен.
Доктор: Что же дает вам силы уже двадцать лет? Ведь вы уже около двадцати лет болеете, верно?
Пациент: Да. По-моему, сила приходит из разных источников. Сложно сказать. Мать у меня очень религиозная. Мне все кажется, что я ее подведу, если не буду сражаться изо всех сил. Получается – мать помогает. Жена тоже верующая, значит, и она дает мне сил. Сестры… Знаете, похоже, в каждой семье женщины более религиозны, чем мужчины. Вот и мои сестры тоже. Мне сдается, что их молитвы – самые искренние. Вообще, я думаю, что человек, который молится – он что-то выпрашивает. А я всегда был слишком горд, чтобы выпрашивать. Наверное, поэтому я сейчас и не могу вам сказать все, что чувствую. Просто не получается дать волю чувствам, так я думаю.
Доктор: Кто вы по вероисповеданию – католик, протестант или…?
Пациент: Сейчас – католик, обращенный. Один из моих родителей – баптист, другой – методист. Здорово получилось!
Доктор: Как вы стали католиком?
Пациент: Мне показалось, католичество – правильная религия.
Доктор: Когда вы обратились?
Пациент: В начале 50-х, по-моему. Дети тогда были еще малышами. Ходили в католические школы.
Доктор: Это как-то связано с тем, что вы заболели?
Пациент: Да нет, тогда кожные дела меня не слишком беспокоили. Думал, вот как-нибудь найду возможность, схожу к доктору, проблема и решится, понимаете?
Доктор: А…
Пациент: Но вышло по-другому…
Доктор: Ваша жена – католичка?
Пациент: Да, мы крестились вместе.
Доктор: Вчера вы кое-что сказали. Не знаю, хотите ли вы обсуждать это дальше, но мне кажется, будет полезно. Когда я спросила, как вы справляетесь, вы назвали множество причин, по которым человек может… может начать задумываться о том, чтобы все быстрее кончилось, о самоубийстве. Вы сказали, почему для вас это неприемлемо. Упоминали о фаталистическом подходе. Можете еще раз об этом рассказать?
Пациент: Да, я говорил, что как-то общался с одним врачом. И он мне заявил: «Не знаю, как вы справляетесь с этим, не могу представить. Я бы покончил с собой».
Доктор: Это врач так сказал?
Пациент: Ну да. Я тогда ответил ему, для меня это не годится, потому что я бы просто побоялся убить себя. Поэтому и думать об этом не могу, исключено. Я постепенно освободил свою голову от тягостных мыслей, так что все меньше приходится об этом думать. Исключаю саму идею о самоубийстве, потому что исключаю смерть. Но вот я здесь. Можно лежать лицом к стене, можно плакать. А можно пытаться взять от жизни те маленькие радости и удовольствия, которые ты способен себе позволить в таком состоянии. Тогда кое-что начинает происходить. Посмотришь хорошую передачу по телевизору или прислушаешься к интересному разговору – глядишь, и через несколько минут уже и про зуд забыл, и про то, что тебе не очень хорошо. Я называю это маленькими бонусами, а ведь они могут продолжаться до бесконечности. И каждый день будет замечательным. Поэтому не слишком переживаю. Когда чувствую себя несчастным – стараюсь чем-то отвлечься или спать ложусь. В конце концов, сон – самое хорошее лекарство, ничего лучше еще не придумали. Бывает, сон не идет, тогда могу просто полежать. Учимся справляться, а что еще делать? Можно скакать от боли, визжать, орать, колотиться головой о стену, да только зуд от этого не пройдет, счастья не прибавится.
Доктор: Видимо, зуд – самая неприятная сторона вашей болезни. Бывают ли у вас боли?
Пациент: Да, пока зуд – самое худшее. Но сейчас еще болят ступни, так мучительно, когда их нагружаешь! Но зуд, сухость и отслаивание кожи – главные проблемы. С чешуей приходится сражаться. Довольно забавно. Вот у меня полная кровать чешуи. Я ее сметаю, вот так. Обычно любой мусор слетает с кровати. А чешуйки начинают подпрыгивать на одном месте, как на пружинке, трудно с ними совладать.
Доктор: Трудно от них избавиться?
Пациент: Ну да, они с тобой сражаются, просто в тупик ставят. Ты уже вымотался весь, глядь – а они тут как тут. Иногда подумываю, что не помешал бы маленький пылесос. Хочется чистоты! Это превращается в манию какую-то, ведь пока не дождешься ванны, да не нанесешь мазь – чистым себя не почувствуешь. Только потом сразу хочется снова ванну принять. Так можно всю жизнь провести – залезать да вылезать из ванны.
Доктор: Кто вам больше всего помогает здесь, в больнице, справляться с этой проблемой?
Пациент: Кто больше помогает? Собственно, здесь все чувствуют, чего ты хочешь, готовы подсобить. Нет таких, кто бы отказался. Они много делают, даже о чем еще и подумать не успеешь. Одна из девочек заметила, что у меня болят пальцы, трудно даже спичкой чиркнуть. Слышал, как она говорит остальным: «Когда будете здесь, загляните к нему, может, ему нужно закурить». Они бесподобны!
Доктор: Они действительно заботятся о пациентах.
Пациент: Знаете, где бы я ни бывал, всю жизнь люди ко мне хорошо относились. Так чудесно это чувствовать! Благодарю Бога за это, смиренно благодарю. Я всегда был самим собой. Благотворительностью вроде никогда не занимался, но встречаю людей в городе, и они всегда скажут, что я им чем-то помог. Даже не знаю. Просто часть моей жизни. Люди успокаиваются, когда общаются со мной. А я всегда приложу силы, чтобы человеку было хорошо! Мои знакомые рассказывают другим, как я их когда-то выручил. И потому мне тоже все помогают. Мне кажется, в этом мире у меня нет ни одного врага; не знаю никого, кто захотел бы мне навредить. Встретил здесь пару лет назад бывшего соседа по общежитию из колледжа. Поговорили о былых деньках, о студенческих годах. Вспомнили общежитие – как там шутили. Дня не проходило, чтобы кто-то не предложил взять да и «вытряхнуть» кого-нибудь из комнат. И все собирались, шли и в буквальном смысле вытряхивали тебя из твоего собственного номера. Грубые были развлечения, но забавно. Сосед рассказывал своему сыну, как мы отбрасывали нападавших, в штабеля их на пол укладывали. Мы оба были парни могучие, спуску никому не давали. Правда-правда, укладывали их в коридоре. Нашу комнату так ни разу и не «вытряхнули». У нас был там еще один сосед, числился в сборной по легкой атлетике, спринтер. Так вот, когда к нашей двери ребята подходили впятером, он успевал выскочить из комнаты, пролетал по коридору. Они обернуться не успевали, а сосед уже в семидесяти ярдах. Если уж припускал, догнать его было невозможно. Через какое-то время возвращался, мы наводили порядок в комнате и так далее. Ну и ложились спать.
Доктор: Такие случаи вы как раз и воспринимаете как бонусы?
Пациент: Оглядываюсь на прошедшие годы, думаю о тех глупостях, что мы делали. Как-то вернулись из колледжа в общежитие поздно вечером, а у нас отключили отопление. Мы тогда поспорили, кто выдержит холод и не пожалуется. Конечно, каждый был уверен, что именно он. Решили открыть окно. Никакого тепла с улицы, разумеется, не было – семнадцать градусов мороза! Помню, надел такую шерстяную шапочку, две пижамы, сверху халат. Носков две пары. Наверное, я был не один такой. Когда проснулись утром, все стекла, вообще все в комнате покрылось инеем. Какой стены ни коснись – примерзнуть можно. Четыре дня потом все оттаивало, отогревали комнату. Это как раз одна из тех глупостей, которые совершаешь в молодости. Кое-кто смотрит на меня, видит – улыбаюсь. Наверное, думают – парень чокнулся, свихнулся окончательно. А я просто вспомнил какой-то случай, с удовольствием вспомнил. Вот вчера вы спросили, чем особенно могут помочь больным врачи и медсестры. Тут все зависит от самого пациента, от того, насколько он болен. Если и вправду тяжело, то вообще не захочешь, чтобы тебя кто-то беспокоил. Такому больному просто хочется лежать, совершенно не нужно ему, чтобы вокруг кто-то крутился, давление замерял или температуру. Хочу сказать, что каждый раз, как только соберешься отдохнуть, – тут же кому-то от тебя чего-то надо. Мне кажется, доктора и сестры должны больного тревожить как можно меньше. А вот как почувствуешь себя лучше – сразу и интерес к жизни появляется. Вот тут бы им и подойти, и приободрить, и попросить о чем-то.
Доктор: Скажите, мистер Д., если тяжелобольной человек остается в одиночестве, разве он не чувствует себя несчастным, разве его не одолевают страхи?
Пациент: Нет, не думаю. Один ты или нет – не в этом дело. Я вообще говорю не о том, чтобы таких людей оставлять в одиночестве, ничего подобного. Просто хочу сказать, что лежишь в палате, отдыхаешь, хорошо тебе, а тут кто-то начинает подушки взбивать. Да не нужно тебе это сейчас! И так удобно! Конечно, у них самые благие намерения, ну не будешь же спорить. Так ведь обязательно еще другой подскочит: «Не хотите ли попить?» Нет, правда, если хочешь воды – всегда же попросишь? А они наливают, надо тебе или нет. Понятно, что делают от чистого сердца, стараются, чтобы тебе было комфортно. Все-таки иногда человека нужно просто оставить в покое, хотя бы на время, и он себя будет чувствовать лучше.
Доктор: Вам сейчас не хотелось бы остаться одному?
Пациент: Нет, я бы так не сказал. А вот на прошлой неделе…
Доктор: Нет-нет, я имела в виду – прямо сейчас. Может быть, разговор вас утомляет?
Пациент: Допустим, я скажу, что устал. Значит, мне нужно идти в палату, передохнуть. Но я не вижу в этом большого смысла, потому что, чем дольше отдыхаешь, тем скучнее становится.
Доктор: Вчера вы говорили, что вас это беспокоит.
Пациент: Да, была причина беспокоиться. Неделю назад вы бы вряд ли решили, что я подхожу для интервью. Не мог договорить до конца ни одно предложение, мысли обрывались, не мог вспомнить, как меня зовут. Но время прошло, стало лучше.