Пациента не так беспокоили боль и физический дискомфорт, как сожаление, что он не способен соответствовать ожиданиям своей семьи. Его угнетало то, что он – «неудачник». Мучило собственное непреодолимое желание «спать, спать, спать», в то время как от него постоянно чего-то ждут. «Заходят сестры, говорят, я должен поесть, говорят, что я слишком ослаб. Доктора рассказывают о новых методах лечения, которые они осваивают, думают, я обрадуюсь… Жена навещает, твердит о том, что я должен сделать, когда выпишусь. А дочь просто смотрит мне в глаза и говорит: “Ты обязательно поправишься”. Да разве тут можно умереть спокойно?»
В какой-то миг П. улыбнулся, сказал: «Пройти бы курс лечения, съездить еще разок домой. Приехать, на следующий день пойти на службу, заработать еще денег. В любом случае моей страховки хватит заплатить за учебу дочери, но все-таки ей еще нужен отец. Правда, я знаю, да и вы знаете, что ничего не выйдет. Может, они научатся, как с этим жить. И мне умирать было бы куда легче!»
На примере пациента П. и пациентки В. (Глава VII) мы видим, как непросто больному сохранять самообладание перед лицом неизбежной и ожидаемой смерти, если семья не готова «отпустить» его и, вольно или невольно, мешает ему отрешиться от земных забот. Муж В. не отходил от постели больной, напоминая ей о годах счастливого брака, который, по его мнению, не должен был закончиться вот так. Он умолял врачей сделать все, что в силах человеческих, лишь бы не дать жене умереть. Супруга П. напоминала ему о неисполненных обещаниях, незаконченных делах, по сути, сообщая ему ту же самую мысль – ему еще есть для чего жить. Не стану говорить, что супруги обоих пациентов прибегали к отрицанию. Оба они прекрасно представляли себе состояние своих половин. И тем не менее оба руководствовались лишь собственными интересами, пытались уйти от реальности. Оба сталкивались с реальностью, общаясь с другими людьми; оба ее отрицали, разговаривая с супругами. Уже сами пациенты желали услышать от своих любимых, что те осознали тяжесть их состояния, примирились с фактическим положением дел. Если этого не происходит, то, действительно, каждый раз, когда пациент просыпается, его охватывает тоска, как говорил П. Заканчивая наше с ним интервью, мы оба выразили надежду, что самые важные люди в окружении пациента научатся воспринимать реальность его предстоящей смерти и не будут питать себя ложными надеждами на выздоровление.
П. был готов отрешиться от мира. Он приближался к финальной стадии, когда смерть является наиболее предпочтительным исходом, когда иссякают жизненные силы. Можно спорить, уместно ли в подобных обстоятельствах серьезное вмешательство медицины. Инъекции и переливания крови, витамины и стимулирующие средства, антидепрессанты, психотерапия, симптоматическое лечение… Все эти меры могут дать дополнительную отсрочку пациентам. Вот только я слышала от многих из них куда больше проклятий, нежели слов благодарности за такую отсрочку, и лишь укрепилась в убеждении, что пациент имеет право выбрать возможность умереть спокойно и с достоинством. Не следует использовать больного для удовлетворения наших собственных потребностей, если его желания с ними не совпадают. Я имею в виду пациентов, имеющих физический недуг, но сохраняющих здравый рассудок и способность самостоятельно принимать решения. Нельзя отказывать им в праве на собственное мнение, в праве на желания; таких больных необходимо выслушивать и при возможности что-то советовать. Если желания пациентов противоречат нашим надеждам или убеждениям, подобный конфликт не следует скрывать, однако решение о продолжении дальнейшего лечения и хирургического вмешательства необходимо оставить за пациентом. Я встречалась с большим количеством пациентов и еще ни разу не замечала за ними признаков иррационального поведения, не слышала невыполнимых просьб. Это относится, в том числе, и к двум женщинам неврастенического типа, о которых я упоминала выше. Обе были настроены продолжать лечение, причем одна из них – невзирая на полное отрицание своей болезни.
Состояние семьи после смерти родственника
Если пациент умирает, я считаю жестокими и неуместными разговоры о любви Божьей. Когда мы теряем близкого человека, да еще и находимся в цейтноте, не успеваем подготовиться к грустному событию, то обычно испытываем ярость, гнев, отчаяние. Эти чувства не должны оставаться под спудом. После того, как члены семьи покойного дали согласие на вскрытие, обычно никому до них больше нет дела. Они бредут по коридорам клиники, ощущают горечь, злость, а то и просто находятся в ступоре. Люди не всегда могут справиться с жестокой реальностью. Первые несколько дней после смерти, как правило, бывают заполнены всякой суетой, организационными мероприятиями; прибывают дальние родственники. Но вот проходят похороны, родственники разъезжаются, и наступает опустошение. Именно в это время родные покойного испытывают максимальное чувство благодарности к тем, кто готов с ними поговорить, особенно – если этот человек недавно общался с покойным, может рассказать о каких-то забавных случаях из его недавнего прошлого. Такие беседы помогут близким умершего преодолеть шок, справиться на первых порах с горем, постепенно прийти к принятию действительности.
Многие родственники остаются в плену воспоминаний, погружаются в несбыточные мечты, частенько разговаривают с умершими, словно те еще живы. Подобным образом они не только добровольно уходят в изоляцию, но еще и усложняют для себя восприятие реальности после смерти близкого человека. Однако для некоторых это единственный способ пережить потерю. Жестоко высмеивать таких людей, пытаться день за днем возвращать их к реальности, которую они не могут принять. Куда полезнее было бы понять их потребности, выводить их из мира иллюзий и изоляции постепенно. Я много раз наблюдала подобное поведение у вдов, потерявших мужей в молодом возрасте, к чему женщины были совершенно не подготовлены. Это типичное явление для времен войны, когда молодые люди умирают часто. С другой стороны, мне думается, война сама по себе готовит родственников фронтовика к тому, что он может не вернуться. Именно поэтому в такой период люди гораздо более адаптированы к факту возможной потери близкого человека, чем, к примеру, к неожиданной кончине молодого парня, умирающего от стремительно прогрессирующей болезни.
Наконец, нужно упомянуть и о детях, ибо о них часто забывают. Нельзя сказать, что до них никому нет дела, скорее, верным станет обратное утверждение. Далеко не каждый способен говорить о таких вещах с ребенком спокойно. У маленьких детей свое представление о смерти, поэтому их обязательно нужно принимать во внимание, необходимо с ними общаться, понимать те мысли, что они пытаются выразить. До трех лет ребенок сосредоточен на страхе разлуки; далее к этим мыслям присоединяется страх физического ущерба. Именно с трех лет малыш обретает мобильность, совершает первые вылазки «в мир», начинает кататься на велосипеде. На улице он может стать свидетелем гибели домашнего животного под колесами машины, впервые увидит, как кошка потрошит красивую птичку. Ребенок в этом возрасте озабочен целостностью своего тела, опасается всего, что может нанести ему физический ущерб.
К тому же, как описано в Главе I, смерть в глазах малыша в возрасте от трех до пяти лет не является постоянно действующей реальностью. Для него она – явление преходящее, вроде укрывания роз на зиму. Весной ведь роза расцветет снова.
С пяти лет ребенок ассоциирует смерть со злым существом, букой, который приходит, чтобы отнять любимого человека. Малыш все еще приписывает смерть исключительно внешнему воздействию.
С девяти до десяти лет у ребенка начинает формироваться реалистический подход к восприятию, он уже осознает, что смерть является биологическим процессом, отменить который невозможно.
Реакции детей на смерть кого-то из родителей многообразны: одни замыкаются в молчании, уходят в себя, другие безудержно и громко скорбят, привлекают к себе внимание, пытаясь найти замену любимому, жизненно важному человеку. Ребенок еще не умеет различать желание и действие (о чем мы рассказывали в Главе I), поэтому чувствует вину и раскаяние. Он взваливает на себя ответственность за то, что якобы убил родителей, боится страшного возмездия. С другой стороны, ребенок достаточно спокойно расстается с умершим человеком, подкрепляет свое отношение заявлениями типа: «Она весной приедет к нам в отпуск». Он может тайком подложить в гроб яблоко, чтобы матери хватило еды в недолгой отлучке. Расстроенные взрослые могут не понять действий малыша, упрекнут его, заставят что-то исправить. В этом случае горе ребенка не находит выхода и в дальнейшем нередко становится источником эмоциональных нарушений.
Переживания подростков и взрослых отличаются незначительно. Пубертатный возраст – период сложный, а если в это время еще и умирает кто-то из родителей, то подобное испытание подростку часто не по силам. Его обязательно следует выслушать, позволить выплеснуть эмоции: вину, гнев, печаль.
Разрешение от горя и гнева
Снова повторю, что родственникам покойного необходимо поговорить, поплакать, даже покричать, и мешать им в этом не следует. Они должны поделиться своими чувствами, дать им выход; нельзя уходить в себя. Впереди долгий период скорби, и в это время решаются те вопросы, которые остались после смерти близкого человека. Последствия так называемого «плохого диагноза» будут давать знать о себе еще долгие месяцы, и родственникам требуется помощь, поддержка.
Я не хочу сказать, что нужна помощь профессионального психолога. Многим она просто ни к чему, да и не по карману. И все же скорбящему человеку нужен собеседник, друг, доктор, медсестра или капеллан – кто угодно. Лучше всех подойдет на эту роль, например, специалист социальных служб, который помогал устраивать пациента в хоспис. Семья больного хочет поговорить о своей матери, испытывая чувство вины за то, что ее решили не оставлять дома, и специалист будет весьма кстати. Члены таких семей иногда навещают и других стариков в том же доме престарелых, воспринимая подобную заботу как свой долг. Иногда это является признаком частичного отрицания, иногда – желанием творить добро в качестве расплаты за упущенную возможность позаботиться о матери, оказавшейся в хосписе. Словом, конкретная причина тут не так важна – нужно просто понять потребности семьи, помочь родственникам больного направить свою активность в конструктивное русло, уменьшив тем самым вину, стыд, страх порицания. Лучшее, что можно тут сделать, – выслушать родственников больного, детей или взрослых, до смерти их близкого человека. Необходимо позволить им преодолеть негативные эмоции, и не важно, насколько эти чувства рациональны.