Доктор: Благодарю вас, миссис М.
Мать: Надеюсь, я была не слишком болтлива.
Следующая наша беседа – с пациенткой К. Она отдавала себе полный отчет в том, что не может спокойно взглянуть в лицо смерти из-за давления, которое оказывает на нее чувство долга перед семьей.
Доктор: Вы сказали, что пока лежите в одиночестве, у вас в голове крутится множество разных мыслей. Мы предложили встретиться, выслушать вас. Больше всего вас беспокоят ваши дети, ведь так?
Пациентка: Да, и в основном – младшая дочь. Еще у меня три сына.
Доктор: Они уже почти взрослые, не так ли?
Пациентка: Вы правы, но я могу себе представить, как дети реагируют на тяжелую болезнь одного из родителей, тем более – матери. Для ребенка такие события имеют большое значение. Я все думаю, как это скажется на дочери, когда она подрастет. Повзрослеет и вспомнит то, что случилось в детстве.
Доктор: О чем вы говорите?
Пациентка: Во-первых, о том, что болезнь вывела ее мать из строя. Я никогда не была настолько ограничена в своих действиях – ни в школьной жизни дочери, ни в деятельности церковной общины. Теперь переживаю, кто позаботится о моей семье. Гораздо больше переживаю, чем когда находилась дома, пусть уже и не могла делать все, что положено. Когда заболеваешь, друзья семьи узнают об этом не сразу; никто не хочет особенно распространяться. Я вот всем говорю, что не следует скрывать от людей свою болезнь. Правильно ли я поступаю? Думаю, стоило ли рассказывать обо всем дочери, в ее-то возрасте. Может, нужно было с этим подождать?
Доктор: Как вы ей рассказали?
Пациентка: Знаете, дети всегда задают вопросы прямо в лоб. Я отвечала дочери предельно откровенно. Конечно, при разговоре с ней я испытывала сильные чувства. У меня всегда оставалась надежда, что когда-нибудь настанет день, ученые сделают открытие, и я получу свой шанс. Мне не страшно; думаю, и дочь тоже не должна бояться. Болезнь может прогрессировать, положение станет безнадежным. Наверное, я вообще не смогу толком передвигаться, может, мне станет совсем плохо, – но даже в этом случае не буду бояться того, что произойдет. Надеюсь, посещение воскресной школы помогло дочери развиваться, взрослеть. Очень хочется, чтобы она была способна жить дальше, чтобы смерть не стала для нее трагедией. Никогда не хотела, чтобы она именно так воспринимала мою болезнь. Сама не делаю из этого драмы, и дочь так настраиваю. Я так стараюсь выглядеть перед ней жизнерадостно, и она думает, что мое здоровье наладится. И сейчас так думает!
Доктор: Вы сохраняете надежду, но, как я понимаю, не настолько оптимистически настроены, как ваши родственники. Вы это имеете в виду? Как раз разница восприятия все очень усложняет.
Пациентка: Никто не знает, сколько мне удастся протянуть. Да, я все еще надеюсь, но уже меньше и меньше. Врачи не все рассказывают. Не сообщили, что выяснилось во время операции. Но рассказывают или нет – все равно ведь знаешь! Я сильно похудела, никогда еще так мало не весила, аппетит очень плохой. Врачи говорят, это инфекция, но какая именно – определить не могут. Подхватить инфекцию при лейкемии – хуже нет.
Доктор: Вчера, когда мы встретились, вы были расстроены, хотели с кем-нибудь поделиться своими переживаниями после рентгенографии толстой кишки?
Пациентка: Так и было. Знаете, когда ты так болен и слаб, то больше волнуют всякие мелочи, серьезные вещи не имеют такого значения. Ну почему, почему бы врачам не поговорить со мной? Почему они ничего не объясняют перед некоторыми процедурами? Забирают тебя из палаты, не позволяют даже в туалет сходить. Будто ты и не человек, а просто вещь.
Доктор: Чем именно вы были так расстроены вчера утром?
Пациентка: Это очень личное, но вам скажу. Почему бы не дать больному запасную пижаму перед рентгеном кишечника? Знаете, в каком ты виде после этой процедуры? Тебе предлагают присесть после рентгена, только никакого желания садиться нет, понимаете? На пижаме сзади появляются пятна от мела, когда встаешь со стула. Мне вот очень неловко! Наверху, в палате, с тобой мило общаются, а как спускаешься на рентген – чувствуешь себя не человеком, а номером! С тобой делают непонятные вещи, и очень неприятно потом идти обратно в таком состоянии. Не знаю, почему они так поступают, но без этого, похоже, ни один день не обходится. Мне кажется, нужно предупреждать, что тебя ждет на процедуре. Я тогда была очень слаба, сильно утомилась. Сестра, которая провожала меня в палату, не сомневалась, что я могу идти сама. Я сказала: «Если вы так считаете, я попытаюсь». Я ведь залезала на стол, спускалась с него, сделала рентген. Очень устала после всего этого, и не была уверена, что смогу добраться до своей кровати.
Доктор: Видимо, вы испытали злость, раздражение?
Пациентка: Нечасто злюсь. Последний раз, насколько помню, когда старший сын ушел из дома, а муж был на работе. Я не могла проводить его и запереться, а спать, когда у тебя дверь не на замке, мне не кажется безопасным. Мы живем на перекрестке, и прямо на углу стоит уличный фонарь. Так и не смогла заснуть. Несколько раз говорила с сыном об этом случае. Обычно он мне сообщает о своих передвижениях, а в тот раз забыл.
Доктор: Старший сын у вас не самый благополучный ребенок, не так ли? Вы рассказывали вчера, что у него замедленное развитие, он психически неуравновешен. Это действительно так?
Пациентка: Это правда. Он даже четыре года лежал в муниципальной больнице.
Доктор: Сейчас он дома?
Пациентка: Да.
Доктор: Вам не кажется, что за сыном необходим постоянный контроль? А его нет, потому вы и переживаете. Как в том случае, когда остались одна в незапертом доме.
Пациентка: Вы абсолютно правы, я ведь чувствую ответственность, огромную ответственность, но сейчас мало на что способна.
Доктор: Что ощущаете теперь, когда уже не можете влиять на происходящее?
Пациентка: Рассчитываем, что сын станет сознавать немножко больше, чем раньше. Он далеко не все способен понять. Он очень добрый мальчик, но ему нужна помощь. Сам не справится.
Доктор: Кто мог бы ему помочь?
Пациентка: В том и вопрос.
Доктор: Если подумать, есть ли такой человек в вашей семье?
Пациентка: Ну, разумеется, пока муж жив, он присмотрит за сыном. Но по этому поводу я и беспокоюсь, ведь муж не так часто бывает дома, он же много работает. Есть бабушка с дедушкой, и все же, я думаю, этого недостаточно.
Доктор: Это ваши родители или мужа?
Пациентка: Отец мужа и моя мама.
Доктор: Они в хорошей форме?
Пациентка: Нет, не могу так сказать. У мамы болезнь Паркинсона, а у свекра проблемы с сердцем.
Доктор: Все это, да еще и тревоги по поводу вашего двенадцатилетнего сына. У вас проблемный ребенок, мать с болезнью Паркинсона… Скорее всего, ее начинает трясти, когда она пытается кому-то помочь. А еще свекр с больным сердцем, да и у вас все обстоит не лучшим образом. Кто-то постоянно должен находиться дома, чтобы за ними присматривать. Видимо, это вас больше всего и беспокоит?
Пациентка: Точно. Мы заводим новых друзей, надеемся, что кто-то сможет нас в этой ситуации выручить. Живем одним днем. Будет день – будет пища. Только начнешь думать о будущем – понятно, что впереди одни вопросы. А в довершение всего – еще и моя болезнь! Уже не знаешь, что лучше: то ли проявить мудрость и спокойно принять все, что происходит, то ли что-то решительно изменить.
Доктор: Изменить?
Пациентка: Да, знаете, было время, когда муж говорил: «Нужно что-то менять». Стариков отделить. Например, мать переселится к моей сестре, свекр – в дом престарелых. Просто надо научиться относиться ко всему с холодной головой, и каждого отправить туда, куда следует. Даже мой семейный врач считает, что я должна поместить сына в лечебницу. Не могу я смириться с этим, и все тут! В конце концов, я с ними это обсудила. Сказала: «Нет, если вы уйдете – мне будет только хуже. А если все же придется так сделать, но никакой пользы от этого не будет, вы вернетесь. Нет, если вы уйдете – будет хуже». Дала им понять, что они всегда останутся для нас самыми любимыми людьми.
Доктор: Если придется отправить родителей в дом престарелых, вы чувствовали бы себя виноватой?
Пациентка: Нет. Если дойдет до того, что им элементарно опасно будет подниматься и спускаться по лестнице, то нет. Или… уже чувствую, что маме опасно находиться у горячей плиты…
Доктор: Вы так привыкли заботиться о других, что, наверное, чувствуете себя не в своей тарелке, потому что теперь уже сами нуждаетесь в заботе.
Пациентка: Да, это немного сложно. Мама вечно старается мне помогать. Дети для нее – самое важное на свете. Это не всегда хорошо, потому что должны быть в жизни и другие интересы, понимаете? А для мамы существует только семья. В этом вся ее жизнь: сейчас она вяжет, сестре моей помогает понемногу. Сестра живет рядом, и я очень этому рада, ведь дочка может к ней забегать. Нет, правда, я счастлива, что сестра живет по соседству. Мама тоже к ней заходит. Для нее это смена обстановки, полезно.
Доктор: Да, так всем проще жить. Миссис К., расскажите еще немного о себе. Вы сказали, что сейчас очень ослабели, сильно потеряли в весе, в основном проводите время в постели, наедине сама с собой. О чем думаете, что вас поддерживает?
Пациентка: Мы с мужем оба из очень религиозных семей. С самого начала, когда только планировали пожениться, понимали, что решаем не только мы, но и высшие силы. Муж был звеньевым в отряде бойскаутов. В их семье не все было гладко, и его родители в конце концов расстались. Мой отец женат вторым браком, трое детей. Его первая жена была молоденькой официанткой, и брак не удался. Детей разделили между отцом и бывшей женой – так печально, знаете ли. Они не остались с отцом, когда он снова женился. Он был очень темпераментным человеком, очень чувствительным, с тяжелым характером. До сих пор не понимаю, как его выносила. Когда отец был еще жив, мы с будущим мужем встречались в церкви. Поженились. Оба понимали, что без вмешательства высших сил наш брак не состоится. Это вообще наша позиция. Мы всегда много и добровольно помогали церкви. Когда мне стукнуло шестнадцать, я уже вела уроки в воскресной школе. Нужна была помощь в детском саду – помогала, наслаждалась тем, что делаю. Преподавала, пока не родились старшие мальчики. Любила все, что связано с церковью, часто ходила с ребятами на богослужение, рассказывала им, что для меня значит церковь, Бог. Разве можно от всего этого отказаться, если с тобой что-то случилось? Продолжаешь верить, знаешь, что свершится то, чему суждено.