Человек не один на этом пути. Пусть природа в своей жизни оказывается не в состоянии выбиться сама за пределы положенных ее творчеству границ; тем не менее идет «вечная игра жизни», в которой, природа-мать творит одни и те же, но бесконечно разнообразные типы, но в сущности, в частностях никогда не повторяет самое себя, являясь вечным обновлением, вечным зарождением нового. В человеке природа только полно и близко нам открывает свою душу, свою тайну, к которой она во всем остальном стремится непрерывно, но к которой она оказалась способной пробиться только в человеке. В нем ясно сказывается, что он не только живет действительностью, но что он создает ее и приумножает ее. Каждая индивидуальность обозначает возможность и известную действительность своего особого мира. С существованием личности существуют уже не мир, а миры. Если бы мы могли освободить слова Лейбница от специфических черт его учения, мы могли бы повторить его слова, когда он утверждает[1038]: «Души разнообразят и представляют вселенную на бесконечное количество ладов, которые все различны и истинны; души, так сказать, умножают вселенную во столько раз, сколько это возможно, так что сообразно с этим они приближаются к божеству, сколько возможно, соразмерно различию их степеней, и дают вселенной все совершенство, к какому она способна». Мы же, с своей точки зрения, не знаем границ возможностей такого самотворчества и творчества мира. Ясно во всяком случае, что в богатстве и полноте творческого раскрытия личности, в ее многогранности кроется и обогащение всего мира – мысль исключительной важности и практически, в частности, для педагогики.
XV. ИНДИВИДУАЛЬНОЕ ТВОРЧЕСТВО В КОЛЛЕКТИВЕ
Уже в предыдущей главе мы бегло напомнили о том, что индивидуальность в ее подлинном смысле ни в каком случае не должна рассматриваться как повод к утверждению атомизации, разрозненности мира. Здесь нам хотелось бы несколько дополнить эту нашу мысль и раскрыть хоть отчасти ее содержание в некоторых дальнейших следствиях. Реально-жизненная, правдиво конкретная точка зрения совершенно неоспоримо приводит нас к утверждению, что индивидуальности нет в смысле твердой фиксации, установления неподвижных границ, что она, наоборот, по самому своему существу, как и все живое, находится в вечном движении и текучести, непрерывно сообщаясь со всем остальным миром и переливаясь в него и вбирая его в себя. Таким образом у нас имеются все основания утверждать, что индивидуальность, уже с чисто органической точки зрения, не может не быть связана со всем остальным: мы все связаны друг с другом рождением, жизнью, общим животно-родовым происхождением и т. д. Все это отнюдь не обязывает нас повторять одно и то же нашей жизнью и проявлениями, но оно гарантирует нашу общую связь уже в чисто животном органическом смысле, хотя бы в форме преемственности и непрерывной связи поколений. Эта связь прекрасно подтверждается фактом наследственности, выступающей не как рок, но в проявлениях настоящего дающей прямой, хотя и известным образом модифицированный отголосок прошлого. Та же сторона находит свое отражение в сложных бессознательных наслоениях от прошлых поколений в человеческой душе, что дало право говорить о власти мертвых в жизни человечества – в том, что мы несем в себе не только то, что выношено нами, но и слышим в себе и видим в своих поступках своего рода претворенную в органическое соединение амальгаму из наших стремлений, мыслей и чувств и какой-то иной власти, смутно сознаваемой нами или вовсе ускользающей от нас и тем не менее оставляющей свои следы в нас самих и в нашем поведении. Нам остается только еще подчеркнуть нашу память, неустанно ткущую свои нити, убегающие в далекое прошлое, вширь и вглубь. Человек с его большей или меньшей индивидуальностью не может быть один и никогда не бывает один. У него есть история и будущее, он живет в обществе и в среде себе подобных. История и общество – это действительно необходимые условия, без которых нет и не может быть человека, не может быть индивидуальности в подлинном смысле этого слова[1039]. С этой мыслью мы и попытаемся теперь познакомиться поближе.
Если принципиальное противопоставление социального и индивидуального является вполне оправданным, оправданным для научного исследования, то философски, с живой, жизненной точки зрения это противопоставление является совершенно несостоятельным и должно быть принято только как принцип, но отринуто как неправильно понятое жизненное явление. В сущности и с научной точки зрения теперь намечается несколько иной взгляд на этот вопрос: на пути своего развития общество все больше и больше нуждается в индивидуальном выявлении своих сочленов, настолько, что уже в современных условиях степенью дифференцированности коллектива можно измерять культурный уровень общества; индивидуальность и общественность становятся все более в положение взаимно друг друга обусловливающих фактов.
Выход за пределы индивидуальности продиктован не только условиями органического существования; он лежит в самом существе деятельности, каждый акт которой и состоит в таком выходе из самого себя и обозначает вступление на путь взаимопроникновения с другим и многим. Уничтожение возможности такого выхода за свои – условно принимаемые нами – пределы обозначало бы уничтожение возможности и смысла деятельности, а это должно быть понято как уничтожение смысла существования, как уничтожение жизни в конечном счете. Это особенно ярко сказывается в тех сторонах жизни индивидуальности, где мы имеем дело с сознательными стремлениями, особенно с идейными стремлениями личности, потому что таким путем уничтожалась бы вся сфера, связанная с возможностью человеческого поведения. В библейском повествовании об одиночестве Адама и признание господом богом необходимости дать ему общество в образе его спутницы, как и в евангельском «не добро быть человеку одному» слышится то же правдивое, глубоко жизненное понимание действительности. Стремление к среде и взаимодействию с нею является не только фактом неизбежным и органически необходимым, это не только основное влечение самого живого существа, но это для человека есть основное условие возможности сохранения его разумности. Как говорит Фихте[1040], изолированный человек не может быть полным, настоящим человеком, потому что он неизбежно вступает в противоречие с самим собой. Все ссылки на явления обратного порядка, как аскетизм, как стремление самого индивида уйти от среды и общения, не опровергают нашей мысли, потому что все эти явления стали возможными уже на почве известной пройденной культуры и прожитого человеческого общения. Потерять среду или хотя бы утратить самую идею возможности ее значит потерять в себе человеческую личность со всеми дальнейшими следствиями из этого. Каждый на своем месте делает свое особое дело, но уже в своем индивидуальном задании и выполнении он включается в более широкий круг и ищет признания и утверждения как себя самого, так и своего дела и своих установлений. Смысл изолированности для личности – это уничтожение свободы, жизненного нерва личности. Нужно во всей полноте усвоить себе мысль, что зло лежит не в индивидуальном начале, самом по себе, которое вовсе не требует сепаратизма и оторванности, а только в отпадении от системы, в разрушительности атомизации, когда индивидуальное превращается в сепаратное или онтологически замкнутое, эгоистическое. Вл. Соловьев глубоко прав в своем утверждении, что «истинный индивидуализм требует внутренней общности и неразлучен с нею»[1041]. Мы, с своей точки зрения, внесли бы только одну необходимую поправку, что и общность на пути своего раскрытия чем дальше, тем больше требует индивидуализма и неразлучна с ним[1042]. Личность реальна в обществе, но и общество реально только в личности.
Таким образом человек не только фактически включен в общество, в социальное целое той или иной формы, но он и в своих стремлениях и созидательной деятельности находится на пути все большего включения в коллектив, на пути установления сотрудничества; задача индивидуализма сводится в этом случае к отысканию своего места, своих форм жизни и творчества, в утверждении таким путем своей самодовлеющей ценности и смысла своего особого существования. Вне связи с себе подобными, с миром все это утрачивает свой смысл, значение и сущность. Не даром мы не можем мыслить себе человека вне связи минимум с породившими его существами, как и рождение его является актом общения, хотя бы только двух человеческих существ. С жизненной точки зрения, роковая ошибка противопоставлять личность и социальное целое принципиально друг другу; они могут сталкиваться друг с другом, но это вытекает не из существа их, а из временных, сменяющихся условий, как это и было в истории человеческого общества.
Проблема индивидуальности должна найти свое естественное расширение и продолжение в том, что индивидуальность есть не только личная, у отдельного существа, но она вполне понятно получается и у коллективных единиц, у социального целого, хотя бы уже просто потому, что они так или иначе слагаются из индивидуально осуществляющих себя единиц. Не только единичная индивидуальность включена в то или иное социальное образование, но и социальная индивидуальность сама включена в дальнейшее более широкое целое и так вплоть до включения в универс, который оказывается всеохватывающим, всеобъемлющим индивидуальным целым. Все это включение индивидуальностей друг в друга в порядке расширения и углубления их общего сочетания и взаимообусловленности обозначает расширение и углубление творческих возможностей до пределов в конечном итоге мирового космического творческого процесса. Семья, класс, народ, раса может и действительно выступает со своей особой неповторяющейся индивидуальной ролью, со своей особой творческой ролью, значением, смыслом и сущностью; каждая такая