Раскольников хорошо знал Сталина, но нарисованный им портрет требует дополнений. Да, Сталин был волевым человеком, он был непреклонен и тверд в достижении своих целей. Эти качества импонировали многим большевикам, создавая Сталину репутацию несгибаемого борца. Однако вовсе не потому он уничтожил одних и подчинил других руководителей партии, что был более твердым и волевым человеком, чем Киров, Орджоникидзе, Чубарь, Якир или Дыбенко. Убийца, который стреляет из-за угла, вовсе не должен быть «более волевым», чем его жертва. Честный человек не совершает преступлений не потому, что у него «слабая воля». Мы нередко называем сильным человека, который отбрасывает все принятые между людьми нормы взаимоотношений и все правила честной борьбы. А между тем большинство преступлений свидетельствует не о силе воли, а о слабости моральных принципов и убеждений преступника.
Да, Сталин был сильной личностью. Но он не обладал «сверхчеловеческой силой воли». У него никогда не было твердых моральных убеждений, он не испытывал ни любви, ни уважения к людям и не стремился служить им. Он не признавал никаких правил в политической борьбе. Используя преимущества своего положения и нанося неожиданные и коварные удары, Сталин сумел уничтожить многих сильных людей. Но как вел бы он себя, если бы его подвергли тем унижениям и истязаниям в застенках НКВД, на которые он обрек своих соратников?
Раскольников упоминает о хитрости Сталина. Но Сталин был не просто хитер и лицемерен. Он умел надеть на себя любую личину.
Необычайная жестокость Сталина проявлялась и в отношении его приближенных. З. Г. Орджоникидзе рассказывала своим друзьям, что ей всегда было тягостно бывать у Сталина, который любил поиздеваться над гостями, особенно над своим секретарем Поскребышевым. Однажды на встрече Нового года Сталин свернул из бумажек маленькие трубочки, надел их на пальцы Поскребышева и зажег, как свечи. Поскребышев корчился от боли, но не смел сбросить горящие трубочки.
Однако, как уже говорилось, Сталин мог быть предельно любезным хозяином. Своим гостям он преподносил цветы, самолично срезая их в саду. Многих, особенно иностранцев, это сбивало с толку. Английский писатель-фантаст Герберт Уэллс писал после встреч со Сталиным в 1934 году: «…Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нем нет ничего зловещего и темного, и именно этими его качествами следует объяснять его огромную власть в России. Я думал раньше, что люди боялись его. Но я установил, что, наоборот, никто его не боится, и все верят в него… Его искренняя ортодоксальность — гарантия безопасности его соратников…»
Желая произвести впечатление на того или иного человека, Сталин разыгрывал иногда целые сцены. Так, уже после войны, принимая в своем кабинете одного из адмиралов, Сталин прервался, чтобы получить от Поскребышева стопку книг по языкознанию. Перечислив принесенные книги, среди которых были и дореволюционные издания, Поскребышев сказал, что еще не все удалось достать. «И чем только не занимается Сталин», — подумал гость.
Академик Е. Варга рассказывал друзьям, что всякий раз, когда он бывал у Сталина, у того на столе лежал «Капитал» Маркса.
В дни войны широкую известность получила история с летчиком, который, возвращаясь из Кремля после вручения ему Звезды Героя Советского Союза, застрелил на затемненной тогда улице какого-то мужчину, пристававшего к девушке. Летчика задержал патруль; доложили Сталину. Он спросил, что можно сделать для летчика «по советским законам». Сказали, что летчика можно взять на поруки до суда. Сталин сам написал заявление в Президиум Верховного Совета. Летчика временно вернули в его часть. Вскоре он погиб в воздушном бою.
Не следует давать односторонние оценки Сталину. Он не был каким-то «сверхчеловеком», не был и всего лишь простым честолюбцем, садистом, пробравшимся в результате обмана и интриг к руководству партией. И как человек, и как вождь Сталин — фигура сложная и противоречивая. Конечно, его нельзя называть, как это часто делалось и делается, ни подлинным марксистом, ни подлинным ленинцем. Одни авторы хотят таким образом возвысить Сталина, другие — принизить Ленина.
В своих публикациях Сталин использовал марксистскую терминологию, но не марксистский метод.
Конечно, Сталин повторял многие марксистские лозунги, ведь он не мог вообще не считаться с идеологией партии.
Учение о социализме, различными ступенями и формами которого являются и марксизм, и ленинизм, представляет собой не только систему понятий, но также систему убеждений и нравственных принципов, которых Сталин вовсе не имел. В сущности, он был не столько участником, сколько попутчиком социалистической революции.
Политическую армию революции составляют в первую очередь низы общества. К ней примыкают обычно и отдельные представители средних слоев и интеллигенции, — они чаще всего преобладают в руководстве революционных партий. Одни из них приходят в революцию из благородных побуждений, стремясь осуществить свои идеалы справедливого общества. Другие — из личных и порой весьма низменных побуждений, надеясь занять в новом обществе лучшее положение, чем то, которое они занимали прежде.
История знает немало примеров того, как вчерашние революционеры перерождались в тиранов или слуг тирании — назову Фуше и Талейрана. Не случайно Сталин отзывался о Фуше с большим уважением. Прочитав переведенную в 30-е годы книгу С. Цвейга «Жозеф Фуше», Сталин сказал: «Вот это был человек, всех перехитрил, всех в дураках оставил». Примерно то же самое сказал он о Талейране, прочитав книгу о нем Е. Тарле.
Сталин никогда не стремился к реставрации капитализма, но своими преступными методами и действиями он нанес большой ущерб делу социализма — практически ликвидировал и без того крайне ограниченную социалистическую демократию, подорвал руководящую роль партии в советском обществе, обрушил удар на союз рабочего класса и крестьянства.
И все же, ломая и разрушая многое из того, что было достигнуто после революции, Сталин вынужден был во многих случаях как-то приспосабливаться к происшедшим в обществе необратимым переменам, к настроениям и требованиям трудящихся масс. Он был вынужден не только на словах выдвигать марксистские положения, но в ряде случаев и действовать как марксист. Были уничтожены многие выдающиеся представители советской интеллигенции, но Советское государство без интеллигенции обойтись не могло. Поэтому и в 30-е годы продолжали осуществляться различные меры, направленные на расширение системы образования и создание новой советской интеллигенции.
Проводя репрессии в Красной Армии и Коминтерне, Сталин оказал большую услугу фашистской Германии. После ее нападения на СССР он должен был провозгласить и лозунги национального освобождения, и антифашистские лозунги, а это способствовало не только военному, но и морально-политическому поражению фашизма в западных странах.
Сталин был озабочен сохранением и своей власти, и своей популярности. Он не был безразличен ни к мнению современников, ни к мнению потомков. Он хотел распространить свое влияние на десятилетия и века.
Не из любви к страдающему человечеству Сталин пришел к революции и социализму. Он пришел к большевикам из жажды власти и тщеславия. Большевистская партия всегда была для Сталина лишь инструментом, способствующим достижению его собственных целей. Рядовые люди были ему чужды, он не встречался с ними, не бывал на фабриках, заводах, в колхозах и не испытывал потребности в таких встречах.
Возможно, поверив в свою исключительность, Сталин решил, что в сравнении с величием его дел преступления, на которые он был вынужден пойти, — мелочь, издержки движения. В действительности же ни один из врагов Коммунистической партии и Октябрьской революции не принес делу социализма больше вреда, чем Сталин.
УСЛОВИЯ, ОБЛЕГЧИВШИЕ СТАЛИНУ УЗУРПАЦИЮ ВЛАСТИ
1
Почему Сталин смог в 30-х годах нанести столь страшный удар по партии, почему не встретил решительного сопротивления народа, партии и ее руководства?
О возможности или даже неизбежности перерождения революции, происходящей в условиях, не соответствующих ее идеалам, писали еще К. Маркс и Ф. Энгельс. В спорах с народниками об этом не раз писал и молодой Плеханов. Если народ, утверждал он, придет к власти при незрелых социальных условиях, то «революция может привести к политическому уродству, вроде древней китайской или перувианской империи, т. е. к обновленному царскому деспотизму на коммунистической подкладке».
Конечно, во всякой почти политической системе и ситуации есть различные возможности развития. Выбор определяется и объективными, и субъективными факторами, порой явно случайными. Даже у русского царизма в начале XX века были разные возможности для развития. Не была с неизбежностью обречена на гибель и та хрупкая система буржуазной демократии, которая существовала между Февралем и Октябрем 1917 года.
В этом смысле сталинизм вовсе не представляется, неизбежным: у Советского государства после Октября были разные возможности развития.
Как же удалось Сталину, несмотря на очевидную чудовищность его злодеяний, сохранить не только власть, но и увеличивавшиеся год от года уважение, доверие, преданность и даже любовь большинства советских людей?
2
Навязать свою волю партии Сталину помог прежде всего непомерно раздутый культ его личности.
«У нас много говорят о культе личности, — писал И. Эренбург в своих мемуарах. — К началу 1938 года правильнее применить просто слово «культ» в его первичном, религиозном значении. В представлении миллионов людей Сталин превратился в мифического полубога; все с трепетом повторяли его имя, верили, что он один может спасти Советское государство от нашествия и распада».
Обожествление Сталина лишало партию возможности контролировать его действия и заранее оправдывало все, что от него исходило. Олицетворение в личности Сталина всех достижений Советского Союза парализовало политическую активность коммунистов, мешало разобраться в происходящем, требовало слепого доверия «вождю». Культ Сталина, как и всякий культ, порождал тенденцию превращения партии в особую церковную организацию, где «пастыри» — руководители с непогрешимым «папой»-Сталиным во главе — отделены от паствы — рядовых членов партии. Культ Сталина не только прикрывал уже совершенные им беззакония и ошибки, но и заранее оправдывал новые преступления. В то же время культ закреплял отрыв Сталина от народа и партии. Вожди в Кремле были для народа такими же далёкими и непонятными, как боги на Олимпе.