Разлука была долгой, но работа — съемки и концерты, которые мы давали по всему маршруту нашего следования, не оставляли много времени для печали («тоски-кручины», как говорит мама). За работой время пролетело быстро, но как приятна была встреча после разлуки!
— Скоро будет новая картина? — сразу же спросил меня Сталин. — Не терпится увидеть.
Сценарий я вкратце пересказала, и Сталину он понравился. Но что такое пересказ сценария в сравнении с картиной?
— Надеемся к лету успеть! — бодро сказала я, будучи в курсе планов Г.В.
— Будем ждать лета, — веско сказал Сталин.
Прозвучали эти слова как «не подведите!».
Премьера «Волги-Волги» состоялась весной 1938 года, в апреле. Мы не подвели. Мы никого никогда не подводили. Это не в наших с Г.В. привычках.
Я не злопамятна, предпочитаю помнить хорошее, а не плохое. Я — сторонница справедливости. Во всем. И знаю наверняка, что рано или поздно всем воздается по заслугам. За хорошее — добром, за плохое — наказанием, карой.
В августе 1937 года я узнала об аресте человека, некогда сильнее прочих недоброжелателей нападавшего на «Веселых ребят», я не испытала злорадства и не подумала: «Вот, поделом». Нет, я просто отметила про себя, что сколько веревочке ни виться, а конец будет всегда. Враг, притворявшийся другом, рано или поздно будет разоблачен. Когда-то мы с Г.В. недоумевали, будучи не в силах понять, почему уважаемый человек (в ту пору уважаемый), известный писатель, вдруг ополчился на нас, на нашу картину. Точнее, не на нас, а на Г.В. Меня тогда мало кто знал. Необъективность часто бывает следствием неприязни, ссоры, былых обид. Но ничего такого не было. Не было неприязни, никогда не пересекались жизненные пути… Почему же тогда понадобилось нападать, громить такую хорошую картину, как «Веселые ребята»? Да еще и с множеством обидных высказываний в адрес режиссера? В адрес Г.В., мягкого, деликатного, совершенно не склонного к конфликтам человека. Там, где другой разразится потоками брани и станет потрясать кулаками, Г.В. улыбнется и скажет: «Милочка (или «дорогой мой»), вы не совсем правы». За что можно не любить Г.В.?
Теперь стало ясно, что дело было не в Г.В. Задача врага — хаять хорошее и возносить плохое. Нападки на «Веселых ребят» были вызваны стремлением лишить советских людей этой веселой картины, хоть немного, да обеднить их духовную жизнь. Это единственное логичное объяснение. Вдруг кто-то из руководства пойдет на поводу и, не разобравшись в сути вопроса, прикажет снять картину с проката? Не раз случалось так, что не слишком дальновидные руководители шли на поводу у скрытых врагов.
Не злорадствую, не пылаю жаждой мести (вот ведь, всплыло выражение из дореволюционных мещанских пьес!). Просто понимаю причины, мотивы, которые прежде не могла понять[59].
Ноябрь 1937-го
Говорили со Сталиным о Шаляпине. Я рассказала, как он благословил меня маленькую на актерство.
— Сумел разглядеть талант! — одобрительно заметил Сталин.
Сталин хорошо относился к Шаляпину. Слышал его пение, ценил талант. Сталин считал, что в 1927 году поторопились лишить Шаляпина звания Народного артиста и советского гражданства.
— Троцкисты удружили, — с неприязнью сказал Сталин. — Шаляпин тоже наломал дров, но не таких, чтобы закрывать ему дорогу домой. Можно было объяснить, многим же объясняли. В этом и суть троцкизма, чтобы врагов представлять друзьями, а из любого оступившегося делать врага. Они и Горького хотели врагом объявить, но я вмешался и не дал этого сделать. Написал Алексею Максимовичу, пригласил его приехать, посмотреть, как мы живем. А с Шаляпиным нехорошо вышло.
В то время Шаляпин уже болел. В апреле 1938-го его не стало. Жаль его, очень жаль. И обидно за него, обидно, что он умер на чужбине, вдали от родины, вдали от тех, кто его так любил. В детстве Шаляпин казался мне сказочным богатырем. Он был таким огромным, добрым, веселым, шумным, как все богатыри. И немного наивным, в нем, взрослом, было что-то от ребенка. Этой наивностью нередко пользовались разные подлецы…
Люблю бывать в театрах, причем в разных. В те годы с удовольствием ходила на премьеры в Госцентюзе[60]. Помню все просмотренные спектакли, но особое впечатление на меня произвела замечательная постановка пушкинской «Русалки». Сталин, ввиду его великой занятости, очень редко посещал театры, но любил слушать мои рассказы о спектаклях. Эти рассказы превращались в спектакли, потому что, увлекаясь, я проигрывала в лицах особенно понравившиеся мне места. Сталин восхищался моей способностью к перевоплощению. Однажды сказал, что в Советском Союзе есть всего две актрисы, которых можно назвать «волшебницами», так хорошо они умеют превращаться в разных людей.
— Одна из них — Любовь Орлова, — сказал Сталин.
Я, разумеется, поинтересовалась, кто вторая. Сталин улыбнулся и ответил, что не хочет называть второе имя. Так для меня оно и осталось тайной. Могу только догадываться.
Но если уж говорить начистоту, то актрис, обладающих даром перевоплощения, у нас много. Во всяком случае, их больше, чем режиссеров, которые способны раскрыть актерский талант в полной мере, предъявить его зрителям в полном объеме. Огромную роль в моем развитии как актрисы сыграл Г.В. Без него я вряд ли бы смогла стать той, кем стала, вряд ли бы смогла достичь того, чего я достигла. Об этом я говорю часто, говорила и Сталину. Сталин высоко ценил Г.В., всегда отзывался о нем с уважением.
Как и все актеры, я очень наблюдательна. Актерам положено быть наблюдательными, подмечать в людях те или иные черты, которые впоследствии будут воплощаться в образы на экране или на сцене. Ну и вообще, в моем представлении, наблюдательность должна быть присуща каждому человеку. Это очень важное качество, не обладая которым, невозможно приобретать полноценный жизненный опыт.
Многое из того, что я поняла о Сталине, я поняла благодаря моей наблюдательности. Со временем отдельные штрихи сложились в тот образ, который живет в моей душе по сей день. И будет жить до тех пор, пока жива я.
Я замечала, с какой любовью, с каким уважением, смотрело на Сталина его окружение — охрана, водители, горничные. Их взгляды были преисполнены любовью. Чувствовалось, что все эти люди безмерно благодарны судьбе за то, что она свела их с Вождем.
Часто бывая за границей, я сравниваю те свои впечатления от Сталинского окружения с впечатлениями, которые получаю за рубежом. Мне довелось бывать во многих странах, встречаться со многими людьми, в том числе и с влиятельными политиками, посещать приемы, банкеты. Но нигде я не видела, чтобы на кого-то, будь то крупный руководитель, известный политик или какая-то знаменитость, окружающие смотрели теми же сияющими взглядами, как на Сталина. Говоря «сияющими», я нисколько не преувеличиваю, так оно и было. Как еще можно было смотреть на Сталина?
Декабрь 1937-го
Новый год, праздник, обмен подарками. На сей раз с учетом былой оплошности я была скромна в выборе. Подарила Сталину часы, карманные (Он предпочитал такие), с памятной гравировкой.
— Это очень правильный подарок! — сказал Сталин. — Что может быть полезнее часов? Не могу представить, как раньше люди жили без часов? Как они все успевали?
Впоследствии я не раз видела свой подарок в руке у Сталина. Часов у Него было много, настоящая коллекция, которой хватило бы для музея. Были там и наручные, и карманные, но Сталин по старой привычке предпочитал карманные.
Сталин подарил мне красивую деревянную шкатулку, даже не шкатулку, а целый ларец с хохломской росписью — большие красно-золотые цветы на черном фоне.
— Награды складывать, — пошутил Сталин, вручая мне подарок.
Для наград ларец был слишком велик. Я храню в нем документы и особо дорогие мне письма с фотографиями. Всякий раз, открывая крышку, вспоминаю Сталина, вижу его лицо. В моих воспоминаниях Сталин всегда предстает улыбающимся. Так, наверное, и положено вспоминать добрых людей — улыбающимися.
Недавно мы говорили с Г.В. о том, что нашей молодежи очень нужна картина или, скорее, цикл картин о Сталине. Таких, чтобы в них был отражен весь жизненный путь Вождя — юность, начало занятий революционной деятельностью, 1917 год, Гражданская война и т. д. Эти картины стали бы великолепным примером, ярким и поучительным уроком для молодого поколения. Вся жизнь Сталина — пример беззаветного служения народу.
Январь 1938-го
Не знаю, как другим, а мне новоселье не столько в радость, сколько в тягость. К новому месту я привыкаю очень долго, долго обживаюсь. Переезды во время командировок воспринимаются иначе, проще. Приехала и скоро уехала, какой смысл обживаться. А вот дом — это дом.
Новая квартира в Глинищевском переулке была больше и удобнее прежней, да вдобавок с видом на мой «родной» музыкальный театр. Я не слишком-то расположена к различного рода ностальгическим переживаниям, но видеть в окно или смотреть с балкона на театр, с которым связаны многие счастливые воспоминания, театр, где я многому научилась, мне приятно.
Уже тогда мы с Г.В. считали, что главным нашим домом будет загородный, строительство которого мы не так давно начали. За городом приволье, тишина, покой. Я очень люблю Москву, для меня этот город был и остается лучшим городом на свете, но порой так остро хочется тишины, спокойствия, свежего («природного», как говорит Г.В.) воздуха и пр. Но пока дом во Внукове не был построен, все эти удовольствия были мне малодоступны. Разве что кто-то из друзей приглашал к себе на дачу. Выезды на природу во время съемок в счет не шли. Во время этих выездов можно было наслаждаться только воздухом, но не покоем. Какой покой может быть во время съемок картины? О покое на съемках можно только мечтать. Любые съемки, даже столь хорошо (просто превосходно!) организованные, как у Г.В., все равно представляют собой нечто вроде вавилонского столпотворения. Окончательно освоилась я на новом месте только к маю. Проснулась утром и вдруг ощутила, как мне здесь все знакомо и привычно.