О Сталине с любовью — страница 36 из 38

— «Золушка», — ответила я.

От названия «Советская Золушка» Г.В. отказался. Оно ему не понравилось — тяжеловесно и как-то двусмысленно. Могут ли быть Золушки в Советской стране?

— Не надо повторять старого, — строго и веско сказал Он. — Мы не должны оглядываться назад, когда идем вперед. Так можно споткнуться и набить шишку. Идешь вперед — смотри вперед. Только так.

Действительно, подумала я. При чем тут Золушка? Разве по сюжету у меня есть мачеха, добрая крестная, прекрасный принц? У меня даже туфельки нет! Золушка получила счастье, благодаря волшебнице. А Таня Морозова добилась всего сама. Сама!

В очередной раз поразилась я удивительному уму и не менее удивительной прозорливости Сталина. Сразу же, еще не читая сценария, не зная, о чем будет картина, он проник в суть и по одному лишь названию смог сделать правильные выводы, смог дать хороший совет. Действительно — какая из Тани Морозовой Золушка? Она не Золушка, она, скорее, Жанна д’Арк! Она — победительница. Женщина из народа, сумевшая подняться до небывалых высот! Разве может Золушка с ее туфелькой стать примером для советских женщин? Никогда! Советская женщина не станет, не должна ждать появления доброй феи с волшебной палочкой. Советская женщина сама добивается желаемого.

— Что происходит с твоей героиней? — спросил Он. — О чем картина?

— О ее жизненном пути, — ответила я.

— Так пусть называется «Путь». Или нет, «Путь» — это слишком просто. «В добрый путь» или «Светлый путь», наверное, будет лучше.

— «Светлый путь»! — подхватила я. — Замечательное название. Светлый путь!

Г.В. оно тоже понравилось. Так мы и назвали картину. Под этим названием она вышла на экраны. Но…

Но, к огромному нашему сожалению, наши с Г.В. надежды не оправдались. Я имею в виду надежды, возложенные на эту картину. Нам почему-то казалось, что это будет лучшая наша картина, самая-самая, главная, грандиозная! Среди всех наших с Г.В. картин нет более советской, более жизнеутверждающей картины, чем «Светлый путь». Столько надежд мы с ней связывали, столько сил на нее положили! Но жизнь распорядилась иначе. В какой-то мере жизнь — это лотерея, игра случая. И еще знаю одно правило: не надо быть уверенным на все сто процентов, пока не сбудется. Надеясь, всегда следует предполагать и то, что надежды могут не сбыться. И вообще, чем меньше ждешь, чем слабее надеешься, тем скорее сбудется. Не надо загадывать, недаром же говорят, что загад не бывает богат. Да, бывает, случается так, что кажется — все непременно сбудется, точно-точно, не на сто, а на сто пятьдесят процентов! Непременно! Обязательно! А в самый последний момент что-то меняется, и ничего не сбывается.

Возможно, картина могла бы получиться и лучше, измени мы кое-что в сценарии… Лично я сомневалась, стоит ли воплощать столь важную и серьезную тему, как становление советского человека в жанре музыкальной комедии. Но Г.В. твердо стоял на том, что комедия — жанр универсальный, всеохватывающий, позволяющий затрагивать самые серьезные вопросы, раскрывать самые важные темы. И, кроме того, в Ленинграде практически одновременно со «Светлым путем» снималась картина «Член правительства», близкая по теме, но не комедийная. Это тоже стало доводом в пользу комедии. Зачем представлять народу разом две однотипные картины? Скажу к слову, что «Член правительства», будучи безусловно хорошей картиной, не имел того успеха, на который рассчитывали его создатели. Об этом мне говорила, вернее, на это сетовала В.П.[137] Она (и оба режиссера тоже) твердо рассчитывала на премию первой степени. В.П. даже сделала кое-какие долги под этот расчет. Но надежды не сбылись, премии она получала за другие роли…

Все началось с показа в Кремле. Я на нем не присутствовала, но там был Г.В., который слово в слово (память у него замечательная) передал мне обсуждение картины. В целом ее приняли хорошо, но Сталин сказал, что хоть картина и хороша, но «Волга-Волга» ему понравилась больше, и эти слова в какой-то мере определили судьбу картины. Должного (на наш с Г.В. взгляд) признания она не получила, несмотря на то, что «Марш энтузиастов», который я там пела, приобрел огромную популярность.


Нам нет преград ни в море, ни на суше,

Нам не страшны ни льды, ни облака.

Пламя души своей, знамя страны своей

Мы пронесем через миры и века!


Странно, необъяснимо, непонятно, но сказка Роу «Василиса Прекрасная» пользовалась большим успехом у зрителей, нежели «Светлый путь». Хотя казалось бы… «Мы опоздали на четыре года», — грустно признал Г.В. Он был прав, «Светлый путь» получился хорошей, правильной во всех отношениях, но немного запоздавшей картиной. В 1937 году он бы смотрелся совершенно иначе, принимался бы зрителями по-другому. В искусстве, как, впрочем, и во все другом, весьма важное значение имеет актуальность, соответствие, созвучие времени, моменту. Если бы «Волга-Волга» была снята в 1940 году, то она не получила бы и половины того успеха, какой получила в свое время. Да, есть вечные ценности, но есть и такое понятие, как актуальность. Увы, со «Светлым путем» мы с Г.В. немного промахнулись. Опоздали на несколько лет.

Набравшись смелости, я спросила у Сталина о том, что ему не понравилось в картине. Он задумался (наверное, не столько думал, сколько подбирал подходящие слова), а потом сказал, что картина «неинтересно смотрится». Еще до середины не досмотрел, а уже ясно, чем закончится. И еще добавил, что Таня моя всем хороша, но вот жизненности ее образу недостает. Я попросила уточнить, что Он имеет в виду. «Очень уж она прямолинейная и в этом проигрывает Анюте и Марион», — был ответ. Я расстроилась, но постаралась не показать вида. Дома сказала Г.В. что совершенно недовольна Таней Морозовой. Г.В. с присущей ему мудростью и тактом ответил мне, что жизнь состоит из побед и поражений и что пусть все наши поражения будут такими, как «Светлый путь». Тогда я не поняла всей глубины и правоты его слов, а сейчас понимаю[138].

Не исключено, что именно «неудача» (я намеренно взяла это слово в кавычки, потому что многие считали «неудачу» удачей) со «Светлым путем» побудила меня снова сняться у другого режиссера, и я приняла предложение Рошаля сыграть Паулу Менотти в «Деле Артамоновых». Эту мою роль сейчас, по прошествии 20 лет, никто и не вспоминает, да и сама картина оказалась не из лучших. Далеко не из лучших, совсем, несмотря на то что снята она была по весьма известному произведению, новой советской классике, с хорошими актерами. Но вот, однако…

Премьера «Светлого пути» состоялась во вторник 8 октября 1940 в кинотеатре «Художественный». Кинотеатр «Художественный» — мой любимый. Когда-то, очень давно, я служила здесь иллюстратором (так тогда называли таперов). После картины мы вышли к зрителям. Было все, что положено — аплодисменты, цветы, одобрительные восклицания, но накал, градус оказался совсем не таким, какого мы с Г.В. ожидали. Мы вернулись домой немного грустные. Посмотрели друг на друга и разошлись по своим комнатам. «Как все прошло?» — спросила меня мама. Она очень хотела побывать на премьере, она еще не видела картины, только слышала о ней, но состояние здоровья вынудило ее остаться дома. «Все замечательно!» — ответила я и, сославшись на усталость, поспешила уйти. С мамой было опасно хитрить, кривить душой, скрытничать. Она видела меня насквозь. Мать есть мать.

«Светлый путь»… Больше ни в одной картине не снималась я с таким настроем, с таким воодушевлением… Иногда, уже сейчас, по прошествии многих лет, пересматривая эту картину на даче, нахожу в Тане Морозовой все больше и больше сходства со мной. Если мои воспоминания когда-нибудь будут опубликованы, то лучше названия, чем «Светлый путь», для них не придумать. Никакого пафоса. Никакого притворства. Никакого кокетничанья. Да и какой смысл мне кокетничать перед собой? Оглядываясь назад, я могу сказать, что жизнь моя, при всех невзгодах, выпавших на мою долю, была светлой, яркой, радостной. Настоящий Светлый путь.

Ноябрь 1940-го

В тот месяц я получила сразу два предложения из двух разных театров, но была вынуждена отказаться от обоих. У нас с Г.В. намечались грандиозные планы, которым не суждено было осуществиться — им помешала война. Г.В. тогда неожиданно для себя самого увлекся творчеством писателя-фантаста Беляева[139] и всерьез думал об экранизации его произведений. Больше всего привлекали «Продавец воздуха» и «Властелин мира», но для экранизации эти повести следовало переработать, поскольку Г.В. нужна была комедия, высмеивающая пороки капиталистического общества. Г.В. съездил в Ленинград к Беляеву[140], познакомился, заручился согласием совместно работать над сценарием. Беляев в то время был болен, но идеей экранизации загорелся.

Мне больше по душе был «Продавец воздуха», и я убедила Г.В. остановиться на нем. Сюжет «Властелина мира» не очень-то годился для комедии, и вообще эта повесть не подходила для экранизации по разным причинам. А «Продавец воздуха» подходил замечательно. И название звучное, комедийное. Продавать воздух — это же так смешно, с точки зрения советского человека.

— Фантастику будем снимать с Тиссэ! — заявил Г.В. и договорился с ним.

Жаль, что тогда не получилось картины. Сейчас уже не ее время. Впрочем, иногда несбывшееся — к лучшему[141]. Да и не бывает у творческих людей так, чтобы исполнялись все планы без исключения. Что-то исполняется, а что-то нет, но у по-настоящему одаренного человека, ничего не пропадает впустую. Нереализованная идея может «переродиться» в нечто новое, стать почвой для других идей. Кое-что из задумок, касавшихся постановки «Продавца воздуха», Г.В. использовал в других картинах.

Тему нужности фантастики мы однажды обсуждали со Сталиным. В то время бытовало мнение о том, что фантастические произведения не нужны, что они вредны, поскольку уводят от реальности. Сталин же считал, что фантастика фантастике рознь. Если в произведении рассказывается о светлом будущем, если оно побуждает к изобретательству, намечает пути развития науки, то такая фантастика, безусловно, нужна, потому что она полезна.