евозил его из Вавилона и свернул в Египет, движимый алчностью и желанием присвоить себе страну. Кроме того, Пердикка погиб, убитый своими воинами, в то время когда Птолемей напал на него и запер на пустынном острове. Таким образом, Пердикка был убит, пронзенный сариссами своих воинов, когда те напали на него; находившиеся с ним цари — Аридей и дети Александра, а также Роксана, супруга Александра, были отправлены в Македонию; Птолемей же перевез тело Александра и предал погребению в Александрии, где оно находится еще и теперь, однако не в том же саркофаге, как раньше, ибо теперешний гроб из прозрачного камня, тогда как Птолемей положил тело в золотой саркофаг. Похитил саркофаг Птолемей, прозванный Коккесом и Парисактом, который прибыл из Сирии, но был тотчас изгнан, так что похищение оказалось для него бесполезным.
Хотя я уже многое сказал об Аммоне, но хочется добавить еще следующее. У древних искусство предсказания и в особенности оракулы были в большем почете; теперь же господствует большое пренебрежение к ним, так как римляне довольствуются оракулами Сивиллы и тирренскими предсказаниями по внутренностям животных, по полету птиц и небесным знамениям. Поэтому и оракул в Аммоне также почти что заглох, в то время как прежде он был в большом почете. Яснее всего доказывают это писатели, описывавшие подвиги Александра; хотя они и прибавляли много лести, но все же сообщали кое-что, достойное доверия. Каллисфен говорит, что жажда славы побудила Александра подняться по Нилу к оракулу, так как он слышал о том, что в прежние времена Персей и Геракл совершили такое путешествие. Александр выступил из Паретония и попал в полосу южных ветров, но был вынужден продолжать путь, сбившись затем с пути от поднявшихся облаков летучего песка; он был спасен наступившими ливнями и двумя воронами, которые указали ему дорогу. Этот рассказ уже является лестью, такого же рода и следующий о том, что жрецы разрешили только одному царю войти в храм в обычной одежде; остальные же должны были переодеться и (кроме Александра) слушать изречения оракула, находясь вне храма, и только он — из храма. Ответы оракула давались не словами, как в Дельфах и у Бранхидов, но большей частью кивками и знаками, как у Гомера: «Рек и во знаменье черными Зевс помавает бровями» (Илиада. I. 528), причем прорицатель принимал на себя роль Зевса. Однако прорицатель в точных выражениях сказал царю, что он — сын Зевса. К этому рассказу Каллисфен прибавляет, подобно трагическому поэту, еще следующее: после того как Аполлон покинул оракул у Бранхидов, с тех пор как святилище было разграблено Бранхидами (которые во времена Ксеркса держали сторону персов), иссяк и источник; однако с прибытием Александра не только источник вновь появился, но и милетские послы доставили в Мемфис много изречений оракула относительно рождения Александра от Зевса, о предстоящей победе около Арбел, кончине Дария и попытках восстания в Лакедемоне. Каллисфен говорит, что Эритрейская Афинаида также возвестила о божественном происхождении Александра, ибо, по его словам, эта пророчица была похожа на древнюю Эритрейскую Сивиллу. Таковы рассказы историков.
АфинейПир мудрецов (фрагменты)
… Щедростью отличался Александр Великий…
На своих совместных застольях герои никогда не возлегали, но восседали. Согласно Дуриду, так делалось иногда и при дворе царя Александра. Во всяком случае, когда однажды он принимал около шести тысяч офицеров, то рассадил их на серебряных стульях и ложах, застеленных пурпурными плащами.
… За мастерскую игру в мяч афиняне даровали гражданство и почтили статуей любимца Александра каристийца Аристоника. Ибо эллины в поздние времена ставили ремесленные искусства намного выше произведений благородной образованности.
Были знаменитые фокусники и при дворе Александра — тарентинец Скимн, сиракузянин Филистид, Гераклит из Митилены.
Прославленными танцовщиками были выступавший в пьесах Кратина и Каллия Больб и критянин Зенон, бывший, по свидетельству Ктесия, любимцем Артаксеркса. Кроме того, Александр в письме к Филоксену упоминает Феодора и Хрисиппа.
И в других местностях имеются источники с жирной водой, например ручей в Азии, увидев который, Александр разослал извещения о том, что найден источник оливкового масла.
…Сатировскую драму «Агена» написал то ли катанский или византийский Пифон, то ли сам царь Александр.
Только македоняне, как свидетельствует Эфипп Олинфский в сочинении «О погребении Александра и Гефестиона», никогда не признавали умеренного питья и сразу напивались допьяна уже к первым переменам блюд, так что уже не могли наслаждаться едой.
Харет Митиленский, рассказывая в «Истории Александра» об осаде индийской крепости Петры, описывает способ хранения льда: Александр приказал вырыть тринадцать холодильных ям, их наполнили льдом, завалили дубовыми ветками, и лед сохранялся в них очень долго.
…Гипполох сообщает, что Протей — внук знаменитого Протея, сына Ланики, кормилицы царя Александра, — выпил очень много, ибо пил за здоровье всех подряд (пьяницей был и дед его Протей, спутник Александра).
Как рассказывает в книге «О кончине Александра и Гефестиона» Эфипп Олинфский, пируя с друзьями, Александр Великий каждый раз тратил сто мин в день; сотрапезников же у него бывало, может быть, шестьдесят или семьдесят. Персидский же царь, как пишут Ктесий и Динон (в его «Персидской истории»), давал пиры на пятнадцать тысяч человек и тратил при этом по четыреста талантов. В италийской монете это составляет два миллиона четыреста тысяч денариев; разделив их на пятнадцать тысяч человек, получаем сто шестьдесят денариев на человека, — то есть столько же, сколько и у Александра, — тот, согласно Эфиппу, тратил сто мин.
Агафархид Книдский рассказывает в восьмой книге «Истории Азии», что когда друзья угощали Александра, сына Филиппа, то все лакомства на стол выставлялись завернутыми в золото; а когда их ели, то золотую обертку разворачивали и выбрасывали вместе с шелухой и косточками, чтобы люди видели роскошь царских друзей, а слуги получали свой законный доход. Как быстро позабыли они, — пишет Дурид, — что когда Филипп, отец Александра, приобрел золотую чашу весом в пятьдесят драхм, то на ночь он всегда уносил ее с собой и клал под подушку.
Дурид, рассказывая в седьмой книге «Македонской Истории» о том, каким мотом был кипрский царь Пасикипр, пишет в частности следующее: «Отпуская после [завершения] осады Тира Пнитагора, Александр наградил его, кроме всего, и крепостцой, которую тот попросил».
Дегустаторов блюд… называли эдеатрами, они ели царскую пищу, чтобы царя не отравили. Позднее звание эдеатра стало означать главу всей прислуги; должность эта была высокая и почетная. По крайней мере, Харет пишет в третьей книге «Истории», что эдеатром Александра был сам Птолемей Сотер.
Гиероним [удивлялся] колеснице, изготовленной для перевозки тела Александра…
Гегесандр рассказывает о льстеце Александра Никесии: когда Александр сказал, что его кусают мухи, и стал их отгонять, случившийся при этом Никесий сказал: «Теперь эти мухи гораздо лучше других — в них ведь твоя кровь».
Сатир пишет в своих «Жизнеописаниях», что в свите льстецов Александра состоял и проповедовавший эвдемонизм философ Анаксарх. Когда он сопровождал однажды царя в поездке, вдруг грянул такой гром, что все перепугались, Анаксарх сказал: «Не ты ли, Александр, сын Зевса, сотворил это?» Александр ответил смеясь: «Не хочу внушать ужас — это тебе хочется, чтобы я сервировал стол головами царей и сатрапов». Аристобул из Кассандрии пишет, что, когда Александр был ранен и истекал кровью, афинский панкратиаст Диоксипп воскликнул [Илиада. V. 340]: «Вот он, ихор, что струится у жителей неба счастливых».
[Афиняне]… приговорили Демада к уплате десяти талантов за то, что он предложил объявить Александра богом…
Филарх пишет в шестой книге «Истории», что льстец Александра Никесий, видя как царь мучается, приняв лекарство, воскликнул: «О царь, если вы, боги, так страдаете, то как же быть нам?» Александр, с трудом подняв на него взгляд, ответил: «Какие боги? Боюсь, как бы не богам ненавистные».
Кстати, любителями яблок были Филипп Македонский и его сын Александр, как свидетельствует Дорофей в шестой книге «Истории Александра». А Харет Митиленский рассказывает, что когда Александр обнаружил, что самые лучшие яблоки растут близ Вавилона, то наполнил ими корабли и устроил [на реке] яблочное сражение — зрелище получилось восхитительное.
Маленькие перепелки называются хеннии, о них упоминает Клеомен в своем «Письме к Александру»: «Десять тысяч копченых лысух, пять тысяч дроздов, десять тысяч копченых хенний».
…говорят ведь, что Стагирит получил от Александра Македонского восемьсот талантов на исследование животных…
Горьким пьяницей был и македонец Протей, как Эфипп рассказывает в сочинении «О погребении Александра и Гефестиона», однако, несмотря на искушенность в выпивке, телом был он очень силен. Однажды Александр потребовал чашу емкостью в два кувшина, отпил из нее за здоровье Протея и передал чашу ему; тот взял ее, пропел царю хвалу и допил под общие рукоплескания. А потом Протей в свою очередь потребовал ту же чашу, отпил за здравие и передал царю; но Александр, приняв ее твердою рукою, удержать не смог, откинулся на подушку и выпустил чашу из рук. После этого он и заболел, а потом умер, потому что (говорит Эфипп) Дионис на него гневался за разорение Фив, его родного города. Да и сам Александр был привержен выпивке до такой степени, что отсыпался после попоек по два дня и две ночи подряд. Об этом свидетельствуют его «Ежедневные Записи», писанные Эвменом Кардийским и Диодотом Эритрейским. И у Менандра в «Льстеце» сказано: