XLII. (93) Как мне представляется, жители разных стран открыли и применяют те или иные виды дивинации в зависимости от местных условий. Так, вавилоняне и египтяне, живущие в открытых и ровных местах, где из земли не выступает ничего такого, что могло бы служить помехой для наблюдений над небом, целиком отдали себя изучению созвездий. Этруски же, более усердно занимавшиеся религиозными обрядами и чаще приносившие в жертву животных, отдались более всего исследованию внутренностей. Кроме того, так как в Этрурии вследствие особенной плотности воздуха в этой стране много появилось необычайного частью на небе, частью порожденного землей, а то и родившегося от людей и скота, то этруски стали опытнейшими толкователями знамений. Ты сам не раз говорил, что в самих названиях, которые наши предки дали разным видам знамений, очень хорошо выражена их сущность. От слов ostendunt, portendunt, monstrant, praedicunt произошли названия ostenta, portenta, monstra, prodigia.
(94) Далее, арабам, фригийцам и киликийцам, которые по большей части зимой и летом пасут свой скот, кочуя по равнинам и по горам, легче было подметить особенности пения и полета птиц. Эти же условия повлияли и в Писидии, и в нашей Умбрии. Между тем вся Кария, и в особенности Тельмес, о которых я раньше упомянул, поскольку земли там удивительно богатые и плодородные, и вследствие этого на них может произойти и родиться много необычайного, стали особенно опытными в толковании всяких знамений.
XLIII. (95) Кто не знает, что во всяком хорошо устроенном государстве всегда играли важную роль ауспиции и остальные виды дивинации? Был ли когда-нибудь такой царь, такой народ, который не использовал бы предвещания, исходящие от богов? И не только в мирное время, но в еще гораздо большей степени во время войны, когда государство находится в величайшей опасности и под вопросом стоит само его существование? Я уже не говорю о наших, которые в военное время без предварительного исследования внутренностей жертвенных животных ничего не предпринимают, а в мирное время, у себя дома, – без ауспиций. Посмотрим, что у других народов[700]. Ведь и афиняне всегда привлекали для решения общественных дел особых жрецов-прорицателей, которых называют µάντεις. И лакедемоняне придавали своим царям в советники авгура. Они считали также необходимым, чтобы «старцам»[701] (так у них называются члены государственного совета) помогал авгур. И о всех наиболее важных делах они всегда запрашивали оракула – или в Дельфах, или у Аммона, или у Додоны. (96) Сам Ликург[702], упорядочивший их государство, введенные им законы подкрепил авторитетом Аполлона Дельфийского. И когда [впоследствии] Лисандр захотел внести в них изменения, препятствием для него оказалась именно религия. Правители Лакедемона, не довольствуясь тем, что заботились о своем государстве днем, в бодрствующем состоянии, ночевать уходили в храм Пасифаи[703], недалеко от города. Они это делали ради сновидений, потому что, считали оракулы, полученные во сне, особенно заслуживающими доверия.
(97) Опять же вернусь к нашим. Много раз и по самым различным поводам сенат отдавал приказ децемвирам[704] обратиться к Сивиллиным книгам. А как часто следовал указаниям гаруспиков! И когда видны были два солнца, и когда – три луны, и когда – огненные вспышки (faces), и когда ночью показалось солнце, и когда с неба слышался гул, и когда небо как будто разверзлось и на нем были замечены [огненные] шары. Донесено было сенату о том, что в Приверне в одном месте земля расселась и образовалась пропасть невероятной глубины и что в Апулии произошло страшное землетрясение. Эти знамения предвещали римскому народу великие войны и опаснейшие восстания. И во всех этих случаях ответы гаруспиков совпадали со стихами Сивиллы. (98) А когда статуи Аполлона в Кумах, Победы в Капуе покрылись потом? А когда родился гермафродит (androgynus), разве это чудо не представляло собою нечто фатальное (fatale)? А когда река Атрат[705] потекла кровью? А когда с неба часто выпадал дождь камней, иногда кровавый дождь, временами земляной или даже молочный? А когда молния ударила в статую кентавра на Капитолии? А когда – в Авентинские ворота и в людей? А когда – в тускуланский храм Кастора и Поллукса? А когда – в Риме в храм Милосердия? Не предсказали ли гаруспики, что должно произойти, и разве не обнаружили, что в Сивиллиных книгах предсказано то же самое?
XLIV. (99). И уже совсем недавно, во время войны с марсами[706], сенат, сообразуясь со сновидением Цецилии, дочери Кв. Метелла, восстановил храм Юноны Соспиты. Историк Сизенна[707], хотя и признал, что этот сон поразительно совпал с тем, что произошло, но в то же время, я уверен, под влиянием какого-то эпикурейца, нагло утверждает, что снам не нужно верить. Хотя он же ничего не говорит против чудесных знамений и рассказывает, что в начале войны с марсами и статуи богов потели и истекали кровью, и что небо разверзлось и слышны были таинственные голоса, возвещавшие опасности войны, и щиты в Ланувии[708] были изгрызены мышами, в чем гаруспики усмотрели самое прискорбное предзнаменование. (100) А взять анналы наши! Не рассказывается ли в них, что когда во время войны с Вейями Альбанское озеро чрезмерно переполнилось[709], то некий перебежавший на нашу сторону знатный вейент сообщил, что в неких записанных у них оракулах сказано: Вейи не могут быть захвачены, пока озеро полноводно; если оно, разлившись, выйдет из своих берегов, и воды его потекут к морю, то гибель грозит римскому народу; но если воды озера отведут так, что они не смогут стечь в море, то [исход войны] будет для нас благоприятен. Вот по какой причине наши предки произвели этот удивительный отвод воды озера[710]. Но позже, когда истощенные войной вейенты прислали в сенат послов, то, говорят, кто-то из них сказал, что перебежчик тот не осмелился сказать сенату всего: в тех же вейенских книгах судеб содержится [предсказание], что «вскоре Рим будет захвачен галлами». Как мы знаем, это и произошло через шесть лет после взятия Вей.
XLV. (101) Говорят также, что часто во время сражений были слышны голоса фавнов[711], а в тревожной обстановке, говорят, откуда-то доносятся вещие голоса. Из многих примеров – два особенно значительных. Незадолго до того как [галлы] захватили Рим[712], из рощи Весты, которая спускается от подножия Палатинского холма к улице Новой, был услышан голос, произнесший: «Пусть будут укреплены стены и ворота, если не будут приняты меры, то город будет захвачен». Этим предупреждением пренебрегли, когда еще можно было остеречься, а поняли его значение только после великого разгрома, постигшего захваченный город. Были принесены искупительные жертвы. И сейчас напротив того места можно видеть обнесенный оградой жертвенник, посвященный «Говорящему Вещателю» (Aio loquenti).
Многие авторы описали и другой случай. Когда произошло землетрясение, послышался голос из храма Юноны (который в крепости), потребовавший, чтобы была принесена в жертву поросная свинья. Оттого и Юнона та получила название Советчицы (Моnеtа)[713]. Будем ли мы презирать и эти предвещания, поданные богами и признанные нашими предками?
(102) Пифагорейцы придавали большое значение не только словам богов, но также и людей, выражениям, которые они называли «заклинания» (оminа). Так же и наши предки. Поэтому-то, приступая к любому делу, они предварительно произносили: «Пусть все будет хорошо, благоприятно, счастливо, удачно». А когда совершалось публичное жертвоприношение, повелевали: «Пусть все придержат языки» (faverent linguis); а в праздник: «Пусть все воздерживаются от ссор и споров». И еще при освящении колонии теми, кто ее выводил, или когда полководец производил осмотр своего войска, или цензор проводил ценз, люди, которые должны были привести животных для очистительного жертвоприношения, выбирались со счастливыми именами. И консулы при наборе войска следят, чтобы первый воин был со счастливым именем. (103) Этот обычай ведь и ты знаешь, и, когда был консулом и полководцем (imperator), свято соблюдал. Предки наши считали также, что результат голосования прерогативной центурии является предзнаменованием правильного решения комиций.
XLVI. Я приведу еще всем известные примеры. Л. Павлу, вторично избранному консулом, было поручено вести войну против [македонского] царя Персея. Вечером в тот же день, придя домой и целуя свою дочку Терцию, которая тогда была еще совсем малюткой, он заметил, что она грустненькая. «Что случилось, моя Терция, – спросил он, – почему ты грустная?» «Отец мой, – ответила она, – Персей погиб». Павел, крепко обняв девочку, сказал: «Принимаю знамение!» А умер щенок с такой кличкой[714].
(104) От Л. Флакка, фламина[715] Марса, я слышал о следующем случае. Цецилия, дочь Метелла, хотела выдать замуж дочь своей сестры. Как это было обычаем с древних времен, она отправилась вместе с племянницей в какое-то небольшое святилище, чтобы получить там знамение (omen). В храме Цецилия присела на скамью, а девушка осталась стоять. Так как долгое время не было слышно никакого голоса, уставшая девушка попросила разрешения у тетки ненадолго присесть на то же сиденье. И Цецилия ей сказала: «Охотно, моя девочка, уступаю тебе мое место». И это оказалось предзнаменованием, которое сбылось. Ибо сама Цецилия в скором времени умерла, а племянница ее вышла замуж за того, кто был мужем ее тетки