— А что тогда?!
Она изобразила вздох и прошептала одними губами: «Смерть». Выглядело жутковато, но непонятно.
— Смерть идет за мной? — уточнила я.
Леди посмотрела на меня очень странно, вздохнула, уже несколько раздраженно, показала на мою руку и повторила все так же одними губами: «Смерть».
— Смерть хочет мои руки? — Дурацкий вопрос, но ничего иного в голову не пришло, да и слишком памятны были события с Культяпкой, когда нам пришлось искать ему новые руки.
Мертвая леди изобразила скорбно-раздраженный вздох, протянула ладонь, коснувшись длинным ногтем моей вены, и повторно сказала: «Смерть!»
Я посмотрела на свою вену — выглядела та вполне живой, а условно-синеватый цвет, в принципе, не был отклонением от нормы. Недоуменно взглянула на мертвую леди и поняла, что только воспитание удерживает ее от желания стукнуть меня чем-то потяжелее.
Мы посидели, помолчали, а затем мертвая леди вдруг поднялась, посмотрела на меня, убеждаясь, что все мое внимание принадлежит ей, и закружилась, раскинув руки, словно хотела указать мне на все вокруг. Указав, остановилась и вновь одними губами произнесла фразу, которую я, кажется, поняла неверно: «Смерть может обратить все вспять!» Или это было что-то вроде: «Да ты все равно ничего не поймешь опять». Я уже ни в чем не была уверена.
И поэтому, когда мертвая леди вопросительно посмотрела на меня, я опустила глаза. Она вернулась, рухнула на скамью, одарила меня мрачным взглядом, после встала, сходила за прутиком, вернулась и, сев на самый краешек скамьи, начала писать: «Неизбежное всегда происходит».
И посмотрела на меня. Я — недоуменно — на нее.
Она посидела, подумала, потом затерла надпись ногой и написала: «Тебя спасет любовь».
Прочитав это, была вынуждена честно признаться:
— И вот с этим у меня тоже возникли проблемы.
Мертвая леди придвинулась ближе, готовая ловить каждое мое слово, но слов не было. Я просто не знала, что сказать. Перед глазами, как наяву, проносились воспоминания о Рике, как мы вместе сидим за партой на лекциях, украдкой обмениваясь взглядами, как он помогает мне собирать учебники и мои неизменные отточенные карандаши, когда переходим в другую аудиторию, как мы вместе обедаем или ужинаем, как идем, держась за руки, когда он провожает меня в мое общежитие… Я была счастлива с ним. По-настоящему счастлива. Мне было просто хорошо, светло, радостно и тепло, я просыпалась утром с радостной мыслью, что сейчас увижу Рика, который стоит и ждет меня внизу у крыльца…
Рика у меня отобрали.
Демонстративно, решительно, безжалостно. «Тарна я не потерплю»…
Когда с ресниц сорвались слезы, я просто налила себе еще воды и принялась пить маленькими глотками. Идут годы, я взрослею, а пришедшее еще в детстве понимание, что теряю всех, к кому привязалась, становится лишь сильнее.
— И в то же время есть Норт, — прошептала я почему-то вслух.
Свое отношение к Норту я не могла объяснить даже самой себе. Но каким-то странным образом лорд Дастел Веридан из врага, угрозы и шантажиста стал близким другом, человеком, о котором я беспокоилась, тем, о ком невольно начала заботиться и чьи чувства старалась беречь. И вот с чего бы, да? Я не знала.
— И я боюсь. — Это тоже произнесла вслух.
Произнесла и лишь потом осознала, насколько действительно боюсь. Боюсь его потерять. Как теряла до этого всех, абсолютно всех, кто был дорог. И Эль-таимы… Я могла сколько угодно оправдываться перед самой собой, что сделала артефакты из-за того, что парни возьмут Гобби в финал Королевских мертвых игр, а на самом деле — боялась. Дико, безумно боялась, что однажды Норт, Эдвин или Дан будут умирать у меня на руках, как когда-то мама, как дядя Тадор. И наверное, я именно поэтому легко смирилась с тем, что ректор перевел Рика в другое учебное заведение, забрав от меня подальше — теперь я могу хотя бы за него не переживать…
Мертвая леди молча протянула руку и коснулась моей ладони… только тогда я поняла, что плачу. Давно и безмолвно, просто слезы текут и текут по щекам.
— Любовь меня не спасет, — сказала, вытирая лицо рукавом.
«Спасет», — возразила, беззвучно прошептав, мертвая леди.
— Нет, — я горько улыбнулась, — вы просто не знаете, но все… все, кого я любила, сейчас мертвы. Папа, мама, дядя Тадор… Отчим как-то сказал, что я приношу несчастья, поэтому никогда не давал мне видеться с братьями.
Она хотела было возразить, указала на себя, мол, она же рядом и с ней все хорошо… но опустила руку, осознав, что да, она тоже мертва. Картина вырисовывалась нерадостная.
Некоторое время после мы сидели молча, я — попивая воду, она — делая вид, что составляет мне компанию. Все это время я искренне пыталась думать о новой магии, о предупреждении лорда Гаэр-аша, о том, что может принести мое обращение к заложенному в кровь резерву… но не выходило. Я, привыкший к рациональному мышлению артефактор, постоянно скатывалась мыслями к чувствам… своим чувствам, которые даже мне самой по факту были не нужны. Лорд Гаэр-аш очень правильно их охарактеризовал — никому не нужные чувства. Вообще никому. Ни мне, ни Норту. А что касается лорда Гаэр-аша — у него они и так пройдут. Эта страсть изначально являлась какой-то противоестественной, рада, что теперь и он сам это понял. Еще бы понять, кто конкретно «он сам»…
И я вдруг только сейчас подумала о том, что означал их диалог:
«Контроль полный?»
«Абсолютный».
«Мне жаль».
Норт произнес это «жаль» искренне. С нескрываемым сочувствием. Как сказал бы умирающему, которого уже невозможно спасти. О чем они говорили? Неужели с ректором произойдет что-то еще более жуткое, чем уже случилось? Хотелось бы верить, что нет, но… слова Норта.
Мертвая леди вдруг взяла палочку и написала: «Смерть ощутит в тебе Смерть».
Это было очень… странное замечание. Настолько, что я опять ничего не поняла.
«Мертвый заговорит», — продолжила леди.
Да как бы уже вполне разговаривает, если смотреть объективно на ситуацию.
Глянув на меня, мертвая леди осознала степень моей догадливости, приближающейся примерно так к догадливости бревна, стерла все вычерченное и, улыбнувшись, прошептала одними губами: «Когда в твоем сердце расцветет любовь, смерть обернется жизнью».
Я молча допила воду, пытаясь понять, правильно ли я расшифровала движения ее губ, потому как… снова ничего особо не было понятно.
Мертвая леди улыбнулась снова и написала: «Норт любит тебя».
Стакан в моей руке дрогнул.
Леди же дописала: «Его ждет долгая, полная величия жизнь».
Это следовало понимать, как то, что, если он станет мне дорог, он не умрет?
— Правда?! — шепотом спросила я.
Она величественно кивнула, а затем добавила все там же острым краем палочки на покрытой пылью и тленом земле: «Его судьба предопределена. Но…»
И она вдруг перестала писать. Задумалась, вычерчивая что-то непонятное на земле, а затем медленно, словно неуверенно, добавила: «Тебя спасет любовь».
— Любовь не спасает никого, — прошептала я.
Мертвая леди лишь улыбнулась, не собираясь мне ничего доказывать, а затем написала: «Вернись по венам Некроса».
И встала, намекая, что разговор завершен.
Возвращалась я, доверившись мертвой леди, по венам Некроса. Возвращение было безрадостным, вообще навалились апатия и горечь. Мне было безумно жаль лорда Гаэр-аша, я вновь и вновь думала о Норте, мне было важно хотя бы попрощаться с Риком, сначала узнать, как он, а потом попрощаться. И видит Тьма, лучше пусть так, чем еще и Рик пострадает от моей любви, дополнив список тех, кого я потеряла.
Я остановилась у прозрачной стены, устало посмотрела вниз и затаила дыхание…
Сердце Некроса было красным!
Не синим с черными прожилками, не мертвым, нет — оно выглядело и билось, как живое! Размеренно, четко, без задержек, и трубки вен, те, что были ближе к нему, тоже начинали менять цвет. Я глазам не поверила! Ожило не только сердце Некроса, оживала вся система туннелей, что оплела внушительный грот под Академией некромантии.
«Когда в твоем сердце расцветет любовь, смерть обернется жизнью» — так сказала леди.
И то, что я видела сейчас, это было именно «смерь обернется жизнью»! Это было чудо! Немыслимое, невозможное, удивительное! Посреди необъятной пещеры совершенно свободно бьющееся громадное живое сердце, медленно, но верно оживляющее все, что было мертво!
Невероятно!
Просто невероятно!
И невозможно, если честно. Откровенно говоря, я считала себя довольно одаренным артефактором, в смысле, хорошо обученным за счет того, что занималась и с дядей Тадором, и самостоятельно сверх программы обучения, но вот гением я явно не была. И все, на что я, возможно, была способна, — это дать толчок, используя Эль-таим, но уж точно не вдохнуть в сердце Некроса столько жизни, что оно оказалось способно делиться ею, оживляя мертвые вены.
Но вспышка магии внизу, и я увидела того, кто был сейчас скрыт полумраком, — лорда Гаэр-аша. Ректор стоял рядом с бьющимся сердцем Некроса и укутывал его серой сетью поддерживающих заклинаний, призрачной зеленоватой сетью исцеления, темно-алой сетью защиты… Слой за слоем, колоссальное вливание силы, одно за другим. Я ощущала лишь мощь, энергию примененной магии, которой с лихвой хватило бы, чтобы разметать в клочья всю нежить Мертвых лесов и все строения Некроса заодно, и ощущение используемой силы росло с каждым мгновением. Словно Гаэр-аш выкладывался до последней капли силы, на пределе возможностей, словно…
Я подавила эту догадку прежде, чем она оформилась в полноценную мысль, но едва под сердцем Некроса синим свечением вспыхнули камни, с ужасом поняла, насколько верным оказалось предположение — Гаэр-аш превращал всю пещеру в один мощный накопитель энергии, который, похоже, сможет несколько лет как минимум питать ожившее сердце. Но пугало не это — пугала причина, по которой глава Некроса сейчас выкладывался так основательно, что едва ли сможет стоять по завершении процесса. Ректор готовился к своему уходу и сделал все, чтобы у сердца Некроса был шанс продолжать жить.