О тирании. 20 уроков XX века — страница 8 из 10

ьна, из-за того, что та упомянула об «усталости от принятия решений» (что не является болезнью) в электронной переписке, эту тему подхватили американцы. Украинцы победили, а американцы проиграли — Россия не смогла навязать желаемый режим своему соседу, в то время как в Соединенных Штатах выгодный ей кандидат победил. Это должно заставить нас задуматься. История, которая, как долгое время казалось, двигалась с запада на восток, теперь, похоже, движется с востока на запад. Все происходящее здесь, кажется, уже случалось на востоке.

Тот факт, что большинство американцев не имеет паспортов, стал проблемой для американской демократии. Порой американцы говорят, что им не нужны выездные документы, потому что они предпочитают умереть за свободу в Америке. Это красивые слова, но за ними теряется один важный момент. Это сражение будет долгим. И даже если оно потребует жертв, сперва от нас понадобится пристальное внимание к миру вокруг нас, с тем чтобы понять, чему мы сопротивляемся и как это лучше делать. Так что обладание паспортом не есть капитуляция. Напротив, это делает нас свободнее, поскольку дает возможность нового опыта.

Это позволяет нам увидеть, как другие люди, порой мудрее нас, реагируют на сходные проблемы. Поскольку столь многое из произошедшего с нами за последний год знакомо остальному миру по недавней истории, мы должны внимательно наблюдать и слушать.

17. Обращайте внимание на опасные слова

СЛЕДИТЕ ЗА УПОТРЕБЛЕНИЕМ СЛОВ «ЭКСТРЕМИЗМ» И «ТЕРРОРИЗМ». БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ, КОГДА СЛЫШИТЕ О «ЧРЕЗВЫЧАЙНОМ» И «ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОМ» — ЭТО ОПАСНЫЕ ПОНЯТИЯ. ВОЗМУЩАЙТЕСЬ, КОГДА МАНИПУЛИРУЮТ ПАТРИОТИЧЕСКИМ СЛОВАРЕМ.

Самый умный из нацистов, правовед Карл Шмидт, доступным языком объяснил суть фашистского правления. Чтобы разрушить все правила, говорил он, нужно сфокусироваться на идее исключительности. Нацистский лидер переиграл своих оппонентов, сформировав в обществе веру в исключительность настоящего момента, а затем перевел это состояние исключительности в постоянное чрезвычайное положение. И граждане обменяли свою реальную свободу на ложную безопасность.

Когда сегодня политики упоминают терроризм, они, конечно, говорят о реальной опасности. Но когда нас пытаются убедить, что нужно отказаться от свободы во имя безопасности, следует насторожиться. Нет никакой необходимости выбирать что-то одно. Иногда мы в самом деле приобретаем одно в обмен на другое, но не всегда. Те, кто уверяет вас, что безопасность можно получить только в обмен на свободу, как правило, хотят лишить вас и того и другого.

Совершенно точно можно уступить свободу и не оказаться в большей безопасности.

Подчинение власти может давать чувство успокоения, но это не то же самое, что реальная безопасность. В то же время, когда нам достается немного свободы, мы можем испытывать дискомфорт, но это минутное смятение не опасно. Легко представить себе ситуацию, когда мы жертвуем и тем и другим одновременно: например, когда мы вступаем в отношения, в которых подвергаемся насилию, либо голосуем за фашиста. Точно так же несложно вообразить выбор, который одновременно увеличивает степень свободы и степень безопасности, — например, разрыв таких отношений или эмиграция из фашистского государства. Работа правительства заключается в том, чтобы степени свободы и безопасности росли вместе.

Слово «экстремизм», без сомнения, звучит плохо, и власти часто заставляют его звучать еще хуже, добавляя в то же предложение слово «терроризм». Но смысла у него немного. Нет доктрины под названием «экстремизм». Когда тираны говорят об «экстремизме», они просто имеют в виду тех, кто находится вне мейнстрима, — поскольку в каждый конкретный момент они сами определяют, что есть мейнстрим. Диссиденты двадцатого столетия, противостояли ли они фашизму или коммунизму, получали ярлык экстремистов. Современные авторитарные режимы, такие как Россия, используют законы об «экстремизме» для преследования тех, кто критикует их политику. Таким образом, под словом «экстремизм» можно понимать практически все что угодно, кроме того, что на самом деле является проявлением экстремизма, — тирании.

18. Не теряйте при сутствия духа, когда происходит немыслимое

СОВРЕМЕННАЯ ТИРАНИЯ — ЭТО УПРАВЛЕНИЕ ПОСРЕДСТВОМ ТЕРРОРА. КОГДА СЛУЧАЕТСЯ ТЕРАКТ, ПОМНИТЕ, ЧТО АВТОРИТАРНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ИСПОЛЬЗУЕТ ТАКИЕ СОБЫТИЯ ДЛЯ СОСРЕДОТОЧЕНИЯ ВЛАСТИ. НЕОЖИДАННАЯ КАТАСТРОФА, КОТОРАЯ ОПРАВДЫВАЕТ ОТМЕНУ СИСТЕМЫ СДЕРЖЕК И ПРОТИВОВЕСОВ, РОСПУСК ОППОЗИЦИОННЫХ ПАРТИЙ, ПРИОСТАНОВКУ СВОБОДЫ СЛОВА И ПРАВА НА БЕСПРИСТРАСТНЫЙ СУД И ТАК ДАЛЕЕ, — ЭТО СТАРЕЙШИЙ ТРЮК ИЗ ГИТЛЕРОВСКОГО УЧЕБНИКА. НЕ ПОДДАВАЙТЕСЬ НА ЭТО.

Пожар Рейхстага стал тем рубежом, когда гитлеровское правительство, пришедшее к власти вполне демократическими методами, превратилось в угрожающе постоянный нацистский режим. Это архетипический пример управления посредством террора.

27 февраля 1933 года, около девяти вечера, Рейхстаг — здание, где располагался немецкий парламент, — начало полыхать. Кто устроил этот поджог в Берлине? Нам это неизвестно, но это ничего не меняет. Важно, что этот эффектный акт устрашения дал начало чрезвычайной политике. Той ночью, с удовольствием глядя на пламя, Гитлер произнес: «Этим пожаром все только начинается». Независимо от того, был ли поджог делом рук нацистов, Гитлер увидел здесь политическую возможность: «Жалости больше не будет. Все, кто встанет на нашем пути, будут уничтожены». Выпущенный на следующий день указ отменял базовые права всех германских граждан, разрешая полиции так называемые «превентивные аресты». Гитлер заявил, что поджог устроили коммунисты, враги Германии, и на волне этих заявлений Национал-социалистическая партия одержала решительную победу на парламентских выборах 5 марта[2]. Полиция и нацистские штурмовики начали облавы на членов левых политических партий — их помещали в импровизированные концентрационные лагеря. 23 марта новоизбранный парламент принял «закон о чрезвычайных полномочиях», который передавал Гитлеру всю полноту власти. Чрезвычайное положение продлилось в Германии двенадцать лет, до самого конца Второй мировой войны. Гитлер использовал теракт — событие, прямое значение которого было ограниченным, — чтобы выстроить режим террора, который уничтожил миллионы людей и изменил весь мир.

Сегодняшние авторитарные правители тоже управляют посредством террора, и если уж на то пошло, они более изобретательны. Давайте посмотрим на нынешний российский режим, столь любимый нашим президентом. Владимир Путин не только пришел к власти на волне происшествия, поразительно напоминающего пожар Рейхстага, но впоследствии использовал теракты — реальные, сомнительные и фальшивые, — чтобы устранить препятствия на пути к тотальной власти в России и напасть на соседние демократии.

Когда слабеющий Ельцин назначил Путина премьер-министром в августе 1999 года, тот был никем и его рейтинг стремился к нулю. В течение следующего месяца в российских городах было взорвано несколько домов, по всей видимости российскими спецслужбами. Некоторые сотрудники спецслужб были арестованы своими же коллегами, были найдены доказательства их вины; в другом случае спикер российского парламента анонсировал взрыв за несколько дней до того, как он произошел. Тем не менее Путин объявил войну возмездия против российских мусульман в Чечне, пообещав настигнуть предполагаемых преступников и «замочить их в сортире».

Российская нация объединилась, путинский рейтинг взлетел к небесам, и в марте он выиграл президентские выборы. В 2002 году, после того как российские силовики убили десятки гражданских лиц во время штурма московского театрального центра, захваченного реальными террористами, Путин воспользовался поводом и захватил контроль над частным телевидением. После нападения террористов на школу в Беслане в 2004 году (при странных обстоятельствах, допускающих предположение о провокации) Путин отменил прямые выборы губернаторов. Таким образом, приход Путина к власти и уничтожение им двух важнейших институтов — частного телевидения и выборов глав регионов — были обеспечены манипулированием терроризмом, реальным, фальшивым и сомнительным.

После путинского возвращения на пост президента в 2012 году Россия ввела управление посредством террора в свою внешнюю политику. Во время вторжения на Украину в 2014 году Россия преобразовала части регулярной армии в отряды боевиков, удалив с их формы знаки отличия и отказавшись от любой ответственности за все ужасные страдания, которые те причиняли. Во время кампании в Донбассе на юго-востоке Украины Россия перебрасывала туда чеченских боевиков и отправляла части регулярной армии из мусульманских регионов России. Кроме того, Россия попыталась (впрочем, безуспешно) вмешаться в украинские президентские выборы в 2014 году.

В апреле 2015 года российские хакеры перехватили вещание французской телестанции и, маскируясь под ИГИЛ, передали в эфир материал, который должен был запугать французов. Россия надела маску «киберхалифата», чтобы французы еще больше боялись террора. Предположительно, целью было привлечение избирателей на сторону крайне правого Национального фронта — партии, которую Россия поддерживала финансово. После терактов в Париже в ноябре 2015 года, когда погибло 130 человек и 368 было ранено, основатель близкой к Кремлю экспертной группы радовался тому, что терроризм приблизит Европу к фашизму и к России. Другими словами, как фальшивый, так и реальный исламский терроризм в Западной Европе, с этой точки зрения, отвечают российским интересам.

В начале 2016 года Россия подняла информационную волну по поводу террористического нападения в Германии, которого не было. Бомбя сирийское гражданское население и тем самым увеличивая приток мусульманских беженцев в Европу, Россия использовала семейную трагедию для того, чтобы втолковать немцам, что мусульмане насилуют детей. Очевидно, это опять было сделано с целью дестабилизировать демократию и продвинуть крайне правые партии.