Бог мой, какой сегодня был рынок! Жара, в небе ни слезинки, тени и те – контрастные, длинные, июльские.
Бабушки разгуливали в босоножках, осы дружно налегали на свежую рыбу. Прокопий разжег ладан и кадил, обходя прилавок.
– Заклинаю ос! – вещал, зажмуривая глаза, красиво кланяясь, как жрец. Белую рубашку скинул, нацепил другую, ярко-апельсинового цвета.
Госпожа Электра продает оливки, сельдерей, баклажаны «без косточек» и большие желтые яйца.
– Это куриные яйца?
– Куриные, любовь моя, но если пожелаешь, найду и от петуха!
Виноградные пальчики ровные, сладкие, как конфеты. Разложены аккуратной шахматкой, как пирожные в бакалее.
На белоснежном колком льду пенятся жемчужно-серые морщинистые осьминоги, молочно-розовые кальмары, прозрачные креветки.
– С чего бы такой урожай? – любопытствует покупатель. – Море уже зимнее.
– Да просто Афина, – объясняет, покачнувшись, Прокопий, – Афина залезла на колени к папе и попросила продлить хорошую погоду!
– Александрос Думас, грек, слышала про такого писателя? – спрашивает меня Прокопий. К полудню опьянение вознесло его от человеков к ангелам. Кипарисы, портики, полуразрушенные храмы Аполлона, литература…
– Нет.
– А еще говорила, что филолог. Стыдно! Неужели не читала «Графа Монте-Христоса»?
– Так это же Дюма! Он француз!
– Какой еще француз. Просто притворялся, грекам иногда приходится.
– Ты смеешься? Ну какой он грек?
– Так Александр же.
– Как будто в других странах нет Александров! Даже в России есть.
– Александры есть, а Македонского нет, что от ваших толку!
Две старушки, слабые, нежные, вялые, как устрицы, стоят у прилавка с разноцветными перцами.
– Смотри, какие красивые, Урания, – говорит одна другой, показывая на красную закорючку.
– Красивые?! – удивляется Урания. – Что с тобой, Константина! Почему это они красивые?
– Потому что красиво все, что любишь.
Небо
Прилавки завалены клубнями сельдерея, напоминающими необработанные самородки золота. Лука-порея так много, что приходится складывать его в поленницы.
Покупаешь мандарины, продавец интересуется: вам наеду или на сок?
Черт его знает. Мне которые с листиками – они красивее.
– Помидоры откуда? – строго спрашивает дама.
– Из Иерапетра.
Дама поджимает губы и сдает назад.
– Да вы попробуйте! Как будто вы знаете все помидоры из Иерапетра! Мои – хорошие.
Дама уходит без покупки.
Мясистые щеки помидоров багровеют от обиды.
С обеих сторон рынок взяли в кольцо жаровни. Они запускают оглушающую интерференцию густых мясных запахов.
Внук выпрашивает шашлычок-каламаки. Дедушка кормит его с руки прямо посреди улицы. Рядом останавливается пожилой мужчина с тележкой. Долго любуется сценой.
– Все дедушки одинаковы! – изрекает наконец нежно. – Вот и я такой же. Что бы ни попросил внук – сразу ему покупаю.
Давно хотела попробовать рыбу-меч.
Сегодня повезло – была свежая на рынке.
– Дайте, – говорю, – пожалуйста, четыре стейка.
– Берите больше! Уступлю по 15. С утра 20 стоила.
– А почему такая большая скидка? – спрашиваю.
– Потому что это маленькая рыба. Практически ребенок, понимаете?
– И? – уточняю, доставая кошелек.
– Так из уважения к возрасту!
Напротив торговец кричит зернистым, перекатывающимся со слога на слог голосом:
– Де-ти! Плачь-те! Плачь-те громче! Плачьте, чтобы родители купили вам клубнику. – И воздевает руки к высокому, емкому, вмещающему все желания на свете небу.
Доступное счастье
День был дымно-солнечный, яркий, согретый перегаром задремавших перед вечерней сменой каминов. Главное отличие здешних зимних праздников от русских в том, что они происходят не в сам момент и не после, а задолго до события.
Адвент и греческий Филиппов пост – это растянувшиеся назад во времени Рождество и Новый год. Аванс. Сорокадневная прелюдия, усиливающая усладу ожидания. Говорят, Сократ прохаживался перед домом вечером, а когда его спрашивали, что он делает, отвечал:
– Нагуливаю аппетит к ужину.
Вот и они так.
На рынке торгуют без обычной экспрессии, вполпьяна. Манолис, сидя перед тазиком, откинулся на стуле, широко чешет пястью шею под заросшим подбородком. В тазике ягнячьи ребрышки и пуп пира – разломанная надвое морда козленка. Кассетный магнитофон играет критскую струнную музыку.
– Манолис! – укоризненно кричит ему через прилавок, заваленный крепкими, прошедшими тепличный бодибилдинг помидорами, старушка, повязанная темным в крапинку платком. – Манолис! Ты что же, не постишься? Ведь всего три дня осталось!
– Не видишь, Александра? – гремит Манолис. – Все свежее. Мама из деревни прислала. Значит, отменила пост.
– Ну, раз мама, – поджимает губы платочек, – тогда ладно. А кто играет на лире?
Манолис успевает ответить, поднося к губам толстобокий стакан:
– Кто хочет, тот и играет.
Прокопий убеждает высокого сухого мужчину, по виду настоящего педанта, купить анчоуса:
– Анчоус утренний, смотри! Он голубой!
Покупатель в сомнениях.
– Откуда он?
Прокопий, нервный, как поэт, разочаровывается в собеседнике и отвечает резко:
– Откуда-откуда. Оттуда! Может, я еще должен был у него спросить, где его крестили?!
На следующем перекрестке, где продают бесскорлупные грецкие орехи, изюм и каштаны, продавец подносит к губам троеперстие и, целуя его от всей души, выдыхает:
– Ммма! Отличные каштаны!
– Точно?
Продавец принимает замечание близко к сердцу.
– Да вы что? Я, что ли, не понимаю? Да я с тещей, с тещей общий язык нашел! А вы мне про каштаны! Тьфу!
Пожилая дама, проходя мимо жестяных банок с копченой селедкой, восторгается:
– Ах, какой запах! Ладан!
– Почему ладан?
– Умереть и не встать!
А вечером по небу разлился длинный свет, недолгое отраженное счастье, которое только и доступно луне и человеку.
РецептДолма
В греческий кухне сохранилось древнее разделение на постную и скоромную пищу, которое было свойственно когда-то и русской кухне, но сейчас потеряло свое значение. Долма – постная греческая закуска.
Вариантов приготовления долмы существует множество.
Виноградные листья фаршируют рисом и фаршем, в рисовую начинку добавляют перетертые помидоры, некоторые гречанки кладут в рис светлый изюм и кедровые орешки.
Долму подают комнатной температуры, с греческим йогуртом (или сметаной, в русском варианте).
Я люблю постные византийские долмадакья yiaXavT(i («яладзи», что означает на сленге фальшивые – видимо, изначальный рецепт включал-таки фарш) – с начинкой из риса и трав, с лимонным соком и йогуртом.
Ингредиенты:
250 г виноградных листьев (если листья консервированные, то их кладут в холодную воду на некоторое время, чтобы вышла соль. Воду надо поменять 2–3 раза)
зеленый лук (мелко нарезанный)
репчатый лук, потертый на крупной терке
250 г круглого риса
небольшие пучки петрушки, укропа, мяты
оливковое масло
сок 1,5 лимона
вода
соль, перец – по вкусу
• Замачиваем рис в воде на час, потом промываем его под проточной водой. Добавляем в рис сок лимона.
• Готовим начинку – добавляем в сырой рис мелко нарезанные душистые травы, лук, немного оливкового масла, соль, перец, перемешиваем в однородную массу. Некоторые хозяйки обжаривают лук и травы и варят рис до полуготовности, но это необязательно.
• Если вы счастливый обладатель свежих листьев – не забудьте их бланшировать. Опускаем листья по 2–3 в кипящую воду на 2 минутки – пока они не изменят цвет. Кстати, если листья останутся, их можно завернуть в конвертик из фольги и хранить в морозилке в течение года.
• Заворачиваем долмадакья. Черешок надо откусить, перевернуть лист «венами» вверх – то есть к себе, чтобы их видеть, положить ложечку начинки и завернуть – сначала края, а потом рулетом снизу вверх. Листья должны быть завернуты не слишком туго, но и не слишком свободно – чтобы не открылись. Берем кастрюлю с толстым дном, закрываем дно слоем виноградных листьев (бланшированных) и выкладываем долмадакья один рулетик плотно к другому, как шпроты в банке. Потом второй этаж, третий… зависит от количества рулетов.
• Закрываем долмадакья перевернутой тарелкой, добавляем воды – она должна доходить до тарелки, но не скрывать ее, сок лимона, оливковое масло и готовим на медленном огне до готовности. Вода почти вся выпарится.
Короткое бессмертие
Слово «лето» в переводе с греческого – хорошая погода. Летом каждый день одно и то же: высокое синее небо, звонкий солнечный свет, банная жара, никакого разнообразия. Зимой красок больше. Пейзаж оживляют дожди, а когда и снег; небо то пунцовое, то в серо-белую полоску, то розовое, как пастила.
Бывает, когда солнечно, но облака – белые и холодные, как пломбир. Соседская кавказская овчарка разлеглась, разделившись на два объемных пуховых холма. Одной половиной она остужается в тени, а другой плавится на солнце: такое ассорти удовольствий доступно только в зиму.
– Зимой баклажаны вкуснее, – говорит Сотирия, торговка овощами. – Это почему еще?
– Потому что зимой лучше аппетит.
Каждую пятницу встречаю на рынке учителя английского, господина Филиппа.
Мистер Филипп поздравляет меня с хорошей погодой. Всю предыдущую неделю лили дожди. Поскольку мистер Филипп ходит пешком, такая метеоситуация его порядком утомила.
– У нас в Англии если дождь, то к нему прилагается ветер, – начинает смолл-толк мистер Филипп. – Поэтому я отвык брать с собой зонт – все равно сломается.
– Что же вы делаете, если у вас нет зонта?
Мистер Филипп не понимает вопроса. С любопытством склоняет голову набок, как ученая птица.
– Ну, во время дождя?
– А! Оу! Ничего не делаю, – отвечает мистер Филипп. – Просто я все время мокрый.