Серая старушка в ответ саркастически сложила брови.
– Признавайся, – наседала румяная. – Признавайся, ведь ты считаешь, что это нам не по возрасту, да? Ты ведь думаешь, что мы слишком старые?
Серая старушка кивнула.
– Так вот и не веди себя как ребенок! – торжествующе воскликнула румяная. – На, скорей бери помаду.
Ксантиппа
Одну знакомую гречанку зовут Ксантиппа. Каково, интересно, живется людям, которым дали имена, вошедшие в историю? Помню одного голландца, приехавшего в Питер с супругой, – ее, как нарочно, звали Саския. Конечно, при знакомстве (ох уж эта наша культурная столица) каждый спешил подчеркнуть свою причастность к мировой художественной культуре.
– Саския?! О! Так звали жену Рембрандта.
Через неделю голландец, ошалевший от тотальной образованности северных венецианцев, взревел:
– Нет! Так зовут МОЮ жену!
Так вот Ксантиппа. Я помню про Саскию, но как удержаться? Заговорили о Сократе и его супруге, обладавшей взрывным характером, чуть ли не благодаря которому согласно легенде он и стал философом.
– Да это слухи все! – заявила моя Ксантиппа. – А распустили их дружки Сократа. Такие же бездельники, как и он. Сократ не работал. То есть он, конечно, типа «учил». Но! За еду и за вино – причем для самого себя. Целыми днями шлялся по симпозиумам. Придет – зубы от каберне синие, хитон порван. А дома жена и дети сидят голодные. И вообще. Если бы люди внимательно читали биографию Сократа, то поняли, что у Ксантиппы, наоборот, хороший был характер, золотой!
– Э-э-э, почему?
– Да потому что это не она его убила!
Шнурки
Когда я засобиралась замуж за иностранца, подруги меня предупредили:
– Бэкграунд – разный, культурные коды – разные, у вас будут сложности. Как, например, ты собираешься жить, не цитируя старых любимых фильмов? Как наладишь нарратив семейной жизни без фундаментального: шьорт побьери, это кричит твой вакуум, а шо это я в тебя такой влюбленный?
Ну, влюбленному-то море по колено, подумаешь, бэкграунд какой-то. Перебьюсь, решила я, как-нибудь и без обволакивания цитатами. Когда любишь – это неважно. Любовь приводит людей к общему знаменателю. Замыливает личную специфику. Расфокус зрения настолько силен, что иногда даже лица возлюбленного толком не видно – но ты точно знаешь, что там, в этом волшебно-радужном тумане, колышется кто-то очень красивый и хороший. Влюбленные настолько близоруки, что легко могут упустить из виду, что любимый человек, например, вообще-то негр. Или женат и с тремя детьми. Или президент Америки. Не бросается в глаза, ничего не поделаешь. Не то чтобы это что-то изменило, но – сам факт! Как же я раньше этого не замечал(а)? – хлопают себя по лбу на пятом году совместной жизни супруги, у которых начинает потихоньку восстанавливаться зрение.
Годы шли, проблема общих цитат не всплывала, я и забыла о ней. Честно говоря, столько всего навалилось, что тут бы на фронт, так сказать, граунде разобраться. Но вот однажды подходит ко мне муж и говорит специальным соловьиным голосом, который прорезывается у супругов, когда им срочно что-то надо:
– Кать, ты не могла бы для меня кое-что сделать?
– Да, – ласково ответила я с амбивалентной женской интонацией, которая подразумевает, что угу, любимый, для тебя – все, что хочешь! Но одновременно намекает, что я страшно занята и не надо, пожалуйста, ждать, что я сейчас все брошу – и диван, и книжку – и побегу выполнять желания, как золотая рыбка.
Стоит, не уходит.
– Ну, что там у тебя?
– Катя! Погладь мне шнурки!
– Что-о? Ты шутишь?
– Зачем? Они мятые.
Я онемела. Выронила книгу. Раскрыла рот, чтобы переспросить, но тут же снова его закрыла.
В голове звякнуло: «Вот оно! Всплыло! Бэкграунд проклятый!»
Он нетерпеливо повторил:
– Так что, погладишь?
– Тут, понимаешь, такое дело, – промямлила я. – Не могу! Бэкграунд не позволяет.
Чувствую – не верит. Мыслит поверхностно, не копает вглубь. Прямолинейно подозревает лень и саботаж.
И как ему объяснить, что лень тут ни при чем, а виновата русская культура?
Но встала и погладила ему шнурки. Потому что ну какие, шьорт по-бьери, могут быть культурные коды между родными людьми? В конце концов, мы уже давно придумали свои.
РецептКурица с хилопитес
Прежде всего надо сказать несколько слов о хилопитес.
Это вид макаронных изделий, который весьма популярен в греческих домах – и в городе, и в сельской местности.
Хилопитес продаются в греческих магазинах, если вы не счастливчики, которым их присылают из деревни.
Ингредиенты:
курица средних размеров или 4 ножки (у меня была половина желтой домашней курицы)
500 г хилопитес или любых макаронных изделий из твердых сортов пшеницы
2 луковицы, натертые на терке
чеснок, мелко нарезанный
3 горошка душистого (ямайского) перца палочка корицы
2 помидора, томатная паста или банка мелконарезанных помидоров
оливковое масло для обжарки курицы
белое сухое вино
соль, перец
с
ыр для посыпки
• Курицу разрубаем на порционные куски и быстро обжариваем со всех сторон до золотистой корочки.
• Добавляем потертый на терке лук и чеснок. Обжариваем еще минутки две, гасим белым вином.
• Когда алкоголь испарится, кладем все пряности и заливаем томатной пастой, разведенной горячей водой, тертыми помидорами. Варим курицу до готовности. Я, как обычно, делаю в скороварке – уходит примерно полчаса.
• Тем временем разогреваем духовку до 220 °C.
• Вынимаем готовую курицу на тарелку, чтобы не мешалась, и закладываем хилопитес в кипящий бульон. Корицу и перец выкидываем.
• Самостоятельно соотнесите количество бульона и макарон – пропорции должны быть такие, чтобы хилопитес полностью выпили жидкость. Если бульона мало, на данном этапе не возбраняется подлить кипяточку.
• Ставим хилопитес в духовку минут на 15–20 – зависит от сорта макарон. Доводим до готовности, поглядываем и помешиваем время от времени.
• Сервируем – кладем в тарелку курицу и посыпаем любимым сыром.
Сиз
Греция – это мощная мясная держава. Непобедимая протеиновая армада. Ягнятина, баранина, молочные поросята – все свежее, сладкое, как шоколад, никогда никакого маринада, упаси бог, парное мясо жарят, парят, томят, замороженное за еду не считается. Порции рубят топором – на килограммы. Национальная калькуляция предупреждает: слабаки сидят дома.
В связи с таким валом качественного продукта в Греции отсутствует институт ресторанного снобизма. Солидным заведениям выкручивают руки владельцы маленьких домашних харчевен и усатые чабаны – их прямые поставщики. Рафинированный ресторатор дышит на мишленовскую звезду, протирает ее полотняной салфеткой, в уголке глаза дрожит слеза. Сидит в своем руф-гарден с видом на Акрополь гордый и одинокий, как лермонтовская сосна на голой вершине.
Тем временем «стекляшка» – низкий жанр, фаблио – переполнена. Пиликает шансон. На окнах ожерелья из красных жгучих перцев. Жирный запах базилика. Дым коромыслом. Чад от жаровни. Угли трещат. Домашнее вино на розлив. Исполинские миски салатов. Свежезапеченное мясо поливают соусом и туго запеленывают в лепешку-свивальник, как младенца.
Все так же, как и 50 лет назад. Но даже усатые чабаны понимают: на традициях далеко не уедешь, надо развиваться, шагать в ногу с прогрессом. Внедрять богопротивный модерн в угоду молодежи.
Официантка интимно склоняется над столиком:
– Рекомендую новое блюдо. Экзотика! Пока только у нас. Называется сиз.
Ее эффектный тон обещает сенсацию. Публика замирает в недоумении, как будто в придорожном кафе вместо Шуфутинского зазвучал Бранденбургский концерт Баха. Немую сцену прерывает робкий вопрос:
– А что это – сиз?
– Мясо. Но не какая-нибудь там банальная ягнятина, а свинина или курятина. Тонкая штучка. Приготовлена совершенно особым образом. Во-первых, ее целую ночь держат в спецсоставе пряностей. Потом запекают, но не на решетке, а на персональной стальной палочке, с помидорами и сладким перцем. Новинка сезона. Деликатес! Закажите, не пожалеете, вас ждет сюрприз.
Заказала.
Меня действительно ждал сюрприз. Оказалось, сиз – это наш обычный русский шашлык. Под маской овцы таился лев. Но ни минуты не пожалела. Разве о таком можно жалеть. Сиз! Не за горами освоение греками сельди под шубой. Верю, жду, надеюсь.
Мои двор
– Я в детстве никогда не называл маму мамой, а папу папой, – говорит наш друг Серафим. – Они для меня всегда были Амалия и Ираклис. Я потом переучился, гораздо позже, когда уже в садик пошел. И то потому, что было стыдно перед другими детьми. Я хорошо помню это чувство. Приходят родители забирать, все дети кричат: «Мама! Мама!» Один я как белая ворона – Амалияяя!
Воспитательница ставила меня перед собой, смотрела в глаза – как же так, Симочка? Ведь это мама твоя, какая она тебе Амалия? Ты же не безродный, радуйся, что у тебя есть родители!
Я переучился, но, честно говоря, так окончательно и не привык.
Дед Серафима приехал в Афины из Константинополя после Малоазийской катастрофы. Оказался немножко счастливее других беженцев – успел толкнуть приятелю-турку лавку с пряностями, на эти деньги открыл в столице типографию и построил дом. Женился, родил детей. Одним словом, несмотря на трудный старт, выправился и успешно добил жизненный марафон. Серафим при случае любит подчеркнуть, что внешне он вылитый дедушка, а тот, по слухам, был красавец.
Выглядит Серафим так: большой, круто заломленный нос, ближе к кончику которого дыбится внезапная горбинка, просвечивающие обширные уши, лоб в глубоких залысинах, на животе еле сходятся пуговицы.
– Да ты не смотри на мой живот, – просит Серафим. – Это, как говорится, мелкое недоразумение. Мой дедушка – красавец, а я нет, но мы похожи! У него рост был метр девяносто. А я – ну метр плюс сверху пачка сигарет. И живот у меня не от рождения, а потому, что я люблю готовить. Кстати, знаешь, какой крутой рецепт узнал недавно? Креветки в сливках – приходи, сделаю для тебя. Немножко узо, красный перец, шафран. Ой, что же я говорю! Прости. Глупости. Лучше мидии в черном сладком пиве – забудешь, как тебя зовут, клянусь. Или нет. – Голос Серафима звучит торжественно. – Приходи, и я тебе сделаю свинину под шоколадным соусом. Что, страшно стало? Не представляешь, что с Ираклисом было, когда я в первый раз ее готовил. Из кухни не выходил! Стоял у меня над душой, руг