Андреас пожелал всем беззаботного лета и вдохновенных купаний, а потом спрашивает:
– Ну, что русские-то про нас говорят?
Я поморщилась – в том смысле, что ничего хорошего. Ругают!
– Правильно! – обрадовался Андреас. – Мы это заслужили. Ни фига же не делали, не работали, утопили страну в коррупции и бардаке. Поделом нам.
– Слушай, а я вас защищаю. Намекаю, что не только вы в проблемах виноваты. Рассказываю, какие вы гармоничные.
Андреас так изумился, что даже потерял с палочки баклажан.
– Катя! – воскликнул он. – Пойди и скажи своим людям очень большое извините за то, что ввела их в заблуждение. Мы худшая нация на свете. Обольстились, как скоты. Понакупили машин в кредит. Платим на пляже за кофе и лежак десять евро. Мы, греки! Платим десять евро зато, чтобы искупаться! Поубивали философов своих, теперь пожинаем плоды.
Я разволновалась. Признаться, заревновала даже. Какая, думаю, сила рефлексии, какая острая, как нож, совесть! А мы чем хуже?
– Но русские тоже не подарок! – возразила я. – И что это за философы, которых вы убили? Вот у нас есть целый философский пароход!
Андреас только улыбнулся моей попытке примазаться и сравнять счет.
– Что вы?! Детишки сравнительно. Мы срезали корень, а вы только пообрывали ветки.
Новости на этот час таковы: греки казнили Сократа и просят прощения.
Усыновляйте!
Приехал из деревни дядя Янис. Винодел, умница, эпикуреец. Носитель универсального греческого сознания, которое, как атом, заключило в себя Вселенную в миниатюре. Прожил красавицу-жизнь – не дурак выпить, поесть со вкусом и повитийствовать. Типичный пьедестал рутинных запросов выглядит так: свой дом, хорошая машина и крутая работа. В Греции призовая ситуация другая: тень, стакан белого вина и собеседник.
Да, приоритеты разные, а проблемы те же. Дядя Янис постарел, и у него заболело сердце. Медики недолго думая хрясь – и ампутировали ему все удовольствия: соль, сахар, жирное вкусное мясо. И алкоголь.
– Как же вы теперь, дядя? – спрашиваю я.
– Ты знаешь, соль, сахар, свиные отбивные – это ерунда. Пыль. Я спросил доктора – но вино? Ведь это не напиток, а живой организм. Друг. Рождается, живет, составляет тебе компанию. Вино как ребенок – чтобы оно выросло крепким и здоровым, надо его любить и заботиться о нем. Его нельзя держать в грязи, холоде и на жаре. Заболеет. Доктор! – сказал я. – Вы же кардиолог. Понимаете. А вдруг не выдержит сердце? Я одинок. Своих детей у меня нет. Что же мне делать?
Врач помолчал, почесал затылок и ответил:
– Ну бог с вами! Усыновляйте. Но не больше двух стаканов в день.
Женская красота
Рождество, слава богу, пережили, впереди следующий важный этап – Новый год. Главный вопрос – что на горячее. Утка, кролик, молочный поросенок? Магазины усложнили задачу, выложив на изобильные прилавки неведомых зверушек: фазана, цесарку, оленью ногу. Крупные рыбины лежат в чистом блестящем льду, одинокие и красивые, как Мертвая царевна в хрустальном гробу.
Мальчик спрашивает у папы, прочитав ценник по складам:
– А что это, папа, такое – паштет из кабана в амаретто? Разве можно убивать кабана? Разве его не жалко?
– Видишь ли, сынок… Как бы тебе сказать… Не то чтобы можно убивать кабана… Это негуманно… Но, в принципе, если его перед этим напоить амаретто…
Две женщины, обремененные гомеровского размера тележками, остановились на паркинге. Одна рассказывает другой:
– Ну и ты представляешь себе, он пообещал! Железно! В новом году – все! Точно бросает курить.
– А как он закрепил свое обещание? – живо интересуется вторая. – Какие дал гарантии?
– Ты права, права… Надо было его заставить кровью расписаться… Но он, понимаешь, сказал, что у него нечем. Говорит, что всю кровь у него я уже выпила…
В итальянской пиццерии с типичным итальянским названием «Голоссо» (то есть Колоссо, то есть Колизей) официанты скользят по залу, точные в движениях, как кордебалет Большого театра. Вершина ресторанной хореографии – гран-па метрдотеля, который, выполнив необходимые антраша, скороговоркой перечисляет исконные итальянские блюда, так любимые всеми греками: пицца с фетой и судзуки, греческий салат, макароны со сливками и сыром, сувлаки; вино красное из Немей, белое из Тирнавоса, на десерт – тирамису.
– Тирамису? – недовольна незнакомым названием гречанка: рослая, пышные волосы в природных завитках, одежда напоминает скорее гиматий, чем современное платье.
– Вам понравится, это сладкое блюдо… Напомнит то, что вам мама приготовила… – поясняет метрдотель, переминаясь с ноги на ногу, демонстрируя и знание психологии, и превосходную пальцевую технику.
– Пицца, макароны, сувлаки, тирамису… – нервно расправляет складки гиматия гречанка. – Так после праздников я ни в одно платье не влезу… С другой стороны, даже у Венеры Милосской есть и попа, и животик…
– Кушайте, не бойтесь! – метрдотель убедительно склоняет тренированную балетную спину, гибкую и одновременно твердую. – Говорят, что ее скульптуру изваяли как раз после Нового года… Тогда женская красота виднее!
РецептНовый год. Василопита
В Греции есть милый обычай – первого января в каждом доме подают пирог василопита. Дело в том, что в этот день празднуется память св. Василия, – именно он и есть местный Дед Мороз, который приносит греческим детям подарки.
Рекомендую включить в праздничное меню василопиту, так же как и обычай, с нею связанный.
Это чудная семейная забава в первый день нового года.
Хозяйка запекает в пирог монетку, глава семьи режет пирог и назначает каждый кусок – сначала Христу, потом Богородице, потом дому, а потом всем домочадцам и гостям за столом по очереди.
Тот, кому достанется счастливая монетка, будет удачлив целый год. Разрезание василопиты создаст чудесное новогоднее настроение, а ведь это еще и так вкусно!
Ингредиенты:
250 г сливочного масла
2 чайные чашки сахара
5-6 яиц
чайная чашка свежевыжатого апельсинового сока или молока
стопка коньяку
корица, гвоздика, ваниль
молотые грецкие орехи
цедра 2 апельсинов
500 г муки с разрыхлителем
монетка в фольге
• Так как по сути василопита – обычный кекс, масло и яйца надо вынуть из холодильника за час до начала приготовления, чтобы они нагрелись до комнатной температуры.
• Отделить белки от желтков.
• Взбить масло с сахаром, чтобы сахар растворился. Добавить желтки. Взбить белки с щепоткой соли до мягких пиков.
• Соединить масло с сахаром, муку, апельсиновый сок, цедру, коньяк, пряности, орехи.
• Вмешиваем мягкими движениями взбитые белки. Кладем монетку.
• Выкладываем тесто в форму. Выпекаем 40–50 минут при температуре 170 °C – так гласит рецепт, но в моей духовке василопита полностью пропекается только через 1 час 20 минут.
• Остудив, украшаем. Обычно на василопиту просеивают сахарную пудру, вырезая год из бумаги.
Как устроен мир
Январь. Луна плавает в растекшейся по черному небу люминесцентной бензиновой луже. Красного вина зимой пьется больше, чем летом, потому что семена тепла, содержащиеся в нем, помогают растопить затвердевшие массы слов и те начинают пульсировать, течь и обрываться – даже с языков упорных, безнадежных молчунов. На двери таверны объявление, написанное от руки: «Греческий деревенский петух в томатном соусе на заказ». В маленьком помещении всего три столика. Никакого маркетинга. Ничего чаемого, все строго по существу. Даже такой предмет, как тарелки, здесь считается излишеством: печеная свинина и жареная картошка в белых стружках сыра разложены прямо на столе, на пергаменте. Разливное вино в жестяной кружке, стаканы из толстого стекла. Для тех, кто не вполне свободен от условностей, ножи и вилки лежат горкой в стороне – подходи и бери сам, заведение к этому декадентству отношения не имеет.
– Когда я купил японские ножи, я понял, что самураи не такие уж герои, – говорит единственный посетитель таверны хозяину, который азартно, как черт грешников, насаживает на шампур крупные куски свинины.
– То есть?
– Помнишь, это ведь, кажется, у Тарантино было? «Сладкое ощущение ножа…» Короче, резал я этим японским ножом мясо. Представь только: лезвие заходит мягко, как в инжир. Тут меня окликнули, я повернулся, и понимаешь, какая штука. Я порезался, причем серьезно. Вижу, как хлещет кровь, но ничего не чувствую. Так и самураям наверняка не было больно делать харакири. Делов-то с такими ножами!
Хозяин харчевни улыбается, как будто вспоминает что-то приятное.
– А ты кем работаешь? – интересуется он у гостя.
– Фармацевтический представитель. Продвигаю лекарства врачам. Но это так… Заработок. Вообще-то я поэт.
– Поэт?
– Да. Учился у Рембо. Знаешь такого? Француз. Пишу в основном мадинады. Типа такого: «Елевтерия, ты проснись, миру сладко улыбнись! Скорей с кровати ты вставай и к восьми не опоздай. Кофе свой быстрее пей, на собрание успей. Если врач тебя не примет, шеф всю премию отнимет». Или вот еще у меня есть (гость сверяется с мессенджером в телефоне): «Облако целует гору в лысую макушку. Так же крепко расцелую милую подружку». Это я жене посвятил.
Хозяин одобрительно двигает бровями, посматривая на вращающуюся свинину.
– Я и прозу пишу, но это другое… Как тебе объяснить. В прозе я касаюсь и небес, и тартара. Одновременно. Это очень грустно. А я, честно говоря, не хочу никого огорчать. Поэтому я бросил прозу. Теперь только стихи, тем более на них не нужно тратить время. Они у меня за одну секунду сами в голове пишутся. Слушай, дай-ка мне хлеба!
Хозяин протягивает буханку, размеченную ножом на доли.
– Из моей деревни!
– О… Вот это хлеб! – крутит головой гость, отломив ломоть. – Настоящий. Не пена. Я не есть его хочу, а вдыхать! Вот тебе что пахнет – запах или вкус?
Хозяин как будто что-то вдруг понимает. Резко оборачивается. Решительно протягивает руку: