– Думаю, я должен сказать тебе спасибо…
– Нет, сначала ты должен извиниться и только потом сказать спасибо.
Для меня это непросто, но из дипломатических соображений я решаю подчиниться. Лучше всего сейчас ее не злить и уйти к себе. Что я и делаю.
Чтобы отвлечься и немного привести в порядок мысли, я открываю мой любимый сайт и пытаюсь сосредоточиться на своем списке фильмов. Надо сказать, почти безуспешно. Невозможно выбрать между «Вторжением похитителей тел» 1955 года и его более поздним ремейком. Первый мне нравится потому, что инопланетяне там в итоге победили. Как я ни стараюсь, ничего не получается.
В гостиной звонит телефон. И это не тема из «Звездных войн», обычное электронное чириканье. Я прислушиваюсь. Может, это папа? Хочет узнать, вернулся ли я домой, чтобы я объяснил ему свое недопустимое поведение? Уверен, он так и скажет – «недопустимое поведение». Мне кажется, или мама действительно произнесла мое имя? Я прислушиваюсь. Ничего.
В сериале о Сэме Энерве, детективе, который никогда не теряет хладнокровия, всего пять серий. Последняя, «Банк в Бангкоке», на мой взгляд, слабее остальных. Мне кажется, режиссер недостаточно полно отразил острый ум главного героя. Его Энерв все проблемы решает кулаками, тогда как настоящий Сэм умеет пользоваться головой. Даже если он ей дерется.
Как бы то ни было, в сериале о Сэме Энерве можно подсмотреть кучу приемов из арсенала частного детектива. В той же серии «Банк в Бангкоке» Энерв раскрывает коварный план доктора Лябуза с помощью простого подслушивающего устройства: он прикладывает пустой стакан к стене, прижимается ухом к донышку и слышит все разговоры в соседней комнате.
Я залпом выпиваю свой стакан, сбрасываю со стола вещи и забираюсь на него. Затем прижимаю стакан к стене и… ничего не слышу. То ли я не умею им пользоваться, то ли этот фокус Сэма Энерва – полное фуфло, но я слышу лишь неразборчивый гул. Я закрываю глаза, стараюсь полностью сосредоточиться на слухе и отключить другие чувства.
Странно, но едва я закрываю глаза, на сетчатке вырисовывается знакомый образ: лицо в ореоле пушистых светлых волос, тонкие плечи, ноги, руки…
Я открываю глаза.
Закрываю их и опять вижу этот образ.
Снова открываю.
Она и впрямь здесь. Явилась собственной персоной. С суровым видом и сердитой складкой на лбу. Взгляд ясный и холодный, как острие кинжала. Моя сестра. Мисс Всезнайка.
– Что ты делаешь? – строго спрашивает она.
– Ставлю физико-химический опыт для школы, – отвечаю я уверенно и находчиво, как Сэм Энерв.
– Ты шпионишь за мамой, – шипит она сквозь зубы. В этот момент она похожа на маленькую, но очень опасную змею.
– Это не то, что ты думаешь, – пытаюсь я оправдаться, спрыгивая со стола.
– Именно то, ты шпионишь.
Мисс Всезнайка молча смотрит на меня, ожидая ответа. Я опускаю голову. Нужно придумать правдоподобное объяснение. Очень срочно.
– На этот раз я все им расскажу, – обещает она. – И про мех тоже.
Я подскакиваю к ней и удерживаю.
– Нет, пожалуйста! Не выдавай меня! Я сделаю все, что угодно!
На ее губах появляется зловещая улыбка, а глаза загораются демоническим светом.
– Действительно ВСЁ? – спрашивает она.
Есть две новости: одна хорошая, одна плохая(Директор)
Мои друзья ахают от удивления, когда я прихожу в школу в зефирно-розовой майке с рукавами-фонариками. Я похож на принцессу из самого дебильного аниме. Спереди на уровне груди красуется надпись черными буквами: «Спасите лемуров Мадагаскара», а на спине еще одна – «Подпишите петицию на SOSlemur.com».
– Ух ты! Круто, – говорит Жюль.
Пришлось объяснять, что это Мисс Всезнайка потребовала, чтобы я целый день носил этот ужас в обмен на ее молчание. Я умолял ее дать мне хотя бы мальчишечью футболку с такой надписью. Но похоже, их не существует в природе, поскольку, по мнению моей сестры, в борьбе за лемуров участвуют только девочки.
– Да уж, – вздыхает Дуня, – день предстоит непростой.
Я боюсь, что в конце концов мои друзья начнут меня избегать, хотя они ничего не говорят. Когда подходит делегация из пяти девочек во главе с Матильдой и поздравляет меня с вступлением в ряды борцов за биоразнообразие, я сгораю от стыда. Я мог бы уничтожить эту проклятую майку волшебным ластиком. Но я решил пользоваться им только в самом крайнем случае. Каждый раз, когда я пытался что-то исправить ластиком, все шло не так. К тому же Мисс Всезнайка может придумать для меня другое наказание. И оно будет еще хуже.
Звенит звонок, и мы строимся. Мсье Барж, учитель математики, ведет нас в класс. Пока мы идем, по шеренге учеников проносится невероятная новость. Три Пи не пришли в школу! Все трое! Такого еще никогда не было! Это слишком хорошо, чтобы в это поверить. Должно быть, они опаздывают… Они вот-вот появятся… Я молчу. Потому что прекрасно знаю: они не придут. Ни сегодня, ни завтра. Само собой, когда мы заходим в класс, видим, что их парты пусты. Учитель делает перекличку, называет их имена и не получает ответа. В журнале он ставит им прогул.
Мсье Барж просит нас открыть учебник и называет страницу. Внезапно в класс врывается директриса в сопровождении мадемуазель Ляпикуз.
– Есть две новости: одна хорошая, одна плохая, – начинает директриса, после того как разрешает нам сесть.
– У всех присутствующих хорошие анализы крови, – подхватывает медсестра. – Никто из вас не подцепил менингококк дебилус морталис.
– Это была хорошая новость, – продолжает директриса после небольшой паузы. – Но есть и плохая. Трое ваших товарищей все-таки заразились. Поэтому их нет сейчас в классе.
Она и не подозревает, что как раз эта новость и есть хорошая. В классе нет ни одного человека, который когда-либо не пострадал от злобных нападок Трех Пи.
– Не волнуйтесь! – успокаивает нас медсестра. – С ними все в порядке. Лечение начали вовремя.
– Но они останутся дурачками, – шепчу я на ухо Жюлю.
– Так они всегда ими и были, – усмехается он.
Дуня пристально смотрит на меня. В ее глазах читается смесь упрека и любопытства.
Директриса добавляет, что заболевших госпитализировали в ту же больницу, что и Крамбёля, и предлагает нам написать коллективное письмо, чтобы поддержать товарищей в период суровых испытаний.
– Это ни к чему, – отрезает медсестра, пожимая плечами. – Они не способны прочесть даже собственное имя…
Целый день я затылком чувствую тяжелый взгляд Дуни. Она что-то подозревает, это очевидно. Она не знает наверняка, что именно я сделал, но точно это не одобряет. Как бы то ни было, я всеми силами стараюсь оттянуть момент, когда окажусь под шквальным огнем ее вопросов.
На перемене я спешу присоединиться к стайке девчонок во главе с Матильдой вроде как для того, чтобы поговорить о мадагаскарских лемурах, акции моей сестры, петиции и тому подобном. Благодаря этому живому щиту мне удается беспрепятственно проскользнуть мимо своих друзей. Дуня, уперев руки в бока, провожает меня долгим взглядом, в котором предельно ясно читается: «Ничего-ничего, от меня не уйдешь!»
Замену Крамбёлю пока не нашли, и поэтому следующий урок мы проводим под присмотром Красного Кочана. Я сажусь за первую парту прямо перед учительским столом, чтобы быть подальше от Дуни и Жюля, которые расположились рядышком в самом дальнем конце класса. Более удаленного от них места в кабинете не было. Мог ли я подумать, что когда-нибудь буду прятаться от своих друзей…
Я пытаюсь сосредоточиться на учебнике, но ничего не получается. Каждый раз, когда я украдкой смотрю на своих друзей, я встречаю укоризненный взгляд Дуни.
Однако в какой-то момент снова взглянув в их сторону, я вижу, что Дуня пишет несколько слов на тетрадном листке, а затем, сложив его вчетверо, передает Жюлю. Тот тайком сует его впереди сидящему. Пройдя по рядам, записка падает на мою парту.
Я разворачиваю листок и читаю: «Что ты сделал с Крамбёлем и Тремя Пи?»
Что ты здесь делаешь, людоед?(Красный Кочан)
Я поднимаю голову и сразу же натыкаюсь на строгий взгляд Дуни. Я развожу руками, мол, не понимаю, о чем это. В ответ она предостерегающе водит указательным пальцем из стороны в сторону: «Стоп! Не отвертишься!»
Что я мог ей сказать? Что она права? Что это я заставил исчезнуть Трех Пи? Тогда надо будет объяснить, как именно я это сделал. Разве она мне поверит? Вчера вечером я долго не мог заснуть. Каждый раз, закрывая глаза, я видел перед собой наш разгромленный штаб, разбитые вдребезги окна, сломанные стулья. А еще эту мерзкую надпись на стене и, что хуже всего, разодранные портреты наших хранителей.
Просто взять и выкинуть Трех Пи из головы было невозможно. Поэтому я тихо встал и включил настольную лампу. Потом взял лист бумаги, карандаш и волшебный ластик.
Когда я уже занес карандаш над бумагой, то немного засомневался, но вовсе не в своем решении. Я был абсолютно уверен, что хочу раз и навсегда избавиться от этих придурков. Я не знал, что писать. Допустим, я напишу «Три Пи» и затем сотру. А что, если ластик воспримет все буквально, и история с дунайским окунем повторится? Вдруг в мире исчезнет все, что связано с числом пи, все расчеты и формулы? Страшно даже представить себе последствия! Я подумал и написал так: «Три Пи, ученики пятого класса „Г“ школы Пастера». Мне казалось это наилучшим решением.
Буквы исчезли удивительно быстро. Стереть их оказалось гораздо проще, чем имя Крамбёля. Интересно, от чего это зависит? От возраста? Массы тела? Умственных способностей? Заставить исчезнуть трех дебилов проще, чем одного дипломированного учителя? Впрочем, у меня не было особого желания долго над этим раздумывать. Бумага вновь стала девственно чистой, и это главное.
С чувством выполненного долга я вернулся в кровать и заснул как младенец.
Если я не расскажу об этом своим друзьям, то меня так и будут преследовать их осуждающие взгляды. А что, если во всем признаться? Рассказать все, как есть? И про дунайского окуня, и про контрольные, и про то, как я заставил исчезнуть Крамбёля и Трех Пи? Смогут ли друзья меня понять? Примут ли мое решение? Биологический вид и четыре живых человека стерты с лица земли. А что делать с тем, что я не чувствую никакого раскаяния? Чем больше я над этим думал, тем больше склонялся к мысли, что лучше уж все отрицать.