P. S. Авторам хотелось порезвиться с языком повести – имели право. Проблемы ксенологии, изложенные языком блатного жаргона – это тоже хорошо.
Парень из преисподней
… весь этот лукавый обманный мир, где у людей есть все, чего они только могут пожелать, а потому желания их извращены, цели потусторонни, а средства уже ничем не напоминают человеческие.
Стругацкие А. и Б. «Парень из преисподней»
Вы, Прогрессоры, только играли в разведчиков, в то время как для нас это был способ существования. Единственно возможный способ. Поэтому не удивляйтесь и не оскорбляйтесь, что вас переиграли.
Успенский М. Змеиное молоко
«Парень из преисподней» – это ещё одна повесть Стругацких, написанная в «период отступления». Необходимо было написать ещё одну после «Обитаемого острова» идеологически выдержанную повесть. Повесть, впрочем, является настолько идеологически выдержанной, что начинает вызывать прямо противоположные чувства. Сюжет повести прост до чрезвычайности. Землянин, прогрессор, Корней Яшмаа, работающий на отсталой, постоянно воюющей планете Гиганда, пожалел смертельно раненого бойца местного спецназа, забрал его на Землю, залечил смертельные раны и дал возможность познакомиться со счастливым коммунистическим будущим Земли. Целью всей этой эскапады помимо естественной человеческой жалости являлось перевоспитание профессионального бойца и убийцы. Герой повести Бойцовый Кот Гаг настолько перевоспитался, что вернувшись к себе на родину, немедленно кинулся помогать санитарной бригаде, везущей вакцину в зачумленный город. Финал повести несет такой мощный морализаторский заряд, что явно бьет из пушки по воробьям и явно впустую.
Интерес, конечно, вызывает не это навязчивое морализаторство. Интересен психологический прием повествования. Во «Втором нашествии марсиан» вся фантастическая картина нашествия инопланетных захватчиков была показана глазами обывателя. Читатель мог себе представить, что происходит на планете и составить собственное представление о происходящем, а также сравнивать свои собственные мысли и чувства по поводу этих событий с мыслями и чувствами главного героя, что и давало возможность осмыслить нравственные проблемы. В «Парне из преисподней» используется тот же прием. Предполагается, что позиции читателя достаточно близки позициям жителей планеты Земля XXII века. В то время, как позиция Гага, профессионального убийцы и в какой-то степени садиста, должна им быть принципиально чуждой. Все повествование в «Парне» так же, как и во «Втором нашествии» ведется от лица отрицательного персонажа. В данном случае Гага. Это должно с одной стороны создать эффект отторжения («это не наш человек»), с другой стороны вызвать сочувствие и понимание («бедная заблудшая овечка!»).
Но любопытно, что возникает-то совсем другой эффект, впрочем, вполне предусмотренный создателями повести. Мир Гага оказывается живым, реальным, полнокровным, куда более близким читателю, чем стерильный мир XXII века. Разумеется, исторические реалии планеты, ведущей войну с использованием бронетехники и пулеметов, должны были быть близки советскому читателю 1970 годов. Происходящие на Гиганде события старшему поколению были знакомы из личного опыта, а младшее хорошо их представляла из литературы, истории и рассказов старших о Второй мировой. Земная же жизнь с её зеброжирафами, растущей из пола мебелью, возникающей из ничего пищей, по-видимому представлялась читателю, как и Гагу куда более нереальной. Любопытно, что и современному читателю, размещающему свои отзывы о «Парне из преисподней» в Интернете, также гораздо ближе жизнь Гиганды, чем жизнь коммунистической Земли.
Разрешение этого парадокса можно найти и в истории нашей страны, и в истории нашей планеты с её бесконечными войнами, но дело не только в этом. Да мы все прекрасно представляем себе мир с его жестокой постоянной войной. Но дело еще и в том, что мир Гиганды описан куда ярче и достовернее, чем мир Земли. При этом Гиганду читатель видит только в первой и последней главе повести. Все остальное время действие происходит на Земле. Но Гаг все-таки остается парнем с Гиганды и постоянно вспоминает свою родину, сравнивая её с Землей. Весь антураж – титулы, колоритные прозвища, соленые словечки, сам образ мыслей героя – все это принадлежит Гиганде. Земля же в повести представлена очень блекло и невыразительно. Технические достижения вызывают скорее недоумение у читателя, уже познакомившегося с Землей будущего благодаря более ранним произведениям братьев. В них всевозможные технические нововведения были увязаны друг с другом, их наличие и происхождение было объяснено читателю, и в целом выстраивалась достаточно естественная, хотя и суперблагостная картина. В повести «Парень из преисподней» все технические прорывы человечества выглядят настолько сказочно восхитительными, что вызывают некоторую оторопь. Смертельная рана Гага, который, напомним, является не земным суперменом, а обычным рядовым бойцом, заживает за пять дней. Любую мебель и любую пищу можно получить просто представив её в воображении. С другой стороны, вполне реальное оружие становится воображаемым для Гага, который не может поднять его со ступеней. Звездолеты возникают из воздуха и туда же исчезают. На фоне всего этого страшная картинка из будней Гиганды «сияет реализмом, переходящим… в романтический натурализм». «Я ведь слабый в школу пришел – голод, кошатину жрал, самого чуть не съели, отец с фронта пришел без рук, без ног. Пользы от него никакой, все на водку променивал…» -вспоминает Гаг. Поэтому у читателя постепенно зарождается и становится все более сильным подозрение, что на этой прекрасной Земле жить совсем не так замечательно, как пытаются внушить Гагу.
Вызывает сомнение, во-первых, какая-то странная пустота, царящая вокруг дома Корнея. Робот Драмба вспоминает, что когда-то в степи были проложены самодвижущиеся дороги, на них были толпы людей, в небе в несколько горизонтов шли потоками летательные аппараты, по обе стороны от дороги стояла пшеница. Сейчас вокруг пустота и степь. Можно понимать это так, что человечество полностью решило продовольственные и транспортные проблемы – передвигается с помощью нуль-Т и ест исключительно синтетическую пищу, а вместо радиосигналов использует какую-то более совершенную связь. То есть, человечество успешно решило все стоящие перед ним задачи и теперь людям уже не нужно сеять хлеб, прокладывать дороги, строить самолеты. Но все это не объясняет того, куда делись люди? То ли население Земли резко уменьшилось, то ли люди покидают Землю и путешествуют по Космосу, то ли большинству просто противно общаться с прогрессорами.
Судя по суждениям Максима Каммерера в «Жуке», ближе к истине последнее предположение: «надо сказать, что в своем отношении к Прогрессорам я не оригинален. Это не удивительно: подавляющее большинство землян органически не способны понять, что бывают ситуации, когда компромисс исключен. Либо они меня, либо я – их, и некогда разбираться, кто в своем праве. Для нормального землянина это звучит дико…». То есть прогресосоров на Земле не любят. Тогда изоляция Яшма в своем особняке понятна. В самом «Парне» земляне также неоднократно демонстрируют свое негативное отношение к прогрессорству. Семья самого Корнея категорически не одобряет его профессиональную деятельность – с женой он расстался, его сын разговаривает с отцом откровенно хамским тоном. А реакция на появление Прогрессора в госпитале выглядит следующим образом: «улыбки сползали с лиц, лица застывали, взгляды опускались – и вот уже никто больше не смотрит на Корнея».
В доме Корнея кипит жизнь, но это сугубо внутрикорпоративная жизнь. Ни одно постороннее существо не связанное по роду деятельности с прогрессорами, кроме сына Корнея в доме не появляется. Возникает ощущение какой-то постоянной внутрикорпоративной тусовки, интересы которой абсолютно непонятны другим людям. Трудно поверить, что люди, окружающие Гага, занимаются проблемой важной и нужной для всего человечества.
Внешне повесть ставит диагноз неблагополучной Гиганде. Там идет война, там две страны сцепились в смертельной схватке, там действуют уничтожающие все живое батальоны особого назначения, так имеет место страшная эпидемия. Но кажется повесть ставит диагноз Земле, внешне благополучному, но в действительности «лукавому и обманному миру».
Поэтому читатель так легко встает на сторону Гага. Поэтому он с таким трудом верит в его перевоспитание. Поэтому трудно поверить и искренности самих авторов, вроде был предложивших читателю роман воспитания XXII века. Поэтому так легко воспринимается продолжение «Парня» – повесть «Змеиное молоко», написанная М. Успенским в проекте «Время учеников».
У Успенского, разумеется, Гаг оказывается агентом контрразведки Алая и вместе со своим напарником – майором Дангом – осуществляет блестящую контроперацию против прогрессорства.
Чтобы не быть голословными в наших утверждениях, приведем в заключение цитату из «Комментариев к пройденному», свидетельствующую, что отрицательный персонаж Гаг нравился своим создателям куда больше всех положительных персонажей, оптом взятых. «Думать за Гага, вживаться в Гага, смотреть на Мир Полудня глазами Гага оказалось интересно в достаточной мере, чтобы получить от работы над повестью известное удовлетворение… Много лет с тех пор прошло, много бумаги исписано, много миров придумано, а Гаг и до сих пор остается одним из любимых моих героев – загадочным человеком, о котором я до сих пор не способен сказать: хороший он или плохой. Среди друзей своих я никак не хотел бы его увидеть, но ведь и среди врагов – тоже» («Комментарий к пройденному»).
Повесть о дружбе и недружбе
Есть такое понятие –
«проходная повесть».
А.и Б. Стругацкие
Ну, давайте скажем в рифму:
«Старость нужно уважать»
С.Михалков
Честно говоря, я хотела пропустить эту повесть. Никогда она не вызывала у меня особого восхищения. Невразумительный сюжет, достаточно банальная мораль на тему «сам погибай, а товарища выручай». Слишком очевидная привязка к давно прошедшему времени (уже во времена моего детства радиоприемники класса «Спидола», штативы для фотоаппаратов и холодильники «Бирюса» были глубокой древностью). Да и сами авторы признавались, что повесть была во многом вымученной. Я наверно бы так и поступила, пропустив эту повесть и этот этап, если бы не Генка Абрикос и тетка с сумками, которой Генка упорно не уступал место в метро. Все наше детство ( автору было 13 лет, когда эта повесть была опубликована, то есть именно столько, сколько героям повести) нас учили: старость нужно уважать, место надо уступать, с авторитетами спорить не надо, взрослых надо слушаться. Все так жили, и ты так живи. И вот прошло сорок лет, ушли в прошлое магнитолы, возобновили производство холодильников «Бирюса» (что актуально на фоне санкций) , исчезла страна, в которой жили герои и авторы повести, полностью сменились приоритеты и моральные нормы, а затем сменились снова, а нас по-прежнему учат: