Его длинные ноги заработали, как у спринтера. Мальчишки с воплями кинулись за ним. Но где там! Вилли знал, что стоит ему попасться в руки «клиентов», как он не только лишится всех денег, но и выйдет из «банкротства» с изрядно помятыми боками.
Только захлопнув за собой дверь квартиры, он почувствовал себя в безопасности. Больше ему ничто не угрожало. По правилам игры, «банкир» мог объявить себя «банкротом». Если он успевал добежать до своей квартиры, деньги оставались у него.
Отдышавшись, Вилли вышел во двор. Мальчишки стояли около входа на лестницу. Они встретили его не то чтобы радостно, но и без особой ярости. Они потеряли свои деньги, но все было законно — не придерешься.
— Вилли, — сказал один бывший «клиент», — мне до зарезу нужны двадцать рублей…
— Пожалуйста! — Вилли любезно улыбнулся. — По проценту в сутки.
— Согласен… Здо́рово ты нас!..
— Красный Дик помог! — ответил Вилли и тут же получил увесистую затрещину.
— Это тебе за тупицу и за красного, — очень спокойно объяснил Дик.
Вилли был хитер, но труслив. Получив затрещину, он не выказал ни обиды, ни злости. Он разыграл роль человека, стоящего выше мальчишеских способов защиты чести.
— Что же ты этим доказал? — спросил он.
— Ничего!.. Я просто показал, что получит каждый, кто назовет меня красным.
— Выходит, новая кличка тебе не понравилась? — съязвил Вилли. — Жаль! Но мы ничем не можем тебе помочь. Клички не выдумывают. Их создают сами люди, к которым они прилипают.
Вилли посмотрел на мальчишек.
— Так я говорю?
Мальчишки считали Дика виновником их проигрыша и рады были насолить ему. Они поддержали Вилли, который продолжал философствовать:
— Сам подумай!.. Компания большевиков тебе дороже, чем все мы. Я даже не знаю, как ты обойдешься без красных друзей, когда мы вернемся домой. С нами у тебя не будет общих интересов, а одному скучно…
Дик понял намек Вилли. Вернуться на родину с кличкой Красный — не слишком приятно. Быть красным — значит быть неблагонадежным, подозрительным, гонимым отовсюду. И Дик пошел напопятную.
— В компании большевиков я не был, — сказал он. — Это не большевики, а ребята, такие же, как и мы. И один из них — настоящий парень! Я уже рассказывал, как он меня выручил. Не грех навестить такого человека в больнице!
— Так-так! — издевался Вилли. Он почувствовал, что Дик испугался. — Получается, что они и не большевики, и не красные, а славные парни… Так? А скажи, пожалуйста, почему у них галстуки красные?.. Если я не ошибаюсь, их зовут пионерами… А кто такие пионеры? А?.. Юные ленинцы — так их еще в газетах величают. Юные ленинцы — то есть большевики!.. А теперь подведем итоги… Кто твои друзья? Красные! А потому и ты… Кто? Не Дик!.. Не просто Дик! Ты — Красный Дик!
Дик бросился на него, но мальчишки устроили «стенку» — выстроились перед Вилли, как футболисты перед воротами…
— Хеллоу! Старина! У тебя опять что-то стряслось? — спросил Гарри у сына, увидев его встревоженное лицо.
Дик не часто исповедовался в своих ребячьих делах, но сегодняшняя стычка с Вилли всерьез напугала его, потому что впоследствии могла иметь влияние на карьеру отца. Это обязывало Дика быть откровенным. Он рассказал о ссоре с Вилли.
Гарри выслушал сына. Они долго сидели молча. Потом Гарри сказал:
— Я допустил ошибку. Мне нужно было с самого начала предостеречь тебя… Будь поосторожнее с Вилли. Я не знаю этого парня и совсем плохо знаю его отца. Но уверен, что он хорошо, даже слишком хорошо осведомлен о всех нас. Видишь ли… В нашей стране много различных… ну, скажем, фирм. Их представители имеют свою особую специальность. Боюсь, что отец Вилли — специалист по изучению людей.
— Разве он не инженер? — удивился Дик.
— Инженер… И не плохой. Работает не хуже нас. А почему ему не быть специалистом и в другой области?.. Но это мои догадки. Не вздумай поздравить Вилли с такой разносторонней подготовкой его отца. Ты понял меня, старина?
— Понял, но практически…
— Практически так: на кличку не обращай внимания — скорее забудется. Не давай новых поводов дразнить тебя красным. Не откалывайся от своих ребят.
— Да, но как же с Андреем? Я сам предложил ему дружбу.
— Дружба — не реклама! Пусть она не особенно бросается в глаза.
Монтаж заводского оборудования близился к концу.
Предпусковой период — это горячая, лихорадочно-веселая пора. Тут уж о времени не думали: надо — и не уходили с завода по десяти — двенадцати часов. Общий трудовой подъем зажег и иностранных спецов. Они тоже не торопились домой. Чаще других у испытательных стендов задерживался отец Вилли. И Гарри нередко оставался на заводе дотемна.
Однажды к нему подошел слесарь Крупицин.
— Добрый вечер, мистер…
— Просто — Гарри!
— Гарри так Гарри!.. Как дела?
— Скоро будем говорить друг другу — «до свиданья». Работы осталось недели на три. Хороший завод поставили мы вам на ноги!
— Ну, а о нас свое мнение вы не изменили?
— Должен сказать, что во многом вы были правы. Я убедился — ученики вы и глазастые, и рукастые, как вы метко сказали в прошлый раз.
— То-то! — посмеиваясь, проговорил Крупицин.
— А дальше — посмотрим! — продолжал Гарри. — Если пройдет год и завод не остановится, — я соглашусь с вами полностью.
— Договорились! — ответил старый слесарь. — Кстати, что с вашим сыном? Больше я его не встречал в больнице… Андрей на днях выписывается… Спрашивал про Дика.
Гарри отвел глаза.
— Дик плохо себя чувствует… Возможно, — влияние климата…
Крупицин уловил фальшь в его словах и больше о Дике не расспрашивал.
Отец Вилли и зимой и летом вставал в шесть часов утра. Полчаса уходило на гимнастику, пятнадцать минут — на туалет. Потом он завтракал, а в оставшееся до работы время читал газеты и журналы. В Советском Союзе он не изменил своих привычек. Разница была только в том, что на родине он выписывал газеты и журналы на дом, а здесь роль почтальона выполнял Вилли. После завтрака он бежал в киоск и приносил все, чем торговала в тот день «Союзпечать».
В то утро отец Вилли просмотрел газеты и углубился в чтение технического журнала, купленного неделю назад. В половине девятого он оделся и, прежде чем отправиться на завод, подозвал Вилли.
— Обменяй журнал!.. Столетие пройдет, а большевики так и не создадут у себя настоящую полиграфию!
Он раскрыл журнал и показал сыну страницу с запрессованной складкой.
— Не журнал, а плиссерованная юбка!..
После ухода отца Вилли еще с полчаса повалялся на диване, прочитал заданный на дом отрывок из книги «Герой нашего времени» и прошел в киоск, чтобы до начала занятий обменять журнал.
На углу перекрестка стоял старик-шарманщик. Он просительно поглядывал на окна, на прохожих и машинально заученным движением крутил ручку музыкального ящика. На ящике рядом с коробкой, наполненной маленькими конвертиками, сидел яркий крючконосый попугай. Старик, как заведенный, гнусавил в такт тоскливым звукам шарманки:
— Разлу-ка ты разлу-у-ка, чужа-я сторо-на, никто нас не разлу-чит: ни солнце, ни луна-а…
За этим вступлением следовала пауза, во время которой старик успевал бодро выкрикнуть:
— Граждане-товарищи! Не проходите мимо счастья! Заморский попугай подарит вам его за двадцать копеек!
И опять, сменив голос базарного зазывалы на гнусавый фальцет, старик пел:
— Разлу-ка ты разлу-у-ка…
Бродячий музыкант заинтересовал Вилли. Не песня и не шарманка заставили его задержаться, а счастье, которое стоило всего 20 копеек. Вилли был падок до всяких лотерей. Он подал старику двугривенный.
— Попка! Дай красивому молодому человеку самое рассчастливое счастье! — приказал старик и щелкнул грязным ногтем по хвосту птицы.
Попугай, кокетливо изогнув шею, вытащил из коробки конвертик. Вилли схватил его, перебежал через дорогу, присел на скамейку у ворот какого-то дома и осторожно вскрыл конверт «Твое счастье — в деньгах, — прочитал он. — Играй — и выиграешь». И сразу же вспомнилось ему удачное «банкротство», почти утроившее его «капитал».
— «Играй — и выиграешь!» — повторил он шепотом и решил сегодня же снова подбить ребят на игру в банк.
Приятные размышления Вилли были нарушены бодрой песней:
По морям, по волнам!
Нынче здесь, завтра там…
Сашка Громов вел звено в больницу.
Вилли вскочил и заторопился. Подойдя к киоску, он вспомнил, что оставил журнал на скамейке. Пришлось возвращаться. Журнала не было ни на скамейке, ни около нее. Чтобы скрыть от отца неприятный случай, Вилли мог купить новый журнал за свои деньги. Но тратить рубль ему не хотелось. «Скажу, что потерял!» — подумал он.
Дик больше не давал поводов называть себя тупицей и красным. С пионерами он не встречался и усердно зубрил русский язык. Отрывок из «Героя нашего времени» он прочитал вслух пять раз. После этого он взялся за словарь, чтобы проверить ударения в сомнительных для него словах.
В прихожей коротко звякнул звонок. Это был посыльный Сашки Громова.
— Здоро́во, Дик! Ты чего пропал?.. А мы идем Андрея из больницы выписывать! Пойдем с нами!
Неожиданный визит обрадовал и испугал Дика.
— У меня занятия в десять! — с сожалением произнес он. — А Андрею скажи, — пусть ничего не думает… Я ему друг… и вам тоже! Но… Как бы тебе это объяснить…
Дик замялся. Пионер, видя его смущение, грубовато завершил разговор:
— Ладно, не объясняй! Мы понимаем — капитализм!.. Я к тебе, собственно, вот по какому делу: передай журнал этому… длинноногому. Сидел на скамейке, увидел нас — как дунет бежать. И журнал забыл… Ну, бывай!..
Посыльный распахнул дверь.
— Пожми руки Андрею и ребятам! — попросил Дик.
— Ладно!..
Оставшись один, Дик перелистал журнал: чертежи, формулы, схемы — ничего интересного. «Отцу купил, — подумал Дик. — И потерял! Может, не отдавать — пусть всыплет!» Он отогнал эту мыслишку и хотел закрыть журнал, но увидел подчеркнутую карандашом знакомую фамилию — Ильгнер. Дома, на родине, Ильгнеры были соседями Дика.