— Ну да! Пакетик такой, а в нем что-то мягкое…
— Кому?
— Вам! Тут так и написано: Михаилу Алексеевичу Сидорову… Пакетик голубенький, а почерк детский. Вскрыть?
Голова солдата опустилась на подушку.
— Нет… Оставь тут! — сказал он и махнул рукой: — Иди…
Весть о том, что Сидоров заговорил, мигом долетела до операционной. Закончив обработку очередного раненого, врач зашел в палату. Сидоров лежал в обычной позе — на спине с небольшим поворотом на левый бок, но он уже не казался мертвым телом. Грудь дышала глубоко, приподнимая серое одеяло, шея была напряжена, а пальцы осторожно мяли голубой пакетик у закрытого бинтами уха.
Хирург почувствовал, что этот голубой пакетик может оказаться для раненого целебным лекарством. Надо только придумать, как лучше воспользоваться им. Не говоря ни слова, врач вышел, созвал сестер и строго наказал не дотрагиваться до бандероли, даже если раненый попросит вскрыть ее.
Это была излишняя предосторожность. Сидоров не выпускал пакетик из руки, а когда пальцы уставали, прятал его под одеяло.
Во время утреннего обхода он отрывисто спросил у врача:
— Глаза как?
— Глаза как глаза… Видеть будут, но открывать их еще рано, — ответил хирург и радостно подмигнул сестре.
— А когда? — послышался взволнованный голос.
— А это, батенька, у себя спроси! Есть надо, пить надо, жить надо! Понял?
Врач хитрил. За день до прихода бандероли он думал как можно скорее освободить глаза солдата от повязки, надеясь, что свет подействует на него в лучшую сторону. Но теперь хирург решил подольше не снимать бинтов. Расчет был простой. Бандероль взволновала и заинтересовала солдата. Он хочет увидеть, кто прислал ее и что находится в ней. Значит, появилась цель в жизни. Пусть же она подогревает его!
Конечно, могло случиться, что, увидев содержимое бандероли, солдат еще быстрее пошел бы на поправку. Но хирург не хотел рисковать. Кто знает, что там? Вдруг опять найдет на раненого апатия! Лучше выждать, когда он окрепнет.
В тот день Сидоров дал себя накормить. А на третий день у него открылся такой аппетит, какой бывает только у выздоравливающих. Он по-прежнему молчал, но это молчание уже никого не пугало. С пакетиком он не расставался. Засыпая, клал его не просто под подушку, а засовывал в наволочку. Адским терпением обладал солдат: ни разу никого не попросил он вскрыть бандероль.
Однажды сестра, желая его подзадорить, спросила:
— Сидоров, когда же за бандероль возьмемся? Хотите, я…
— Сам! — оборвал ее солдат.
Наступил, наконец, день, когда опаленное взрывом и иссеченное осколками лицо освободилось от бинтов. Сидорова привели из перевязочной в палату. Щурясь от непривычного света, моргая сизыми веками, он в первую очередь нащупал под наволочкой пакет, достал его и, перестав моргать, твердым взглядом уставился на сестру. «Уйди!» — требовали глаза. И она ушла, а когда вернулась, Сидоров сидел на койке. На одеяле лежали варежки и записка в пять строк: «Дорогой Михаил Алексеевич! У нас у троих папы погибли на фронте. Мы хотим, чтобы никто больше не погиб. Посылаем вам варежки. Мы верим, что они принесут вам счастье. Лена, Маша, Саша. Только не думайте, кто мы такие: вы нас совсем-совсем не знаете».
Солдат смотрел в окно, на весну. И лицо у него было весеннее. Его не портили ни синие шрамы, ни красные узловатые рубцы…
Мы будем жить при коммунизме
Стремительны и величавы наши дни. XXIV съезд Коммунистической партии, как прожектором, осветил дорогу к заветной цели — коммунистическому обществу. Советский народ строит свое будущее. Вместе со всеми в этом строительстве активно участвуют пионеры и школьники.
В коммунистическое общество вступят смелые, честные, трудолюбивые люди — нынешние мальчишки и девчонки, которые уже сегодня под руководством старших товарищей — комсомольцев воспитывают в себе качества, необходимые для граждан эпохи коммунизма.
Остров Кленовик
Изота Моржика освободили от должности председателя колхоза, вывели из состава правления, а дело о его злоупотреблениях передали в прокуратуру.
Трудный колхоз достался новому председателю, но вскоре его крепкую руку почувствовали все, даже ребята. Председатель зашел в школу, осмотрел ее, познакомился с учителями, обратил внимание на преподавателя русского языка Степана Моржика — брата бывшего председателя. От Степана несло спиртным перегаром. Были случаи, когда он по неделе не являлся в школу.
Новый председатель пристально посмотрел на Степана Моржика и многозначительно кашлянул. А через месяц в школу прислали нового учителя. Директор представил ребятам Алексея Александровича и сказал, что он будет преподавать русский язык и литературу.
Весь класс — семнадцать пар любопытных глаз — уставился на коренастую, чуть сутулую фигуру пожилого учителя.
— Давайте знакомиться! — сказал он.
Так начинали почти все новые учителя. Ребята ждали, что Алексей Александрович подойдет к столу, раскроет классный журнал и начнет вызывать их по алфавиту. Но получилось совсем по-другому.
— Пусть те из вас, у кого есть друзья или подруги, подымут руки! — предложил учитель.
Поднялось семнадцать рук.
— Отлично! — продолжал учитель. — У всех!.. Опустите. А теперь попрошу поднять руки только тех, кто хорошо знает своего друга или подругу.
Поднялось семнадцать рук.
— Значит, все могут выполнить мое первое задание. Оно заключается в том, чтобы вы помогли мне получше познакомиться с вами. Откройте ваши тетради и запишите тему сегодняшнего сочинения.
Выждав, когда утихнет шелест бумаги, Алексей Александрович закончил:
— Тема такая: «Мой друг» или «Моя подруга». В вашем распоряжении сорок минут.
В классе удивленно зашушукались. Кто-то хихикнул. С задней парты донесся громкий шепоток:
— Маша! Я — про тебя, а ты — про меня! Ладно?
Учитель не пытался унять шумок. Он подошел к окну, заложил руки за спину и отвернулся от ребят, давая понять, что предоставляет им полную свободу. И шум утих сам собой. Ученики заскрипели перьями…
В этот день было пять уроков: история, география, урок русского языка, на котором ребята писали сочинение, потом арифметика и последний — литература. За свободный час между третьим и пятым уроками Алексей Александрович успел прочитать сочинения и, снова войдя в класс, ошеломил ребят неожиданной фразой:
— Ну вот мы и познакомились!
— Прочитали? — послышалось несколько голосов.
— Прочитал. Вы добросовестно выполнили задание. Отметок я ставить не буду. Мы просто побеседуем о ваших сочинениях. Начнем вот с этого. — Учитель вытащил нижнюю тетрадь: — Сочинение называется «Мой друг», но слово «друг» заключено в кавычки, а это, как вы знаете, придает слову противоположный смысл. Читаю дальше: «Фамилию моего друга в кавычках я называть не буду. Но если бы я была в два раза сильнее, я бы обязательно отколотила его, потому что он самый плохой человек в деревне: жадный, как Изот Моржик, и хулиганистый. Маленьких бьет, ягоды и грибы отнимает у них в лесу…»
Алексей Александрович закрыл тетрадь и спросил:
— О ком здесь написано?
— Свахин это! — загудел класс. — Свахин!
— Встань, Свахин! — сказал Алексей Александрович.
Крышка передней парты хлопнула. Митяй Свахин поднялся.
— О тебе написано? — спросил Алексей Александрович.
— А я почем знаю, — ломким баском ответил Свахин и неуклюже переступил с ноги на ногу.
Алексей Александрович не стал его расспрашивать.
— Садись… А теперь поговорим об авторе сочинения. Он с сожалением пишет: «Если бы я была в два раза сильнее его…» А на самом деле автор не в два, а в десять раз сильнее своего друга в кавычках, потому что все остальные мальчики и девочки на стороне автора. Так ведь?
— Так! Так! — одобрительно зашумели в классе.
— А кто это писал? — угрюмо, в нос, спросил Свахин.
Алексей Александрович посмотрел на него и ответил:
— Автор сейчас почувствовал свою силу, и, я надеюсь, он не побоится назвать себя. Так кто же это писал?
У стены поднялась из-за парты сухонькая девочка с двумя забавными косичками.
— Это… моя тетрадь, — тихо сказала она и потупилась.
Учитель встал, подошел к ней.
— Вера Никитина, ты написала хорошее, полезное сочинение. Садись. Оно поможет твоему «другу» снять с себя кавычки!
Алексей Александрович вернулся к столу, отобрал сразу несколько тетрадей. Ребята вытянули шеи, чтобы увидеть, чьи тетради взял учитель. С передней парты послышалось:
— Кукушкин… Петухов…
— Правильно! — произнес Алексей Александрович. — Кукушкин и Петухов. Посмотрим на них… Где они?
Два друга, сидевшие за одной партой, встали.
Учитель разрешил им сесть.
— Ваши сочинения, как говорят литературоведы, типические. Половина класса писала сочинение так же, как и вы: Петухов про Кукушкина, а Кукушкин про Петухова. Очень хорошо, что дружба у вас обоюдная… Почитаем, что же получилось… «Мой друг — Захарчик Кукушкин. Мы никогда с ним не расстаемся и все делим пополам. Мы даже в колхозе работаем вместе — пасем лошадей. А какая беда случится, — у нас есть лозунг: «Не выдавать друг друга!» И я лучше умру, чем скажу плохое про Кукушкина…»
Алексей Александрович сделал паузу.
— И так далее, все в том же чисто дружеском духе… А вот начало из сочинения Кукушкина. «Мой лучший друг и товарищ — Андрюша Петухов. Мы будем дружить навеки, потому что он самый верный человек. У меня от него нет никаких тайн. И он их никому не расскажет до гробовой доски…»
Несмотря на то, что Алексей Александрович не скупился на иронические интонации, ребята не увидели в этих отрывках ничего смешного. Тогда учитель спросил:
— Какую басню Крылова напоминают эти сочинения?
Вопрос был неожиданный. Класс притих. В наступившей тишине отчетливо прозвучал торжествующий голос Свахина:
— «Кукушка и Петух»! Кукушка хвалит Петуха за то, что хвалит он Кукушку…