В ее рюкзаке была и полиэтиленовая скатерть, и подстилка, и главное — большой запас сыра, колбасы и ветчины. Съели по два бутерброда. Захотелось пить.
— Родник рядом, — сказал Арвид.
— Чаю бы! — мечтательно произнесла Катя. — Дурочка я — не взяла заварку!
Болат придвинул к себе вещмешок.
— Казах без чаю — не казах!
— А спички? — с надеждой спросил Арвид.
— Казах без спичек и ножа — не казах! — гордо ответил Болат.
В его вещмешке, кроме чая и спичек, нашелся плоский солдатский котелок с крышкой. Ребята с удовольствием пили крепкий горячий чай с Катиными конфетами.
Уже темнело. Потрескивал костер. Тихо шумел лес. С болота доносилось какое-то утробное бульканье. Потом раздался тягучий скрип, будто кто-то с трудом открыл перекосившуюся от времени дверь. Открыл и стал баловаться, нарочно заставляя ее монотонно и жалобно скрипеть.
Арвид лежал на животе у костра и смотрел в огонь. Болат молча стругал можжевеловый корень — прорезал коню глаза. Катя по-хозяйски прибрала хлеб, колбасу, стряхнула со скатерти крошки и тоже села поближе к огню.
А темнота все плотней и плотней обступала костер. На болоте скрипела дверь.
— Чего он ушел? — задумчиво спросила Катя. — Обиделся?
— Ушел — не жалко! — резко ответил Болат.
— Жалко! Вчетвером лучше…
— Предатель он! — выпалил Болат. — Не вспоминай!
— Ну, это ты загнул! — возразил Арвид. — Во-первых, он не говорил, что пойдет с нами в поход. А во-вторых, всех предателей после войны в тюрьму посадили.
— В войну кто трус — тот и предатель! — сказал Болат.
Арвид подбросил хворост в огонь.
— Я бы ничего не побоялся! Мне бы только автомат!
— А я бы с одним ножом в разведку пошел, как мой… брат моего отца…
— Дядя, — подсказал Арвид.
— Дядя! — повторил Болат. — Спасибо!.. Только он не совсем дядя… Ему четырнадцать лет было, а больше, наверно, и не стало.
Катя вздохнула.
— Как мальчишки соберутся — так сразу про войну. И чего интересного? Ужас — больше ничего! Если бы я знала, что сейчас в лесу всего один фашист прячется, я бы умерла со страха!
— Тут их полно было! — мрачно сказал Арвид. — За каждым кустом по два!
Катя украдкой посмотрела на заросли за сараем.
— Ой!
Мальчишки тоже услышали похрустывание веток…
— Язеп, наверно! — прошептала Катя. Она и сама не верила в это — прошептала, чтобы отогнать страх.
В кустах зашуршало. Ветки зашевелились.
— Лось, — сказал Арвид.
— Не лось, — возразил Болат. — Казах за километр коня узнает!
Он спрятал нож, положил корень в вещмешок и пошел к кустам.
— Ой, не ходи!
Но Болат смело зашел в густые заросли. Слышно было, как он зачмокал как-то по-особенному, ласково проговорил что-то непонятное и звонко похлопал по чему-то упругому, плотному. В кустах зашуршало еще громче, и из зарослей показался конь. Болат ловко сидел верхом и гладил его по холке.
Забыв все недавние страхи, Катя захлопала в ладоши.
— Ловко! — восхищенно произнес Арвид.
Болат спрыгнул, шлепнув коня по крупу.
— Иди! Пасись!
И конь послушно пошел к лесу, пощипывая на ходу высокую траву. Болат не спускал с него разгоревшихся глаз.
— Жаль, не ишак!
Арвид удивился.
— А чем осел лучше лошади?
— Кто сказал — лучше? Никто не сказал!.. Ишака в поход бы взяли! Вещи бы тащил! Чужого коня не возьмешь. Нельзя — вором станешь!
— А чужого осла можно?
— Можно!.. У нас так… Идешь — долго идешь. Устал! Видишь — ишак. Сел — поехал. Приехал — накормил. Домой отослал. И всем хорошо: тебе, ишаку и хозяину ишака!..
Катя и Арвид не поверили, но спорить не стали. Очень уж убедительно и горячо говорил Болат.
Когда Катя улеглась спать на сене, ей вдруг привиделась длинная вереница ослов. Они стояли в степи у столба с надписью «Такси». Подходили запыленные казахи, садились верхом на ослов и устало говорили:
— На Невский, пожалуйста!
— А мне к кинотеатру «Гигант»!
Катя улыбнулась и заснула с каким-то радостным праздничным чувством.
Болату тоже приснился под утро сон. Они с Катей стояли на берегу болота. Арвид крепко держал их за руки и, строго нахмурив брови, говорил непререкаемым тоном командира:
— И сам не пойду, и вас не пущу!
Болат поднатужился, выдернул руку из цепких пальцев Арвида и проснулся.
Начинало светать. Арвид спокойно спал слева от Болата. Катя лежала в стороне, прикрывшись полиэтиленовой пленкой. Светлый плащ висел рядом на стене, на гвоздике.
Минут пять сидел Болат неподвижно. Думал. Сон встревожил его. Вдруг Арвид откажется от похода? Можно, конечно, обойтись и без него. Бессаусак виден с берега. Не заблудишься. А вот обратно, к автобусу, найти дорогу трудно. Тропинок в лесу много. Обязательно собьешься с пути.
Не мог Болат не побывать на острове. Верилось ему, что именно здесь, в этих краях, партизанил его дядя. Здесь он и погиб, так и не успев вырасти в настоящего дядю. И кто знает, может быть, как раз остров Бессаусак и откроет тайну его гибели. Не может человек пропасть просто так, не оставив после себя никаких следов. И решил Болат сейчас же, не теряя ни минуты, идти на остров, осмотреть его и вернуться, пока Арвид и Катя не проснулись. Было часов пять, не больше. За час он дойдет до острова, а к восьми вернется. Они еще наверняка будут спать.
Потихоньку выбрался он из сарая и бегом пересек заросли. На болоте лежал густой туман. Такой густой, что ничего не было видно. Казалось, перед Болатом лежала бескрайняя котловина, заполненная опустившимися с неба облаками. Он помнил, что тропа начиналась где-то справа, и, пройдя по берегу метров двадцать, увидел ее под ногами. Мох тут был примят и смешан с грязью копытами диких кабанов.
Не раздумывая, Болат свернул на тропу. Под ботинками зачавкало. Он сделал шагов десять по мягкой, как пружинный матрас, трясине и оглянулся. Берег уже исчез в тумане. Слева и справа лениво перекатывались зыбкие валы из серовато-белой невесомой ваты. Над головой — тоже сероватый низкий полог. Впереди — такая же непроницаемая и в то же время неощутимая стена. И только тропа темнела под ногами. Было такое ощущение, будто весь мир окутан этим густым туманом, будто на сотни километров вокруг нет ни одного человека. Остался на земле он один, погруженный на самое дно моря туманов.
Болат преодолел страх и пошел вперед, глядя только под ноги, чтобы не потерять тропу. Он шел долго, не останавливаясь, не оглядываясь, и старался для смелости думать только о своем дяде. Ему тогда было столько же лет, сколько сейчас Болату. И туманы здесь были такие же густые. И болото такое же топкое, коварное. А ведь он шел и не боялся! Да еще, наверно, и ночью приходилось. Значит, и Болат пройдет! Должен пройти!
Под ногами глухо чавкала болотная жижа. Болат привык к этим звукам и перестал их слышать, и поэтому негромкий сухой треск впереди показался оглушительным. Он остановился. Над болотом висела гнетущая вязкая тишина. Впереди что-то темнело, точно туман сгустился там еще больше. Какие-то полосы пересекали его сверху вниз. Приглядевшись, Болат догадался, что это стволы деревьев. Забыв об испугавшем его треске, он радостно улыбнулся и побежал вперед.
Как на опущенной в проявитель фотографии, из тумана все отчетливее проступали стволы деревьев. Потом он увидел и кусты внизу, и тяжелые еловые лапы над ними. Остров был совсем рядом. Когда до прибрежных кустов оставалось шагов десять, тропа круто повернула влево, вдоль берега. Несколько метров отделяло Болата от зарослей дикой малины. Над островом туман был реже, и Болат разглядел на кустах крупные спелые ягоды.
Между тропой и берегом лежала ровная полоса зеленого мха. Болат мог бы преодолеть это расстояние в три-четыре хороших прыжка. Но было в этой ровной зеленой поверхности что-то отпугивающее. Слишком гладко все было и чересчур ласково зеленел мох.
Болат еще продвинулся по тропе вдоль берега, увидел несколько кочек и решил, что здесь безопаснее. Он пригнулся и прыгнул с тропы на ближнюю кочку, рассчитывая сразу же оттолкнуться от нее и допрыгнуть до следующей кочки, торчавшей у самого берега.
Но второй прыжок не получился. Под его тяжестью кочка мягко ушла вниз. Болат с удивлением увидел, что у него нет ног. Он стоял, упираясь в мох ладонями. Сначала он не испугался, но и руки стали погружаться в моховую перину. Ледяные иголки впились в ноги. Он высвободил одну руку, лихорадочно пошарил вокруг себя. Нигде не было никакой опоры. От этого движения он погрузился еще глубже и, чувствуя под ногами холодную, податливую, бесконечно глубокую трясину, отчаянно закричал:
— А-а-а!
— Зачем так громко? — спросил из кустов знакомый насмешливый голос. — Не понял. Повтори!
Кусты раздвинулись, и из них показался Язеп с транзистором на груди. Он с ленивым любопытством уставился на увязнувшего по грудь Болата.
Неожиданное появление Язепа настолько поразило Болата, что он забыл об опасности и застыл, приоткрыв рот. Он видел, как Язеп лениво потянулся, посмотрел по сторонам, зевнул и произнес, ни к кому не обращаясь:
— Помочь, что ли…
— П-помоги! — вырвалось у Болата.
Язеп неторопливо снял ремешок, на котором висел транзистор. Включил приемник и поставил его около кустов. Натянул ремешок — попробовал, достаточно ли он крепок. Осторожно продвинулся на шаг вперед, смотал и бросил ремешок, как лассо.
— Держи.
Ремешок развернулся и, не долетев до Болата, выскользнул у Язепа из руки.
— Эх! — Болат скрипнул зубами.
Смущенный своей неудачей, Язеп быстро присел на корточки и потянулся за ремешком, который лежал на зеленом мху тоненькой коричневой змейкой. Рука не доставала, а шагнуть еще Язеп не мог: он и так стоял на самом краю трясины.
— Возьми палку! — сдавленным голосом посоветовал Болат.
— И так достану.
Язеп еще раз потянулся за ремешком. В это время сзади кто-то заговорил на чужом незнакомом языке. От этого неожиданно раздавшегося громкого голоса Язеп вздрогнул, потерял равновесие и уткнулся руками в мох. И сразу же кто-то холодный и липкий потянул его в глубь трясины. Стараясь выдернуть руки, Язеп подогнул под себя ноги и откинулся назад. Руки он вытащил, но зато погрузились ноги.