О солнце говорить, страшась дневного света!
В который раз уже обида друг на друга —
И примирение. Уже в который раз
Хулы и похвалы зачинщику проказ,
Амуру, чья вина не меньше, чем заслуга.
Как повторение затверженного круга,
Сближение — разрыв, согласие — отказ,
И уверения, лишь на короткий час —
Все это признаки любовного недуга.
Соединяются извечно, видит Бог,
Противоречия любви в один клубок.
В ней доброта и гнев — два равнозначных знака,
С отчаянием в ней надежда сплетена.
Любовь — упорная и долгая война,
Где перемирия случаются, однако.
Когда в ее груди — пустыня снеговая
И, как бронею, льдом холодный дух одет,
Когда я дорог ей лишь тем, что я поэт,
К чему безумствую, в мученьях изнывая?
Что имя, сан ее и гордость родовая —
Позор нарядный мой, блестящий плен? О нет!
Поверьте, милая, я не настолько сед,
Чтоб сердцу не могла вас заменить другая.
Амур вам подтвердит, Амур не может лгать:
Не так прекрасны вы, чтоб чувство отвергать!
Как не ценить любви — я, право, негодую!
Ведь я уж никогда не стану молодым,
Любите же меня таким, как есть, седым,
И буду вас любить, хотя б совсем седую.
Я нитку алую вокруг твоей руки
Сегодня обвязал с покорною мольбою,
Но, видно, колдовство не властно над тобою:
Сердцами были мы как прежде далеки.
Сударыня, я сам рассудку вопреки
Опутан темною всевластной ворожбою,
Я пленник, я слуга, насмешливой судьбою
Коварно пойманный в любовные силки.
Вконец отчаявшись, пойду я к чародею
И демоническим напитком овладею,
Чтоб жар в груди твоей вовеки не утих.
Увы, я слишком стар для пылкого веселья,
Богатство, красота, а не волшебный стих, —
Вот подлинной любви магические зелья.
Глава, училище искусств и всех наук,
Жилище разума, что дал нам веру в Бога,
Счастливой памяти и праведности строгой,
Откуда, вновь родясь, Паллада вышла вдруг!
Глава, достоинства и благонравья друг
И неизбывный враг греховности убогой,
Глава, ты — малый мир, часть горнего чертога,
И звений мировых тебе известен круг!
Высокородный дух, что небо нам дарит,
В сей голове теперь, как в небесах, парит,
Лишен страстей земных, которых не избудем,
Но хрупок и летуч и свят и прост вполне.
Коль ты божественна, подай прощенье мне:
Пристало божествам дарить прощенье людям.
Когда бы вы, мадам, мне подарили сами
Один свой поцелуй — в награду всех тревог! —
Я бы, как легким сном, разлукой пренебрег,
Не мучая себя ревнивыми мечтами.
Когда бы вашими прекрасными чертами
На маленьком холсте я любоваться мог
Иль трогать прядь волос — любви живой залог,
Я не сменялся бы своей судьбой с богами.
Увы, я ничего не получил от вас,
Что бы могло меня утешить в скорбный час,
Чем память и печаль могли бы усладиться.
По-вашему, любовь — лишь сочетанье двух
Духовных сущностей. Мне трудно согласиться;
Что может сочетать лишенный плоти дух?
Как в зеркале, в глазах твоих отражены
Небесные луга, приют любви счастливый,
В их пламени Амур, насмешник шаловливый,
Закаливал стрелу для ласковой войны.
О рыцари, меня отвлечь вы не вольны
От глаз, где чистые рождаются приливы,
Какую бранную добычу предпочли вы
Блаженству черпать жизнь из этой глубины?
Твоя улыбка мне награда дорогая,
По капле в грудь мою вольется, обжигая,
Бальзам твоих очей и горячей огня
Сияньем ангельским воспламенит мне душу,
Но мыслью о себе я счастья не нарушу,
Тщеславный этот мир исчезнет для меня.
Итак, храните все, все, что судьбой дано вам,
Храните от меня свой каждый день и час,
И вашу красоту, и нежность ваших глаз,
И ваш глубокий ум, и вашу власть над словом.
Склоняюсь горестно пред жребием суровым:
Уже не оскорблю объятьем дерзким вас,
Хотя б, смиряя страсть, отвергнут в сотый раз,
Я смелость вновь обрел в отчаянии новом.
И если невзначай коснусь я вас рукой,
Не надо гневаться и так сверкать очами, —
Мой разум ослеплен, я потерял покой,
Все думы лишь о вас, я полон только вами,
И небреженья нет в нескромности такой, —
Простите же мне то, в чем вы виновны сами.
Мадам, вчера в саду меня вы уверяли,
Что вас не трогает напыщенный куплет,
Что холодны стихи, в которых боли нет,
Отчаянной мольбы и горестной печали;
Что на досуге вы обычно выбирали
Мой самый жалостный, трагический сонет,
Поскольку стон любви и страсти жгучий бред
Ваш дух возвышенный всегда живей питали.
Не речь, а западня! Она меня манит
Искать сочувствия, забвения обид,
Надежду оплатив ценою непомерной, —
Чтоб над моей строкой лукавый глаз пустил
Фальшивую слезу. Так плачет крокодил
Пред тем, как жизнь отнять у жертвы легковерной.
Лимон и апельсин, твой драгоценный дар,
Целую сотни раз влюбленными губами,
Кладу себе на грудь, где полыхает пламя:
Пускай почувствуют мой сокровенный жар.
Когда же два плода в огне любовных чар
Воспламеняются — я их тушу слезами.
Ты смотришь на меня лукавыми глазами,
Как будто нанести готовишься удар.
Лимон и апельсин — два символа любовных.
Они подобие тех яблок баснословных,
Которыми прельстил бегунью Гиппомен.
Проказник и шутник Амур, что правит в мире,
Украдкой привязал к моим ногам две гири.
Как, легконогую, тебя возьму я в плен?
Ты помнишь, милая, как ты в окно глядела
На гаснущий Монмартр, на темный дол кругом
И молвила: «Поля, пустынный сельский дом, —
Для них покинуть Двор — нет сладостней удела!
Когда б я чувствами повелевать умела,
Я дни наполнила б живительным трудом,
Амура прогнала б, молитвой и постом
Смиряя жар любви, не знающий предела».
Я отвечал тогда: «Погасшим не зови
Незримый пламень тот, что под золой таится:
И старцам праведным знаком огонь в крови.
Как во дворцах, Амур в монастырях гнездится.
Могучий царь богов, великий бог любви,
Молитвы гонит он и над постом глумится».
Куда от глаз твоих укрыться, посоветуй!
От факелов иных я сердца не зажгу:
Красавицы во мне не видели слугу,
Полжизни прожил я, любовью не задетый.
Поволочусь за той, любезничаю с этой,
У самых ветреных прелестниц не в долгу,
Я думал, от сетей себя уберегу,
Но если уж попал, то на судьбу не сетуй.
Проигран бой, разбит последний мой отряд,
Но ради глаз твоих и десять лет подряд
Готов я осаждать несломленную Трою.
Пойми, Эрот ревнив к чужому торжеству,
Добычу кроткую и лев щадит порою:
Сжигает молния скалу, а не траву.
Ты знаешь, ангел мой, что я питаюсь лишь
Лучами глаз твоих, что всякая другая
Еда нейдет мне впрок: зачем же, дорогая,
Свой взор — мой скудный хлеб — ты от меня таишь?
Я узнаю, что ты приехала в Париж,
Но где тебя искать, планета кочевая?
Изголодался я, желанных глаз алкая,
Без них мою тоску ничем не утолишь.
Ты собралась в Эркей с прелестною кузиной,
Где лилий на лугу — хоть уноси корзиной,
Где Грот над родником — уединенья сень.
Возьми же и меня, молю, в поездку эту —
Без опасения утяжелить карету!
Ведь я — уже не я, а собственная тень.
С каким презрением вы мне сказали «нет»,
С каким изяществом вы обрекли на муку
Остаток дней моих — как пережить разлуку
С монархиней, когда ей служишь столько лет!
Порою сердце мне томит любовный бред,
В отчаянье хочу поцеловать вам руку,
Но вы, притворную выказывая скуку,
Твердите: «Ах, какой несносный сердцеед».