Потом говорит:
– А когда у вас случился последний всплеск воровства...
Я ему:
– Слушай, что ты все о нашем воровстве?! Давай о чем-нибудь другом поговорим... О пенсиях, что ли.
Он:
– Когда у вас Пенсионный фонд разворовали...
Я не выдержал:
– Хватит! Давай помолчим немного.
Тут светать стало, и я его спросил:
– А чего ты вообще-то заявился к нам?
Он сказал:
– Когда вы с женой ссоритесь, сами у себя свою любовь воруете, моя меня из дома выгоняет. – И потом вдруг говорит: – Не могли бы вы со своей как-то... помягче?
– Как помягче?
– Просто помягче, и всё.
Я ему говорю:
– Да пошел ты!.. «Помягче»! Небось наврал всё: и про миры, и про воровство у нас, и про жен.
И тут моя, легка на помине, глаза открывает, смотрит на меня, как удав на крысу... помягче если сказать, как крыса на удава.
Я ей для смеха говорю:
– Ты самая красивая.
Она заплакала, а призрак исчез.
Может, правда, нам бы... воровать поменьше?
Помощь
Только что закончилась сильная гроза. На лицах людей еще видны следы суеверного страха, но уже и улыбки по поводу этого страха. Потоки воды несутся по улице, с шумом и плеском обрушиваются в сточные люки. В небе грохочет, но уже далеко и глухо.
Прямо по проезжей части, по лужам, неестественно высоко задирая ноги, вышагивает долговязый дядя лет сорока. Заметив у стены дома троих знакомых мужчин, он останавливается, широко улыбается:
– Что было-то сейчас?! Что было-то! Надо же! Ураган! Крыша от гаража летала! Видели? Явидел! Как птица летала.
– Ты чему радуешься? – спрашивает один из мужчин.
Дядя улыбается еще шире:
– Машину оставил у дома на пять минут под деревом. На пять минут!
– Ну?
– Молния попала! Как ножом срезала!
– Кого?
– Дерево. Оно как раз макушкой напротив моего окна. Я когда домой поднялся, жена на кухне стояла, говорит: «У меня предчувствие». И тут как молния полыхнет. Я побежал окно закрыть. Закрыл, смотрю – а дерева-то нет! Где дерево-то? Тридцать лет стояло на одном месте. Куда оно делось, дерево-то? Выбегаю на улицу – всмятку машина, всмятку!
Трое тревожно переглядываются.
– Ты всерьез, что ли?
– Вдребезги!
– Застрахована?
Дядя радостно смеется:
– Нет! В том-то и дело. Не застрахована! Не застрахована машина. Совсем она не застрахована.
Он начинает не то пританцовывать, не то просто топтаться на месте, фальшиво поет: «Не застрахована машина, ее никто не страховал».
До знакомых доходит, что он рехнулся.
– Ничего, Витёк, – говорит один, – ничего. Главное – сам жив остался. Машина – дело наживное.
Дядя смеется, согласно кивает.
– Всмятку! – еще раз сообщает он. – И никто не виноват. Никто ни копейки не даст. Такое государство, помощи ждать неоткуда!
Знакомые тихо переговариваются.
– Во дела! С ума сошел из-за машины.
– Если на последние купишь, то сойдешь.
– Хороший мужик-то был.
– Хороший. Надо бы его домой отвести.
– Обязательно. Без помощи никак нельзя оставить.
– Витя, шел бы ты домой, дорогой человек.
Дядя улыбается:
– Пойду посмотрю еще раз, потом домой.
– Да ладно, Вить, посмотрел – хватит. Давай мы тебя проводим. Ты же нам как родной.
– Как родной, Вить. Мы тебя уважаем.
Они берут несчастного под руки, но он начинает вырываться.
– Посмотрю, потом домой.
Трое только мешают друг другу. Под крики «пустите меня» дядя молотит руками, не глядя куда, и скоро у одного из его знакомых распухает губа, у другого течет из носа кровь, на третьем висит клочьями рубашка.
– Здоровый какой черт!
– Сумасшедшие все здоровые. Держи руку.
– Я держу.
– Так ты мою держишь-то!
– Вить, погоди, послушай... Да погоди ты! Понимаешь, какое дело... Ах ты сволочь! Ногами, да?
У первого обрывается ремень, и брюки падают на асфальт. У второго медленно, но верно заплывает глаз. Третий, постанывая, держится за пах.
Сумасшедший вырывается на свободу, отходит на три шага, победно обводит всех взглядом.
– Всмятку машина! – сообщает он. – Потом смотрю, а там под ветками краснеет что-то. Думаю, что краснеет-то, у меня же машина синяя. А я когда поднялся к себе, сказал жене, что ветер сильный, она: «У меня предчувствие, у меня предчувствие». А сын, оказывается, услышал, ключи схватил и отогнал машину в гараж. А сосед в это время подъехал под дерево. У него красная «Тойота». «Тойота Камри». Только что купил. Обмыть успел, а застраховать нет.
– Так не твою раздавило?
– Нет, – улыбается дядя, – не мою. Пойду еще раз посмотрю.
Он успокаивается и нормальной походкой направляется во двор.
– У соседа несчастье, а он радуется, гнида, – говорит первый и осторожно трогает языком разбитую губу.
Второй молча сплевывает кровь. Третий снимает с себя то, что было рубашкой, горестно мотает головой, тихо вздыхает:
– Вот и помогай людям.
Россия на приеме у врача
– Что вас привело ко мне, матушка Россия?
– Да что же, батюшка, я уж измучилась. Не знаю, кого и слушать. Энтот клялся: к двухтысячному выздоровишь... усё у тебя будет. Энтот божился: за пятьсот дней на ноги поставлю. Потом заладили: шоком надо. Немолода я уж, шоком-то.
– Ну, какие ваши годы! Материально вы как– за чертой бедности, на черте бедности?
– Правильно, батюшка, говоришь: на черта она, бедность-то! Да куды денешься от нее?
– С питанием что? Аппетит когда к вам приходит?
– А глаза откроешь, батюшка, уж он тут – пришел.
– Стул частый?
– Как, милостивец?
– По большому часто ходите?
– Где ж мне часто? Цены на нефть поднимутся, деньги получу, так и схожу.
– Спите крепко?
– Нет. При царизме спала... в темноте-то. А щас всё перед глазами светлое будущее, ну и пялишься на него всю ночь.
– Сны снятся?
– Токо два сна, батюшка, и снятся. Один – быдто ноги вытянула, руки сложила и лежу при дороге где-то. То ли к церкви шла, то ли к рынку переходила.
– А второй сон?
– А второй сон радостный: быдто те, кто мне должен, всё через Французский клуб возвращают да с прибавками, с процентами! А кому я должна, все мне прощают. Говорят: «Свои пусть передохнут, а с вас ни копейки не возьмем». Так радостно сделатся, уж так радостно! Проснусь вся в слезах, мокрая по пояс... Только почему-то чаще снится, что ноги вытянула.
– Анализы регулярно сдаете?
– Нет, батюшка, как их сдашь?
– Что же мешает?
– Воруют.
– Анализы?!
– Так всё. Отвернешься на секунду – ни анализов, ни горшков... Что анализы, батюшка, стыдно сказать – газ, и тот воруют.
– Перемены погоды чувствуете?
– Когда как. Весной, если наводнение, сидишь на чердаке, чувствуешь – погода меняется... А зимой отопление отключат – сидишь, уже ничего не чувствуешь.
– Вон оно что. От такой жизни, матушка Россия, нет ли у вас галлюцинаций? Не мерещится ли что?
– Мерещится. Как не мерещится? Раз померещилось, что держу в руке деньги, а мне говорят: «Что ты!.. путана, вцепилася, это не деньги».
– А что же?
– Стыдно сказать, батюшка, слово нехорошее.
– Из скольких букв?
– В два раза хуже, чем из трех... Таку гадость держу в руке!.. Из шести букв, батюшка, «дефолт» прозывается... А то еще така гальцюнация – быдто сидит он возле уха: «Выпей да выпей».
– Кто?
– Кто-то вот, стало быть, есть батюшка... «Выпей да выпей». Иногда-то говорит так.
– И хорошо слышно его?
– Явственно так слышно. И как-то он в оба уха сразу: «Выпей да выпей». Иногда-то.
– Раз в месяц?
– Раз в день.
– Понятно. Ну что же, матушка, я могу сказать вам?.. Ресурсы еще есть у организма. Зрение нормальное. Вы не туда смотрите, матушка, я справа от вас. Что бы я вам посоветовал. Больше положительных эмоций. Нервы берегите. Пищу разнообразьте. День – молочная, день – овощи, фрукты, день – рыба, день – мясо, день – разгрузочный, голодаете.
– Кто бы, батюшка, мне раньше-то сказал! Яведь как заладила разгрузочный да разгрузочный. А надо, видишь, чередовать: день разгрузочный, день голодать.
– Теперь вот что. Самое главное – это очень важно, – почаще бывайте на свежем воздухе.
– Почаще-то я задохнусь, батюшка.
– Почему?
– Так ведь всё кругом засрали. Я извиняюсь, батюшка, видно, не так сказала-то. Да мне велели: врачу говори всё как есть.
– Всё, матушка, больше ничем не могу вам помочь.
– Идтить мне?
– Идите.
– И значит, вот как ты велел: чаще дышать – и всё пройдет?
– Да.
– Ты, батюшка, запиши мне на бумажке, что дышать надо, а то я позабуду – мозги все утекли куда-то. Век за тебя Бога молить стану– тако легкое лечение прописал: дыши, и всё. Прощай, батюшка. Спаси тя Христос... Нешто, сходить еще к йогам?.. У их, сказывали, и дышать не надо.
Этюды
Высшая мера
Люди уже ничему не верят, даже сигналам точного времени. Их обманывают на каждом шагу, вот они и не верят.
Я бы, будь моя воля, карал за вранье... Особенно тех, кто в руководстве. Жестоко карал!.. К высшей мере наказания на Руси приговаривал!
Я бы тому, кто врет, взяток не давал.
Просьба
«Дорогое радио, нашей бабушке скоро семьдесят пять лет. Она всю жизнь трудилась для пользы государства, у нее есть медаль и много грамот.
Бабушка рано осталась без дедушки и одна вырастила шестерых детей, она – мать-героиня. Она себя для других никогда не жалела.
Мы очень любим нашу бабушку и гордимся ею. Пожалуйста, передайте для нее в день рождения что-нибудь о вреде мяса, а то она просит.
Паша и Даша».
К проблемам с мебелью. Набор «Сделай сам». Как ни собирал, все время получается гроб.
Политически безграмотные люди – абсолютно безграмотные – говорят: монархия, коммунизм, демократия в России друг от друга не отличаются.
Это глупость! Различия есть. Нужно только их лучше искать.
В первые годы социализма воровали здорово!.. Не так, как при царизме, но слабее, чем при развитом социализме.
При развитом социализме воровали мощно, без оглядки!.. Но меньше, чем при строительстве коммунизма.
При строительстве коммунизма воровали под ноль!.. Но что-то все-таки оставалось.
Сейчас строим демократию – не остается даже пыли. Вот как воруют!
А ведь нам еще строить развитую демократию. Что же будут воровать наши дети?
Не везет с погодой, обувью, зубами... вождями.