Викрам Сет, автор «Подходящего жениха» (A Suitable Boy) и других превосходных романов, недавно обратился к правительству Индии с открытым письмом, где призвал отменить закон против гомосексуалистов. Под его письмом уже подписались многие известные индийцы, другие, в том числе нобелевский лауреат Амартья Сен, высказались в его поддержку. Сейчас в Верховный суд Дели поступил официальный запрос об отмене этого закона.
Примерно в то же время, когда в Индии ввели законодательный запрет на содомию, писал свое знаменитое эссе «О свободе» Джон Стюарт Милль. В нем он сформулировал следующий принцип: «…Проявлять власть над членом цивилизованного общества против его воли допустимо только с целью предотвращения вреда другим… Его собственное благо, физическое или моральное, не может служить для этого основанием… Собой, своим телом и сознанием индивид распоряжается единолично».
С принципом Милля согласны не все. Известный британский философ права XX века Герберт Л. А. Харт отстаивал его сокращенную версию. Так, Милль утверждает, что благо индивида, «физическое или моральное, не может служить достаточным основанием» для вмешательства государства, в то время как Харт признает физическое благополучие индивида «достаточным основанием» в тех случаях, когда человек явно действует во вред себе, а ограничение его свободы незначительно. Например, государство вправе потребовать, чтобы водитель пристегивал ремень безопасности или чтобы мотоциклист надевал на время поездки шлем.
Но Харт решительно отделяет этот правовой патернализм от правового морализма. Он отвергает запрет на действия, которые не причиняют физического вреда, на одном только моральном основании. Государство, по его мнению, не имеет права карать за гомосексуальность на том основании, что она аморальна.
У такой аргументации есть одно слабое место: непонятно, почему правовой патернализм — это нормально, а правовой морализм — нет. Те, кто считает, что это разные вещи, часто требуют от государства нейтралитета по отношению к конкурирующим моральным идеям, но возможен ли он? Будь я защитником правового морализма, я бы возразил, что широко распространенная уверенность в том, что поездка на мотоцикле с развевающимися волосами стоит риска разбить голову при крушении, — это по сути суждение моральное.
Более убедительное возражение на преследование гомосексуальности — отрицание лежащего в его основе убеждения, что секс по взаимному согласию между однополыми взрослыми аморален. Иногда гомосексуальность обвиняют в «противоестественности» и даже «извращении нашей природной сексуальности», видимо имеющей смысл единственно ради размножения. Но с тем же успехом можно назвать заменитель сахара извращением вкуса, назначение которого — помогать нам в поиске питательной еды. Вообще ставить знак равенства между «естественным» и «благим» следует с большой осторожностью.
Почему невозможность зачатия при гомосексуальном половом контакте делает его аморальным? Особенно странной такая логика выглядит в перенаселенных странах вроде Индии, с ее продвижением идей контрацепции и стерилизации. Если та или иная сексуальная активность удовлетворяет ее участников и никому не причиняет вреда, что в ней аморального?
Главная беда законодательного запрета на однополый секс не в том, что государство пытается посредством правовых норм предписать гражданам некий тип морали, а в том, что такой запрет основан на ошибочной вере в аморальность гомосексуализма.
Виртуальный порок
В ПОПУЛЯРНОЙ РОЛЕВОЙ ИНТЕРНЕТ-ИГРЕ Second Life вам предоставляется возможность создать виртуального себя, выбрав по желанию возраст, пол и внешность, затем эти виртуальные персонажи начинают заниматься всем тем же, что и люди в реальной жизни, например сексом. Партнера можно выбирать на свой вкус, старше себя или моложе, в том числе, если захочется, и намного старше или моложе. Собственно, если ваш виртуальный персонаж взрослый, то в сексуальные партнеры он может выбрать виртуального ребенка.
В реальном мире большинство из нас сочли бы подобное совершенно недопустимым. А вот насколько допустим виртуальный секс с виртуальными детьми?
Некоторые игроки в Second Life сочли, что нинасколько, и обязались предавать такие случаи огласке. В то же время Linden Lab, производитель игры, пообещал доработать ее так, чтобы виртуальные дети не могли заниматься сексом. В решении проблемы приняли участие и немецкие прокуроры, хотя они озабочены скорее распространением посредством игры детской порнографии, чем виртуальным сексом игроков с виртуальными детьми.
В других странах для борьбы с играми, допускающими виртуальный секс с виртуальными детьми, можно использовать законодательный запрет детской порнографии. В Австралии Коннор О’Брайен, председатель отделения уголовного права Института права в Виктории, в недавнем интервью мельбурнской газете The Age сообщил о возможности привлечь производителей Second Life к суду за распространение изображений детей в сексуальном контексте.
Защищая детей от сексуальной эксплуатации, закон стоит на более чем прочном основании. Этические вопросы возникают, когда он вмешивается в сексуальные отношения взрослых по их обоюдному согласию. Чем бы ни вздумалось совершеннолетним заняться у себя в спальне, это, по мнению многих думающих людей, касается только их самих, и государству не стоит за ними подглядывать.
Если вас возбуждает, когда ваш взрослый партнер наряжается для секса в школьную форму и охотно участвует в вашей игре, пусть даже кому-то она и не по вкусу, вряд ли забава, которой вы предаетесь в уединении спальни, сделает вас преступником в глазах окружающих.
Мало что изменится, даже если вы пригласили взрослых гостей и все вместе затеяли масштабную сексуальную игру. А что, если аналогичную игру устроить с помощью соединенных через интернет компьютеров (опять же, строго при условии, что все участники — взрослые и играют по взаимному согласию)?
Решая, преступно то или иное поведение или не преступно, прежде всего необходимо ответить на один вопрос: кто пострадавший? Если связь между осуществлением виртуального секса с виртуальным ребенком и распространением педофилии доказана, то пострадать могут реальные дети, в этом случае запрет виртуальной педофилии получает прочное обоснование.
Но из такого подхода вытекает еще одна, возможно, более серьезная претензия к виртуальным развлечениям: вопрос о насилии в видеоиграх.
В видеоигры часто играют в восприимчивом возрасте. Популярная «стрелялка» Doom была одной из любимых игр Эрика Харриса и Дилана Клиболда, подростков, устроивших стрельбу со смертельным исходом в школе «Колумбайн». В леденящем душу видео, которое они записали перед бойней, Харрис говорит: «Это будет типа как в этом долбаном Doom… эта чертова пушка (целует оружие) прямо из Doom…»
Убийцами становились и другие фанаты «стрелялок», но это еще не доказывает наличие между этими явлениями причинно-следственной связи. Более значимы данные новых лабораторных и полевых научных исследований влияния подобных игр. Крэг Андерсон, Дуглас Жантиль и Кэтрин Бакли с факультета психологии Университета штата Айова систематизировали результаты исследований и утверждают, что «стрелялки» стимулируют агрессивное поведение.
Возможно, Уголовный кодекс — инструмент слишком громоздкий, чтобы применять его к участникам видеоигр, связанных с насилием, но налицо основания для выплаты ими компенсации жертвам или семьям жертв насилия, совершенного игроками в «стрелялки». До сих пор в подобных исках отказывали, поскольку производитель не мог предвидеть, что его продукция толкнет кого-то на преступление, но теперь результаты, полученные Андерсоном, Жантилем и Бакли, лишают защиту этого аргумента.
Андре Пешке, главный редактор Krawall.de, одного из крупнейших немецких онлайн-журналов о компьютерных сетевых и видеоиграх, рассказывал мне, что за десять лет работы в этой отрасли не припомнит, чтобы при разработке игр производители сколько-нибудь серьезно обсуждали этические принципы. Они скорее прикрываются бесхитростными заявлениями о том, что причинно-следственная связь между «стрелялками» и реальными актами насилия научно не доказана. Но иногда мы не вправе дожидаться доказательств, и это как раз один из таких случаев: риски слишком велики, они перевешивают любую гипотетическую пользу от компьютерных игр агрессивной направленности. Полученные доказательства, возможно, неоднозначны, но слишком важны, чтобы не замечать их и дальше.
Похоже, буря общественного негодования, вызванная обсуждениями виртуальной педофилии в игре Second Life, направлена по ложному адресу. Законодательно контролировать видеоигры надо не когда они позволяют человеку делать то, что в реальной жизни было бы криминалом, а когда имеются веские основания предполагать, что они влияют на увеличение числа тяжких преступлений в реальном мире. В настоящий момент данных об опасности «стрелялок» собрано больше, чем о последствиях виртуальной педофилии.
Частное дело?
ЕСТЬ ЛИ У ПУБЛИЧНОГО ЛИЦА право на частную жизнь? Этот вопрос приобрел значимость после недавних событий сразу в трех странах.
Во Франции во время предвыборной кампании оба кандидата старались не вмешивать в политику свою частную жизнь. Сеголен Руаяль не замужем за Франсуа Олландом, отцом ее четверых детей. На вопрос, супруги ли они, Руаяль ответила: «Наша жизнь — только наша». Так же отреагировал избранный президент Николя Саркози на слухи о том, что от него ушла жена: «Это частное дело».
Французы традиционно уважают частную жизнь своих политиков, а общественное мнение там отличается большей терпимостью, чем в США, где не состоящая в законном браке мать четырех детей не имела бы шанса выдвинуться в президенты от крупной партии. И кстати, в прошлом месяце Рэндал Тобиас, один из влиятельнейших советников Госдепартамента США по вопросам помощи иностранным государствам, ушел в отставку, признав, что воспользовался эскорт-сервисом, предлагавшим, судя по описанию, «реализацию отборных эротических фантазий», — хотя и утверждал, что заказал там только массаж.