Сегодня, больше века спустя, мы, казалось бы, уже покончили с идеей о неспособности женщин к высшему образованию в той или иной области. Поэтому так тревожит известие, что больше 30 иранских университетов отказались принимать женщин на 70 специальностей в диапазоне от ядерной физики, инженерных и компьютерных наук до английской литературы, археологии и бизнеса.
Как утверждает Ширин Эбади, иранская правозащитница и юрист, лауреат Нобелевской премии мира, эти запреты — часть генеральной линии политики правительства, направленной на то, чтобы ограничить возможности женщин домом и семьей.
Парадокс в том, что, по статистике ЮНЕСКО, в Иране самая высокая в мире доля женщин среди студентов. В прошлом году студентки составляли 60 % всех, кто сдавал экзамены, и показывали хорошие результаты в таких традиционно «мужских» областях, как инженерное дело.
Возможно, именно из-за успеха учащихся женщин, да еще в сочетании с той ролью, которую образованные женщины играют в оппозиции иранской теократии, правительство пытается переломить тенденцию. Сегодня таким женщинам, как, например, Нушин, студентка из Исфахана, рассказавшая BBC, что хочет стать инженером-механиком, не удастся профессионально самореализоваться, как бы хорошо они ни сдавали экзамены.
Некоторые заявляют, что идеал равенства полов специфичен для конкретной культуры и что Запад не должен навязывать другим свои ценности. Действительно, исламские богословские тексты всячески утверждают главенство и превосходство мужчин над женщинами. Но то же самое можно сказать и об иудейских, и о христианских религиозных текстах, а право человека получить образование, не подвергаясь дискриминации, гарантируется несколькими международными декларациями, включая Всеобщую декларацию прав человека, с которой согласились все страны, включая Иран.
Дискриминация женщин — часть более широкого спектра санкционированных в Иране предрассудков, особенно в отношении тех немусульман, которые не исповедуют ни одну из трех религий-меньшинств, признанных конституцией Ирана: зороастризм, иудаизм и христианство. Например, чтобы поступить в университет, необходимо указать свою принадлежность к одной из этих четырех официально признанных религий. Атеистов, агностиков и членов иранской общины бахаи в университет не принимают.
Интересно, что бы мы сказали в ответ на попытку оправдать расовую дискриминацию недопустимостью навязывать другим свои культурные нормы? Уж она-то много лет была частью «культуры» во многих регионах США, где людям африканского происхождения предписывалось сидеть только на задних сиденьях автобуса, учиться в отдельных школах и университетах и лечиться в особых больницах. «Культура» апартеида в Южной Африке тоже требовала, чтобы черные селились отдельно от белых и получали образование отдельно и худшего качества, чем белые. Точнее, этого требовала культура белых людей, которые там были у власти.
Между тем в Иране происходит то же самое. Страной правят мужчины-мусульмане. В 2009 году верховный руководитель, аятолла Али Хаменеи, призвал «исламизировать» университеты, в результате чего учебные программы изменились, а часть академического персонала была заменена более консервативными преподавателями. Два месяца назад Хаменеи призвал иранцев вернуться к традиционным ценностям и заводить больше детей, что, помимо нагрузки на природную среду, вполне очевидным образом скажется на положении женщин.
Международные санкции наложены на Иран с тем, чтобы не допустить создания режимом ядерного оружия, а не для того, чтобы положить конец дискриминации женщин или дискриминации по религиозным мотивам. Никто не бойкотирует ни иранские университеты, ни иранскую продукцию, как это было во время борьбы с апартеидом в Южной Африке. Похоже, мы до сих пор относимся к гендерной и религиозной дискриминации не так серьезно, как к расовой и этнической.
Возможно, мы склонны видеть какую-то связь между биологическими различиями мужчин и женщин и их социальными ролями. Различия есть, и они не только физические, но из того, что большинство инженеров мужчины, совершенно не следует, что женщин надо дискриминировать. Быть может, мужчины просто чаще, чем женщины, хотят стать инженерами.
Но когда женщина хочет стать инженером и ее подготовка позволяет ей учиться на инженера, отнимать у нее возможность такой самореализации — это совершенно другое дело. Открыто запрещая женщинам поступать на специальности, доступные мужчинам, Иран предпринял шаг такой же недопустимый, как расовая дискриминация, и реакция на него должна быть такой же жесткой.
ДЕЛАТЬ ДОБРО
Один процент как решение
БОЛЬШЕ МИЛЛИАРДА ЛЮДЕЙ сейчас живут меньше чем на доллар в день в пересчете на покупательную способность валюты их страны. В 2000 году сумма частных пожертвований американцев организациям, оказывающим различную помощь развивающимся странам, составила около 4 долларов на человека, или 20 долларов на семью. Через государство предоставлено помощи еще на 10 долларов на человека, или 50 долларов на семью, то есть всего 70 долларов на семью.
Для сравнения, после разрушения Всемирного торгового центра американский Красный Крест получил столько денег, что отказался от попыток оценить потребности потенциальных получателей. Он провел черту поперек Нижнего Манхэттена и всем, кто живет ниже черты, выплатил эквивалент стоимости трех месяцев аренды (а тем, кто жил в собственных квартирах, — взносы по ипотеке и стоимость обслуживания жилья за три месяца). Если получатель заявлял, что его положение ухудшилось в результате взрыва, ему оплачивали еще питание и коммунальные услуги.
Большую часть проживавших на территории ниже черты не отселяли и не эвакуировали, но компенсацию они получили. Волонтеры Красного Креста ставили раскладные столики в холлах дорогих домов, где жили финансовые аналитики, юристы и рок-звезды, и рассказывали их обитателям о компенсации. Чем выше стоила аренда, тем больше человек получал денег. Богатый или не слишком, но каждый американец, проживавший в Нижнем Манхэттене 11 сентября 2001 года, имел право получить в среднем 5300 долларов на семью.
Разница между 70 и 5300 долларами — показатель того, насколько американцам важнее интересы собственных сограждан, чем кого бы то ни было еще. И этот показатель даже занижен, потому что получавшие деньги американцы в основном не так нуждались в них, как нуждаются беднейшие из бедняков мира.
На встрече в ООН, посвященной миллениуму, страны мира поставили перед собой несколько глобальных задач, одна среди которых — к 2015 году вдвое сократить число бедных. Всемирный банк оценил дополнительные затраты на достижение этих целей в 40–60 миллиардов долларов в год. Деньги до сих пор не собраны.
Задачи проекта «Миллениум», хотя и названы амбициозными, на самом деле довольно скромны: чтобы вдвое уменьшить количество бедных, надо всего лишь за 15 лет выделить 50 % самых остро нуждающихся среди малоимущих и чуть-чуть приподнять их над чертой бедности. Теоретически эти 500 миллионов самых бедных рискуют остаться в той же чудовищной нищете, что и сегодня. Более того, каждый день на протяжении этих 15 лет тысячи детей будут умирать от причин, так или иначе связанных с бедностью.
Сколько же денег, в пересчете на одного дарителя, надо собрать, чтобы получить необходимые 40–60 миллиардов? В развитых странах живут 900 миллионов человек, из них 600 миллионов — взрослые. Если каждый из них будет в течение 15 лет жертвовать по 100 долларов в год, задача проекта «Миллениум» выполнима. Для того, кто получает 27 500 долларов в год — средняя зарплата в развитых странах, — это меньше 0,4 % годового дохода, то есть меньше цента из каждых двух заработанных долларов.
Конечно, не у всех, кто живет в богатой стране, остается что-то сверх расходов на их основные нужды. Но в бедных странах живут сотни миллионов богатых, и они тоже в состоянии вносить деньги. Таким образом, если каждый, у кого остается какой-то излишек после того, как покрыты основные потребности, будет 0,4 % своего дохода отдавать организациям, помогающим беднейшему населению мира, этого должно хватить, чтобы выполнить задачу проекта «Миллениум».
Полезнее было бы сделать такой символической цифрой не 0,4 %, а 1 %. Тогда, с учетом уже существующей государственной международной помощи (которая во всех странах мира, кроме Дании, составляет меньше 1 % валового национального продукта, а в США вообще 0,1 %), удалось бы собрать сумму, сопоставимую с тем, сколько нужно, чтобы не просто уменьшить глобальную бедность вдвое, а вообще покончить с нею.
Мы обычно воспринимаем благотворительность как моральную возможность, а не обязательство. Участвовать в ней — благо, не участвовать — не зло. Если ты не убиваешь, не калечишь, не крадешь, не мошенничаешь и т. п., то можешь оставаться высокоморальным гражданином, даже щедро тратя на себя и ничего не отдавая на благотворительность. Но те, кто позволяет себе роскошь и при этом не желает поделиться с бедняком ничтожной долей своего дохода, должны нести долю ответственности за человеческие смерти, которые в их силах было предотвратить. Тех, кто дает меньше минимального 1 %, следует считать людьми аморальными, поступающими дурно.
Все, кто осознает свой этический долг, справедливо решат, что, поскольку в любом случае даже 1 % будут отдавать не все, им самим надо жертвовать больше. Раньше я отстаивал пожертвования более существенные. Но если мыслить реалистично и в рамках осуществимого, есть смысл говорить о пожертвовании 1 % годового дохода на глобальное преодоление бедности как о моральном минимуме, малой обязанности любого, кто хочет считать себя человеком порядочным.
Героизма такое пожертвование не требует. А вот отказ от него означает безразличие к нищете и связанным с нею смертям, которых удалось бы избежать.