Официальным оплотам демократии не мешало бы хорошенько думать, прежде чем преследовать таких людей, как Джулиан Ассанж, Брэдли Мэннинг или Сноуден. Если мы считаем, что демократия — это хорошо, значит, должны одобрять и желание общества знать как можно больше о том, чем занимается избранное им правительство. По словам Сноудена, он раскрывал информацию, потому что «общество должно само решать, правомерные это программы и политика или неправомерные».
Тут он прав. Как прикажете демократической стране решать, нужна ей государственная слежка в формате программы Агентства национальной безопасности или нет, если она понятия не имеет, что такая программа существует? По существу, утечка, организованная Сноуденом, прежде всего выявила, что директор разведуправления Джеймс Клэппер ввел конгресс в заблуждение, когда в марте на слушаниях комиссии сената по делам разведки рассказывал, какими методами ведется наблюдение по программе Агентства национальной безопасности.
Публикуя совместно с The Guardian материалы, предоставленные Сноуденом, The Washington Post спросила американцев, поддерживают ли они программу сбора разведданных. Около 58 % опрошенных ее поддерживали. Но тот же опрос показал, что лишь 43 % респондентов одобряют преследование Сноудена за то, что он предал ее огласке, в то время как 48 % высказались против.
Кроме того, по данным опроса, 65 % поддерживают идею публичных слушаний по программе наблюдений Агентства национальной безопасности в конгрессе США. Если это произойдет, разоблачения, сделанные Сноуденом, радикально повысят нашу информированность.
Памятник тирану?
ГИТЛЕР И СТАЛИН были кровавыми диктаторами, человекоубийцами колоссального масштаба. Ни в сегодняшнем Берлине, ни вообще в Германии статую Гитлера представить невозможно. А вот статуи Сталина сейчас восстанавливают в некоторых городах его родной Грузии, а еще одну собираются воздвигнуть в Москве как часть мемориала всем советским вождям.
Эта разница подходов не привязана к границам стран, где правили эти люди. В Соединенных Штатах в Национальном мемориале в Виргинии, посвященном Дню Д (высадке в Нормандии), есть и бюст Сталина. В Нью-Йорке я недавно обедал в русском ресторане, декорированном повседневной советской атрибутикой, с официантками в советской военной форме и большим портретом Сталина в окружении других советских вождей. Есть в Нью-Йорке и бар «КГБ». Однако, насколько я знаю, никаких ресторанов нацистской тематики в Нью-Йорке нет, как нет и бара «Гестапо» или «СС».
Почему же Сталин оказался относительно более приемлемым, чем Гитлер?
Месяц назад на пресс-конференции президент России Владимир Путин попытался это объяснить. На вопрос о планах установить в Москве статую Сталина он привел в пример Оливера Кромвеля, вождя сторонников парламента в Английской гражданской войне XVII века, и спросил: «Вот чем особенно так отличается Кромвель от Сталина?» А затем сам себе ответил: «Да ничем» и перевел разговор на Кромвеля, отозвавшись о нем как об «очень коварном мужике», который «для Великобритании сыграл неоднозначную роль». (Статуя Кромвеля стоит в Лондоне напротив здания палаты общин.)
«Неоднозначный» было бы подходящим словом, если говорить об этичности поступков Кромвеля. Он много сделал для развития парламентаризма в Англии, положил конец гражданской войне, до некоторой степени допускал веротерпимость, но он же поддержал суд над Карлом I и его казнь и с бесчеловечной жестокостью покорил Ирландию из-за мифической угрозы альянса между ирландскими католиками и английскими роялистами.
Но Сталин, в отличие от Кромвеля, виновен в смерти огромной массы гражданского населения, ни в каких военных действиях не участвовавшего. Как пишет Тимоти Снайдер, автор «Кровавых земель» (Bloodlands), 2–3 миллиона человек погибли в ГУЛАГе и около миллиона были расстреляны во время Большого террора в конце 1930-х. Еще 5 миллионов умерли от голода 1930–1933 годов, из них 3,3 миллиона украинцев. Их гибель была результатом целенаправленной политики истребления крестьян определенной национальности или относительно зажиточных «кулаков».
В число жертв Сталина, которое приводит Снайдер, не вошли те, кому удалось выжить в трудовых лагерях или в ссылке в малопригодные для жизни регионы. Они добавляют к списку жертв сталинской тирании еще порядка 25 миллионов человек. Общее число смертей, которые Снайдер приписывает Сталину, ниже обычной оценки в 20 миллионов, принятой до того, как историки получили доступ к советским архивам. И все же это число чудовищно велико и по размерам сопоставимо с числом жертв нацизма.
К тому же, судя по данным из советских архивов, нельзя считать преступления нацистов более чудовищными на том основании, что они выбирали жертвы по расовому или этническому признаку. Некоторые из своих жертв Сталин выбирал по тому же принципу — не только украинцев, но и представителей этнических меньшинств, тесно связанных с соплеменниками за границами Советского Союза. Преследовали при Сталине и евреев — их число в списке жертв также непропорционально велико.
У Сталина не было газовых камер, и, возможно, им двигало не стремление к геноциду, а задача запугать и подавить реальную и воображаемую оппозицию. Это ни в коей мере не оправдывает огромное количество убитых и лишенных свободы.
Если и есть в этическом послужном списке Сталина неоднозначность, то, возможно, лишь потому, что идея коммунизма задевает у нас в душе какие-то струны — благородный порыв к равенству для всех и к миру без нищеты. В нацизме никакого всеобъемлющего порыва к высокому нет, и даже если номинально декларировалась забота об общем благе, она ограничивалась благом для одной-единственной расы и питалась ненавистью и презрением к другим этническим группам.
Впрочем, коммунизм при Сталине оказался диаметрально противоположным эгалитаризму: он наделял немногих абсолютной властью, а большинству вообще отказывал в правах. Защитники его репутации приписывают ему заслугу избавления от нищеты миллионов людей, хотя эти миллионы можно было спасти от нищеты и не лишая миллионы других жизни или свободы.
Многие доказывают величие Сталина, ссылаясь на его роль в разгроме нацизма и в конечном счете в победе над Гитлером. Но сталинская зачистка армейского командования в период Большого террора критически ослабила Красную армию, подписание нацистско-советского пакта о ненападении в 1939 году вымостило дорогу Второй мировой войне, а нежелание замечать нацистскую угрозу в 1941-м привело к тому, что гитлеровское вторжение застало Советский Союз врасплох, неподготовленным к сопротивлению.
Действительно, Сталин привел страну к победе в войне и к статусу одной из крупнейших глобальных сил, которым она не обладала прежде и который утратила теперь. Гитлер, напротив, оставил страну в руинах, захваченной и раздробленной.
Отождествляя себя со своей страной, люди обычно ищут тех, кто правил ею в момент ее наивысшего могущества. Возможно, именно поэтому москвичам больше хочется видеть у себя статую Сталина, чем берлинцам — Гитлера. Хотя и это лишь отчасти объясняет столь различное отношение к двум массовым убийцам. Советский ресторан и бар «КГБ» в Нью-Йорке по-прежнему вызывают у меня глубокое недоумение.
Увековечивать ли память расистов?
В ПРОШЛОМ МЕСЯЦЕ прямо посреди моего занятия по практической этике несколько студентов встали и ушли. Они были в числе сотен других, кто присоединился к протесту, организованному Лигой черного правосудия. Это одна из многочисленных студенческих организаций, возникающих сейчас по всей Америке в ответ на роковые выстрелы в Майкла Брауна в Фергюсоне, штат Миссури, и последовавшие убийства полицейскими безоружных афроамериканцев.
Позже в тот же день члены Лиги захватили офис президента Принстонского университета Кристофера Эйсгрубера и заявили, что не уйдут, пока их требования не будут удовлетворены.
В список требований входили «тренинги культурных навыков» и для преподавательского, и для технического персонала, обязательные занятия для всех студентов по истории маргинализованных народов и организация в кампусе «пространства слияния культур», посвященного главным образом культуре афроамериканцев.
Но общенациональный резонанс вызвало требование переименовать Школу общественных и международных отношений имени Вудро Вильсона и Вильсоновский колледж. Лига также потребовала убрать настенную роспись в столовой с изображением Вильсона. Почести Вильсону, заявила Лига, оскорбляют студентов-афроамериканцев, потому что он был расистом.
Вильсон придерживался прогрессивных взглядов во внутренней политике и идеалистических во внешней. При нем были приняты законы, запрещавшие детский труд и расширявшие права рабочих, он реформировал законы о банковском деле, бросив вызов монополиям. Во времена, когда еще была свежа память о Первой мировой войне, он требовал, чтобы внешняя политика руководствовалась моральными ценностями, защищал демократию и право наций Европы на самоопределение.
Но в отношении афроамериканцев его политика была реакционной. Став в 1913 году президентом, он унаследовал федеральное правительство, в котором работало много афроамериканцев, некоторые на управленческих должностях среднего уровня, бок о бок с белыми. При нем в употребление снова вошли отмененные в конце Гражданской войны раздельные рабочие места и туалетные комнаты. Чернокожих администраторов переводили на менее квалифицированную работу. Когда делегация афроамериканцев пришла к нему с протестом, он предложил им рассматривать сегрегацию как преимущество.
Имя Вильсона встречается в Принстоне повсеместно, не только потому, что это один из самых известных его выпускников (и единственный, получивший Нобелевскую премию мира). Дело еще и в том, что, прежде чем стать президентом США, он был президентом Принстона, и, как сказала Энн Мари Слотер, бывший декан Школы имени Вудро Вильсона, человеком, который «пожалуй, больше всех способствовал тому, чтобы превратить [Принстон] из теплицы для юных джентльменов в университет, где действительно занимаются наукой».