Я согласен с Чуа в том, что нежелание руководить ребенком может завести слишком далеко. Одна из моих дочерей, сама уже мать, рассказывает мне занимательные истории о воспитательных подходах своих знакомых. Одни забирают дочь уже из третьего детского сада, потому что она не хочет туда ходить. Другие так верят в детскую «самостоятельностьу», что однажды легли спать в 11 вечера, а их пятилетняя дочь все еще девятый час подряд смотрела видео про Барби.
«Тигриный» подход к материнству может показаться разумным противовесом вседозволенности, но обе крайности кое-что упускают из виду. Чуа всецело полагается на самостоятельную работу ребенка и не поощряет групповые занятия или помощь другим, будь то в школе или шире, в обществе. Например, посещение школьных спектаклей она считает пустой тратой времени, которое лучше посвятить занятиям музыкой.
Но участвовать в школьном спектакле — значит вносить свой вклад в общественное благо. Если талантливые дети уклоняются от участия, страдает качество постановки в целом, а это уже потеря для всех, кто в ней участвует (и для тех, кто смотрит). Дети, которых родители отстраняют от таких занятий, упускают шанс приобрести социальные навыки, не менее важные и ценные и такие же непростые, как те, которые безраздельно завладели вниманием Чуа.
Хорошо, чтобы наши дети выросли приличными людьми и жили этично, чтобы в их жизни было место для заботы о других, а не только о себе. От такого подхода к воспитанию до счастья совсем недалеко: как показывает опыт, великодушные и добрые люди чаще довольны жизнью. А эта цель важна и сама по себе.
Тигры живут в одиночку, за исключением разве что тигрицы с детенышами. Мы же, напротив, существа социальные. Как, например, слоны: слонихи заботятся о благополучии не только собственных, но и чужих детенышей. Они сообща защищают молодняк и пекутся о нем, устраивая что-то вроде детских садов.
Если мы будем думать только о своих интересах, нас ждет общая катастрофа — посмотрите хотя бы, что мы творим с климатом планеты. Чтобы воспитывать детей, нам сегодня нужны не «тигры», а «слоны».
Volkswagen и перспективы честности
ЕСЛИ ВЫ УПОМИНАЛИ бизнес-этику в 1970-е, когда эта отрасль только зарождалась, то в ответ чаще всего слышали: «А это разве не оксюморон?» После чего оппоненты обычно ссылались на Милтона Фридмана, утверждавшего, что социальная ответственность глав корпораций заключается исключительно в том, чтобы принести акционерам столько денег, сколько возможно в рамках закона.
Но прошло сорок лет, и предприниматели прекратили цитировать Фридмана и заговорили о своей ответственности перед заинтересованными сторонами, в число которых входили уже не только акционеры, но и покупатели, персонал и население местности, где компания работает.
В 2009 году у студентов, которым предстояло стать первым выпуском Гарвардской бизнес-школы после глобального финансового кризиса, была в ходу некая присяга. Те, кто ее принимал (меньшинство), клялись выполнять свою работу «этичными методами» и руководить предприятиями «добросовестно, не допуская решений и действий, продиктованных только личными интересами и способных причинить вред предприятию и обществу, которому оно служит».
С тех пор идея успела стать популярной, аналогичные присяги теперь принимают студенты 250 бизнес-школ. В этом году все 90 тысяч голландских банкиров собираются принести клятву работать добросовестно, ставить интересы потребителя выше всех других (в том числе акционеров) и действовать открыто, прозрачно и с сознанием своей ответственности перед обществом. В Австралии существует добровольная банковская и финансовая присяга, которая обязывает тех, кто ее принял (их уже больше 300), среди прочего, поднимать голос против злоупотреблений и побуждать к тому же окружающих.
В августе один из топ-менеджеров, Вероника Лори, сказала, что ее профессиональные амбиции заключаются в том, чтобы менять мир к лучшему. Прозвучало это так, словно она руководит благотворительной организацией, а не розничной торговой сетью Kingfisher с ее 1200 магазинами стройматериалов в Европе и Азии. В сентябре McDonald’s, крупнейший в США оптовый покупатель яиц, продемонстрировал свой вклад в этический прогресс, объявив, что его американская и канадская сети прекращают покупать яйца несушек, содержащихся в клеточных батареях. По словам Пола Шапиро, вице-президента Общества защиты животных США, отвечающего за работу с сельскохозяйственными животными, этот шаг означает начало конца негуманных клеточных батарей, которые до сих пор преобладали в производстве яиц.
Затем вскрылось, что Volkswagen ставит программное обеспечение, которое должно сокращать выброс оксида азота, на 11 миллионов своих дизельных автомобилей, только когда им предстоит пройти контроль выхлопа. Автомобили благополучно проходят проверку, но в обычных условиях их выхлоп заметно превышает допустимые концентрации. На волне разразившегося скандала New York Times спросила экспертов, не означает ли распространенность махинаций в бизнесе, что этичное поведение устарело? Их ответы затем опубликовали под заголовком «Честность — для слабаков?».
Циники сказали бы, что за последние сорок лет ничего принципиально не изменилось и не изменится никогда, потому что бизнес рассуждает об этичности только затем, чтобы замаскировать свою конечную цель — максимизацию прибыли. И все же такие махинации, какие позволил себе Volkswagen, встречаются нечасто, потому что даже с точки зрения максимизации прибыли — а может быть, особенно с этой точки эрения, — это была исключительно безответственная и рискованная схема. Сотрудники Volkswagen, знавшие про программное обеспечение, должны были понимать, что компании это с рук не сойдет.
И действительно, для проигрыша в этой рискованной игре достаточно было проверить, идентичен ли выхлоп при государственном техосмотре обычному выхлопу в процессе эксплуатации автомобиля. Именно такую проверку Международный совет по экологически чистому транспорту заказал в 2014 году Центру альтернативного топлива, выхлопов и двигателей Университета Западной Виргинии. И афера с программным обеспечением мгновенно вскрылась.
После скандала акции Volkswagen на бирже упали на треть. Компании придется отозвать 11 миллионов автомобилей, а штрафы, которые она уплатит в одних только США, достигнут 18 миллиардов долларов. Еще дороже, скорее всего, обойдется репутационный ущерб.
Так правда ли, что честность — для слабаков? Рынок на этот вопрос отвечает так: «Нет, честность для тех, кто стремится к долгосрочной максимизации прибыли». Конечно, каким-то корпорациям обман сходит с рук. Но риск попасться есть всегда. И зачастую, особенно для корпораций, чей крупнейший актив — репутация бренда, этот риск себя попросту не оправдывает.
Честность способствует максимизации стоимости компании в долгосрочной перспективе, даже если сводить ее только к доходности для акционеров. И особенно если в понятие стоимости включать чувство удовлетворения, которое все сотрудники испытывают от своей работы. Уже не одно исследование показывает, что поколению, достигшему совершеннолетия сейчас, в новом тысячелетии, менять мир интереснее, чем зарабатывать деньги ради денег. Это поколение создало понятие «эффективного альтруизма», который поощряет людей давать деньги на добрые дела при условии, что их тратят эффективно.
Так что есть основания надеяться, что, по мере того как количество миллениалов будет расти и превысит число тех, кто пока еще рулит Volkswagen и другими крупными корпорациями, этика прочно укоренится как ключевой фактор максимизации именно такой стоимости, которая действительно важна. И хотя бы среди крупных корпораций скандалы вроде недавнего с Volkswagen будут происходить все реже.
Чем плох допинг?
ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ ДОПИНГА в спорте существует свой календарный сезон — его начало совпадает с велосипедной гонкой «Тур де Франс». В этом году абсолютный лидер гонки, еще два гонщика и две команды не были допущены к соревнованию или отстранены от него из-за того, что не прошли, а некоторые вообще отказались сдавать, допинг-тесты. В итоге победителем стал Альберто Контадор, но и его обвиняют в положительном допинг-тесте в прошлом году. Положительные результаты тестов на допинг зарегистрированы уже у стольких велогонщиков и столько ветеранов велоспорта призналось в использовании допинга задним числом, когда это уже не могло им навредить, что напрашивается законный вопрос: а реально ли вообще выиграть это состязание без допинга?
В США масла в огонь подлила беспрецедентная цепь триумфальных выступлений бейсболиста Барри Бондса. Все уверены, что Бондс использует фармпрепараты и синтетические гормоны. Болельщики часто встречают его шумом и насмешками, а, по мнению многих, председатель объединения профессиональных бейсболистов Бад Селиг не должен посещать игры, на которых Бондс может закрепить или побить свой рекорд.
В этом элитном спорте высоких результатов разница, от которой зависит, выйдешь ты в чемпионы или окажешься на дне «братской могилы» под названием «и другие гонщики», может быть ничтожной. Высочайшая цена этой ничтожной разницы заставляет спортсменов идти на все ради самого незначительного преимущества перед соперниками. Очевидно, что золотые медали сегодня достаются не тем, кто состязается без допинга, а тем, кто эффективнее и умнее его применяет и изощреннее умеет скрыть это.
Пока «Тур де Франс» превращается в фарс, профессор биоэтики Юлиан Савулеску предлагает радикальное решение проблемы допинга. Руководитель Уэхиро-центра практической этики в Оксфордском университете, обладатель ученых степеней в области медицины и биоэтики, Савулеску считает, что запрет на допинг надо отменить и позволить спортсменам делать все, что они сочтут нужным, пока это не связано с риском для жизни.