О вещах действительно важных. Моральные вызовы двадцать первого века — страница 47 из 48

По мнению Савулеску, чем пытаться установить, принимал ли спортсмен препараты, лучше те же усилия направить на поиск измеряемых показателей риска для здоровья. Например, если в результате приема эритропоэтина в крови спортсмена опасно повышена доля эритроцитов, его надо отстранить от участия в соревнованиях. Интересовать нас при этом будет только уровень эритроцитов, а не то, каким способом его подняли.

На возражение о незаслуженном преимуществе, которое допинг дает спортсмену, Савулеску отвечает, что, если допинг не использовать, незаслуженное преимущество дает спортсмену более удачный набор генов. Конечно, тренировка тоже имеет значение, но если организм соперника генетически способен вырабатывать больше эритропоэтина, чем ваш, он победит вас в «Тур де Франс», как бы вы ни тренировались. Конечно, если вы не будете принимать эритропоэтин, чтобы возместить его генетически обусловленную нехватку. Именно установив максимально допустимый показатель уровня эритроцитов, мы предоставляем спортсменам по-настоящему равные шансы на победу, сводя к минимуму фактор генетической лотереи. Воля и труд, таким образом, становятся важнее для победы, чем «хорошая» генетика.

Некоторые возразят, что прием препаратов противоречит самому духу спорта. Но сегодня граница между тем, что можно и чего нельзя делать спортсменам ради высоких результатов, сильно размыта.

В гонке «Тур де Франс» велосипедистам, чтобы восстановить силы, разрешается даже спать ночью на капельницах с питательным и регидратирующим раствором. Разрешается тренироваться в горах, где воздух разрежен, хотя это и дает спортсменам преимущество перед теми, кому приходится тренироваться ниже над уровнем моря. Всемирный антидопинговый кодекс уже не запрещает кофеин. Да и вообще борьба за улучшение результата и есть подлинный дух спорта, просто надо разрешить спортсменам вести ее любыми безопасными для здоровья способами.

Я бы еще добавил, что какого-то одного определенного «духа» у спорта нет. Люди занимаются спортом ради общения, здоровья, красоты, денег, славы, от скуки, в поисках любви и просто ради удовольствия от самого процесса. Конечно, они стремятся улучшать свой результат, но часто просто потому, что им нравится ставить цели и достигать их.

Массовые занятия спортом надо поощрять. Физическая нагрузка не только нужна для здоровья, но и делает людей счастливее, а вот допинг в этом отношении совершенно бесполезен. Я плаваю, просто чтобы подвигаться, но при этом на время, чтобы было ради чего напрягаться. Я доволен, когда мне удается проплыть дистанцию быстрее, чем раньше, но вряд ли получил бы такое же удовольствие, если бы знал, что заслуга в том не моя, а содержимого пробирки.

Но спорт высоких достижений, за которым следят миллионы зрителей, — совсем другое дело. Ради победы и славы здесь и сейчас спортсмены могут поддаться искушению рискнуть своим здоровьем в долгосрочной перспективе. Так что смелое предложение Савулеску может сократить применение допинга, но не покончить с ним.

Проблема допинга не в спортсменах, а в нас. Это мы болеем за них, мы славим победителей. И как бы разнузданно ни применялись препараты в «Тур де Франс», мы не перестанем смотреть эту гонку. А не лучше ли выключить телевизор и вывести из гаража велосипед?

Project Syndicate, 14 августа 2007 года

Если в футболе, то можно?

27 ИЮНЯ, НЕЗАДОЛГО ДО ПЕРЕРЫВА в решающем матче между Англией и Германией чемпионата мира по футболу, английский игрок средней линии Фрэнк Лэмпард пробил по воротам, мяч ударился о штангу и влетел в ворота, совершенно очевидно за линию. Вратарь Мануэль Нойер тут же подхватил мяч и вбросил обратно на поле. Ни рефери, ни линейный арбитр ничего не заметили — они еще только подбегали, и им не было видно, куда упал мяч, гол не был засчитан, матч продолжился.

После матча Нойер объяснил свой поступок так: «Я старался не реагировать на рефери, сосредоточиться только на том, что происходит вокруг. Увидел мяч за линией и отреагировал так быстро, что рефери, наверное, даже не понял, что мяч побывал в воротах».

Попросту говоря, Нойер сжульничал, а потом этим похвалялся.

По любому нормальному этическому стандарту, Нойер поступил плохо. Но, может быть, поскольку в этот момент он играл в футбол, на него распространялось единственное этическое правило «победить любой ценой»?

Именно к нему, похоже, и сводится футбольная этика. Самый известный пример — гол Диего Марадоны на чемпионате мира 1986 года в Аргентине, в матче с Англией, который, как он говорил потом, «забила чуточку голова Марадоны, а чуточку — рука Бога». На повторах было совершенно ясно видно, что Марадона направил мяч в ворота рукой. Двадцать лет спустя он сам признался в интервью BBC, что сознательно обманул рефери.

Аналогичный случай произошел в 2009 году, когда Франция играла с Ирландией отборочный матч за право выхода в финальную часть чемпионата мира. Французский нападающий Тьерри Анри сыграл рукой, отдавая пас товарищу по команде, который и забил решающий гол. Когда Анри спросили об этом после матча, он ответил: «Если честно, я сыграл рукой. Но я не судья. Я сыграл рукой, судья не среагировал. Поэтому все вопросы к нему».

К нему ли? С каких пор возможность уйти от ответственности оправдывает жульничество? Футболистов точно так же можно критиковать с этических позиций за то, что они делают на поле, как и за то, что происходит за его пределами, например за допинг.

Сегодня состязательность в спорте очень высока и на кону стоят огромные деньги, но все это не исключает возможности играть честно. В крикете, если игрок с битой бьет по мячу, а кто-то из полевых игроков его ловит, игрок с битой покидает поле. Иногда полевой игрок ловит мяч в полете, но коснулась ли его бита забивающего, судья разглядеть не успевает. Зато забивающему это точно известно, и он должен сам «выйти» — покинуть площадку, оказавшись вне игры.

Некоторые так и поступают. Австралийский крикетист Адам Гилкрист «вышел» в 2003 году в матче полуфинала с командой Шри-Ланки, хотя судья уже объявил, что аута не было. Его поступок удивил некоторых товарищей по команде, но вызвал восхищение среди болельщиков.

В интернете я нашел всего один случай, когда футболист уступил сам, подобно забивающему в крикете. В 1996 году нападающий «Ливерпуля» Робби Фаулер должен был пробить пенальти по воротам «Арсенала» за то, что, по мнению судьи, вратарь «Арсенала» сыграл с ним грубо. Фаулер сообщил судье, что грубой игры не было, но судья настоял на пенальти. Тогда Фаулер ударил по мячу, но так, чтобы вратарь сумел его взять.

Почему в профессиональном футболе так мало примеров подобного поведения? Возможно, этические ценности растоптаны доведенной до абсурда культурой болельщиков. На жульничество своей команды они не реагируют, а возмущаться начинают, только когда это делают соперники. (Правда, надо отдать должное французским болельщикам — многие, включая президента Николя Саркози, выразили Ирландии сочувствие после «ручного» гола партнера Анри.)

До какой-то степени проблему решают современные технологии и видеоповторы, позволяющие пересматривать ошибочные решения судей. Это затрудняет жульничество, но не позволяет покончить с ним, да и не в этом суть. Нельзя снисходительно относиться к преднамеренному обману в спорте. В каком-то смысле он гораздо хуже, чем в частной жизни. Когда твой поступок видят одновременно миллионы людей, сначала на поле, затем в записи, затем — в спортивных телепрограммах, особенно важно вести себя порядочно.

Что бы сказали болельщики, если бы Нойер остановил игру и сообщил рефери, что гол все-таки был? Учитывая редкость такого поведения среди футболистов, все бы наверняка удивились, некоторые немецкие болельщики, возможно, даже рассердились бы. Но весь мир, включая всех адекватных немецких болельщиков, признал бы, что он поступил правильно.

Нойер упустил редкий шанс поступить благородно на глазах у миллионов. Он мог бы стать образцом этичного поведения для зрителей во всем мире, в том числе миллионов впечатлительных молодых людей. Кто знает, как его пример изменил бы жизни тех, кто бы это увидел. Нойер мог стать героем, выступившим на стороне правды и справедливости. Но он предпочел стать всего лишь одним из многих футболистов, которые предпочитают сжульничать.

Project Syndicate, 28 июня 2010 года

Размышления о серфинге

КАК И ДЛЯ БОЛЬШИНСТВА АВСТРАЛИЙЦЕВ, летний отпуск для меня означает пляж. Я вырос, плавая и играя среди волн, затем перебрался на бодиборд — доску для плавания лежа, но серфинг по какой-то причине прошел мимо меня.

Это упущение я восполнил только на шестом десятке, когда учиться хорошо стоять на доске уже поздно, но есть еще время получить от учебы удовольствие. Оно растянулось на десять лет. Этим жарким южным летом я снова в Австралии и снова среди волн.

На пляже, где я катаюсь на серфе, сегодня вспоминали, как некоторое время назад, в начале сезона, состоялась церемония прощания с умершим в преклонном возрасте местным серфером. Его друзья-серферы выплыли в океан и, сидя на досках, образовали круг, а пепел покойного развеяли по волнам. Остальные друзья и родные наблюдали за происходящим с пляжа и с вершины скалы. Мне рассказывали, что он когда-то был лучшим серфером в округе, но в его время это не приносило денег.

Интересно, подумал я, можно ли назвать невезением, если ты родился слишком рано, чтобы стать частью сегодняшнего многоликого мира профессионального серфинга? Или это, наоборот, удача — успеть побыть частью того серфинга, который не про славу и популярность, а про радость скользить по волне?

Я не собираюсь разражаться речью о растлевающем влиянии денег. Если тратить деньги с умом, они позволяют сделать много хорошего. Серферы создали экологические организации, например Surfrider Foundation, который специализируется на проблемах океана, или SurfAid, работающий над тем, чтобы какая-то часть доходов от серфинг-туризма в развивающихся странах доходила до беднейшего местного населения. И все же дух серфинга на заре его истории (вспомните только гармонию человека и волны в фильме 1971 года «На заре мира», Morning of the Earth) радикально отличается от суетного мира сегодняшних профессионалов.