Постоянно приходилось наблюдать, как, приходя к Ильичу, человек становился другим, и за это любили товарищи Ильича, а сам он черпал из общения с ними столько, сколько очень редко кто другой мог почерпнуть.
Учиться у жизни, у людей не всякий умеет. Ильич умел. Он ни с кем не хитрил, не втирал никому очки, и люди чувствовали его искренность, прямоту.
Успехи дел глубоко радовали Ильича. Дело — это было то, чем он жил, что он любил и что его увлекало. Ленин старался как можно ближе подойти к массе, и он умел это делать. Общение с рабочими давало ему самому очень многое.
Из тысячи замечаний, даже отдельных выражений, разбросанных в его статьях и речах, глядит личность Ильича — коллективиста, борца за рабочее дело. Быть коллективистом, борцом за рабочее дело — большое счастье. И потому так заразительно смеялся Ильич, так весело шутил, так любил он «зелёное дерево жизни», столько радости давала ему жизнь.
Понять Ильича как человека — значит глубже, лучше понять, что такое строительство социализма, значит почувствовать облик человека социалистического строя.
Ленин подходил к рабочему, к крестьянину — бедняку и середняку, к красноармейцу не свысока, а как к товарищу, как к равному. Они были для него живые люди, много пережившие, над многим думавшие, требующие внимания к своим запросам. «Он говорит с нами всерьёз», — говорили про него рабочие и особенно ценили его простой, товарищеский подход. Вопросы, которые он объясняет, близки ему самому, волнуют его, и это больше всего убеждало.
Вся эта тяга к рабочим у Ильича была связана с пониманием той роли рабочего класса, которую, по убеждению Владимир Ильича, он должен сыграть, она была связана со всеми надеждами, которые он возлагал на рабочий класс. Это отношение к рабочему классу вытекало из его понимания тех задач, которые стоят перед рабочим классом.
Встают перед глазами его выступления на митингах, перед рабочими и крестьянскими массами. Первый раз выступал он на митинге перед рабочими (раньше выступал лишь в подпольных кружках да за границей на собраниях эмигрантов) весной 1906 года в Питере, в доме Паниной, под фамилией Карпова.
Его выступления после приезда в Россию в 1917 году у всех в памяти. Выступая на рабочих, крестьянских, красноармейских собраниях, никогда не говорил он общих фраз, говорил о самом важном и существенном, о том, что — он знал — волнует массу, о том, что волновало его самого. И, слушая его, каждый рабочий, каждый крестьянин думал: «Он понимает. Он наш>.
Владимир Ильич писал о том, что при капитализме люди работают только из-за выгоды, при капитализме царит принудительная дисциплина, при коммунизме же принудительной дисциплины не будет, будет дисциплина добровольная.
Ленин никогда не запаздывал на заседания Совнаркома. Заседание обычно начиналось в 6 часов. Ильич берёт телефонную трубку и звонит секретарю — т. Фотиевой: «Что же, пришёл кто-нибудь? Никого. Как только придут двое, сейчас же позвоните мне».
И как только Фотиева позвонит ему, что пришло два или три человека, он сейчас заторопится, возьмёт бумаги и быстрыми шагами пойдёт в Совнарком. Не дожидается, пока все соберутся. Сам вовремя на месте. Скоро все стали собираться в Совнарком без всяких опозданий.
Товарищ, познакомивший меня впервые с Владимиром Ильичём, сказал мне, что Ильич — человек учёный, читает исключительно учёные книжки, не прочитал в жизни ни одного романа, никогда стихов не читал. Подивилась я. Сама я в молодости перечитала всех классиков, знала наизусть чуть ли не всего Лермонтова и т. п., такие писатели, как Чернышевский, Л. Толстой, Успенский, вошли в мою жизнь как что-то значащее. Чудно мне показалось, что вот человек, которому всё это не интересно нисколько.
Потом на работе я близко узнала Ильича, узнала его оценки людей, наблюдала его пристальное вглядывание в жизнь, в людей — и живой Ильич вытеснил образ человека, никогда не бравшего в руки книг, говоривших о том, чем живы люди.
Но жизнь тогда сложилась так, что не удосужились мы как-то поговорить на эту тему. Потом уж, в Сибири, узнала я, что Ильич не меньше моего читал классиков, не только читал, но и перечитывал не раз Тургенева, например. Я привезла с собою в Сибирь Пушкина, Лермонтова, Некрасова. Владимир Ильич перечитывал их по вечерам вновь и вновь. Больше всего он любил Пушкина.
Владимир Ильич читал беллетристику, изучал её, любил. Владимир Ильич при выборе книг по беллетристике особенно любил те книги, в которых ярко отражались в художественном произведении те или иные общественные идеи.
Владимиру Ильичу пришлось долгие годы жить в эмиграции: в Германии, Швейцарии, Англии, Франции.
Он ходил по рабочим собраниям, внимательно вглядывался в жизнь и быт рабочих, наблюдал их домашнюю жизнь, их отдых. Приходилось наблюдать, как велико было влияние окружающей буржуазной среды, всего буржуазного уклада на семью, на быт рабочих. Это влияние сказывалось в тысяче мелочей. Когда мы жили во Франции, особо бросалось в глаза противоречие между общим революционным настроением рабочих и пошлым мещанским бытом.
Мы жили за границей бедновато, большей частью в комнатах, нанимаемых за дешёвую плату, где жил всякий народ, кормились у разных хозяек, в дешёвеньких ресторанах. В Париже Ильич очень любил посещать кафе, где пели свои песни певцы, очень остро критиковавшие буржуазную демократию и бытовые стороны жизни.
…Как-то уже после Октябрьской революции встретили на улице Владимира Ильича восточные женщины, приехавшие на международную конференцию, окружили его, стали что-то говорить ему на своём языке, с волнением и плачем обнимать его, и, взволнованный этим, Владимир Ильич сказал мне, когда мы шли с ним вдоль кремлёвской стены: «Это уже самые низы подымаются, теперь дело социализма непобедимо!»
Мы с Ильичём ездили в Кашино, Московской области, в село, где крестьяне построили местную электрическую станцию. Ильич узнал об этом, поехал на открытие станции.
Ильич выступал в Кашино на улице, когда вечером открылась станция и па улице и в избах вспыхнул электрический свет. Он говорил, какое значение имеет электричество, что надо сделать в нашей стране, чтобы жизнь стала сытой, здоровой, светлой, просвещённой, как это важно, чтобы рабочие и крестьяне взялись за устройство такой жизни. Эту речь никакая стенографистка не записывала, но речь была горячая, слушали её напряжённо и внимательно.
Есть такая фотография: Ильич снят с кашинскими ребятами. Ильич рассказывал, ребята слушали, и хоть многого не понимали они, но запомнили на всю жизнь выступление Ильича. Многие из них выросли строителями социализма. Им запомнилось, что был Ильич, говорил, что надо жизнь по-новому перестраивать.
Последние месяцы жизни Ильича. По его указанию я читала ему беллетристику, к вечеру обычно. Читала Щедрина, читала «Мои университеты» Горького. Кроме того, он любил слушать стихи, особенно Демьяна Бедного.
Читаешь ему, бывало, стихи, а он смотрит задумчиво в окно на заходящее солнце. Помню стихи, кончающиеся словами: «Никогда, никогда коммунары не станут рабами»[14].
Читаешь, точно клятву Ильичу повторяешь, — никогда, никогда не отдадим ни одного завоевания революции.
Особенностью Ильича было то, что он никогда не обманывал себя, как бы печальна ни была действительность, всегда умел трезвыми глазами смотреть на действительность. Не всегда это было ему легко. Ильич меньше всего был человеком холодного рассудка, каким-то расчётливым шахматистом. Он воспринимал всё чрезвычайно страстно, но была у него крепкая воля, много пришлось ему пережить, передумать, и умел он бесстрашно глядеть в глаза правде.
Жили просто, это правда. Но разве радость в жизни в том, чтобы сытно и роскошно жить? Владимир Ильич умел брать от жизни её радости. Любил он очень природу. Я не говорю уже о Сибири, но и в эмиграции мы уходили постоянно куда-нибудь за город подышать полной грудью, забирались далеко-далеко и возвращались домой опьяневшие от воздуха, движения, впечатлений.
Ильич не боялся самой чёрной, мелкой работы. Без такой чёрной, будничной, невидной работы нельзя было ничего добиться в те времена. Эта невидная повседневная работа сочеталась с необычайно ясным пониманием того, что нужно делать, с умением сплачивать около основной работы новые и новые кадры.
У Владимира Ильича масса тетрадок со всевозможными выписками. Работает он очень много. Про своего казнённого брата, который был естественником, он рассказывает, что последнее лето тот вставал в три часа утра для того, чтобы использовать весь дневной свет, который был ему необходим для работы с микроскопом. Он не терял ни одного дня и использовал максимум света для своих исследований. То же упорство в работе было и в работе Владимира Ильича.
Он был очень знающим человеком, хорошо очень изучил революционное движение всех стран, прекрасно знал всё, что писали Маркс и Энгельс и другие иностранные революционеры, знал замечательно настоящее и прошлое России, знал хорошо историю, то, что написано было о технике, фабриках, заводах, сельском хозяйстве, знал хорошо законы, какие существуют в капиталистических странах и в царской России, и многое другое.
Знания вооружили его, помогли ему понять, что надо делать и как надо делать, чтобы рабочим и крестьянам сбросить царя, помещиков и капиталистов и начать строить социализм.
Знания помогли Ленину стать подлинным вождём трудящихся, вождём мирового пролетариата.
Трудно сосчитать, сколько книг он прочитал. Всю жизнь он пользовался библиотеками, полжизни провёл в библиотеках и за чтением библиотечных книг.
Когда он жил в Самаре, он брал очень много книг из библиотеки. Когда приехал в Питер, целыми днями просиживал в Публичной библиотеке, он брал книжки и из библиотеки Вольно-экономического общества, и из ряда других. Даже когда он сидел в тюрьме, сестра носила ему книги из библиотеки. Он делал выписки из этих книг. Для того чтобы написать свою книжку «Развитие капитализма в России», ему пришлось пользоваться 583 книгами. Мог ли Ленин купить себе все эти книги? Ленин жил тогда, как студент, в небольшой комнатушке, тратил на себя гроши. Не было у него возможности ис