Я открыл для себя счастье танцевать ночь напролет, пока не переставал понимать, в каком мире существую, пьяный от звуков и пульсаций. А когда мы выходили ранним утром, в спящем Париже было так холодно, что бледные пустынные улицы казались нам прекрасными, я давал ей немного места в моем дафлкоте, мы еще немного бродили, а потом отправлялись к ней поспать несколько часов. У нас даже не оставалось ни сил, ни желания заниматься любовью, мы просто рушились на постель. Ей хватало мужества поставить будильник, чтобы пойти на работу, и несколько раз я просыпался у нее один. И вставал как раз вовремя, чтобы успеть в один-два «Макдоналдса».
С того момента у меня началась довольно бурная ночная жизнь. Это как наркотик, я с нетерпением ждал, когда настанет время туда идти. Я бывал там каждый вечер, или почти. После «Беретика» я больше не возвращался вместе со Стеллой. Никаких внятных разъяснений я не давал, а она, сгорая от любопытства, засыпала меня вопросами: хотела знать, куда я хожу и с кем встречаюсь.
– Я тебе не говорю, потому что ты расскажешь Лене, а ей это может не понравиться.
У меня вошло в привычку отправляться в «Динго» без Каролины в те вечера, когда она не могла; бдительность Виржини больше не представляла проблемы – она стала подружкой. Рассказывала мне о своей жизни, как ей не удалось добраться до пьедестала на чемпионате Франции по культуризму, оба раза она финишировала четвертой, потому что не хотела накачиваться всякой гадостью. Но она не теряла надежды, что однажды у нее получится, только нужно найти спонсора, что не просто, и у нее нет времени тренироваться. Часто я обнаруживал Каролину, когда отрывался на танцполе, и мы танцевали вместе, или нет. Иногда я замечал, как она флиртует со своими приятельницами, она ничего и не скрывала, а меня это не беспокоило. Я еще не описал Каролину: у нее правильные черты лица, темные волосы средней длины и челка, яркие брови; в зависимости от освещения ей можно дать лет двадцать пять – тридцать; в компании ее с первого взгляда не заметишь, но, когда она танцует, смотрят только на нее.
Поначалу я был очень осторожен с медленными танцами, не мог же я рисковать тем, что выдам себя, поэтому я отклонял приглашения, но быстро понял, что не следует строить из себя недотрогу и придется как-то разруливать ситуацию, так что я решился, но избегал слишком близких контактов, сохраняя дистанцию, достаточную, чтобы я мог контролировать неконтролируемое. Меня тоже часто кадрили. И должен заметить на этих страницах, что методы съема были в точности такими же, как в любом клубе гетеросексуалов.
Удручающе такими же.
От «Вы здесь новенькая?» до «Могу угостить вас стаканчиком?». Я всегда увиливал, ссылаясь на то, что я здесь с подругами, и присоединялся к маленькому кружку приятельниц Каролины, с которыми мы хохотали до упаду. Я приходил туда не затем, чтобы подцепить девушку, я приходил, чтобы побыть самим собой, повеселиться и потанцевать, и, могу признаться, это было открытием. Здесь я чувствовал себя как дома, среди своих, пусть эти свои и были поголовно женского рода.
Я был уверен, что приземлился в раю, месте, где были одни женщины, а я оказался единственным наличествующим мужчиной, там танцевали ночь напролет, пили невообразимые коктейли, и я не мог представить или оценить весь риск сложившейся ситуации.
Ночь была странной. Народу меньше, чем обычно, непонятно почему. Я танцевал с Каролиной, с ее подружками и один. Потом вышел размяться на балкон. Оттуда открывался вид на танцпол внизу. На балконе стояли низкие столики и табуреты, музыка долетала чуть приглушенной, это было единственное место, где при желании можно поговорить, если напрячь слух.
Я облокотился на балюстраду и наблюдал за движениями танцующих внизу, когда ко мне подошла женщина. У нее были завораживающие, необычайно тонкие черты, светлые длинные волосы, отброшенные назад и открывающие огромный лоб, она казалась одновременно и хрупкой, и крепкой. У нее была особая манера смотреть на вас исподлобья, склонив голову, – возникало ощущение, что она делится чем-то потаенным, когда говорит с вами своим низким голосом. Ей непременно хотелось угостить меня стаканчиком, я отказался, она продолжала настаивать, я согласился. Мы отправились в бар на втором этаже. Я не очень представлял, что выбрать. Она заказала «Блэк Вельвет»[50], я никогда такого не пробовал и сказал: «Почему бы нет?» Мне следовало бы поостеречься. Страшная штука. Первая порция проскакивает легко, вторая тоже.
Потом пускаешься в свободный полет.
Без страховочной лонжи.
Освободился столик. Мы присели. И разговорились. До зари. Есть люди, рядом с которыми можно провести годы, так и не сказав двух слов, и есть другие, с которыми жизни не хватит, чтобы наговориться. Алина принадлежала ко второй категории.
Она бывшая профессиональная танцовщица. Была в труппе Оперы, работала в Нью-Йорке и в Берлине, но ей пришлось оставить карьеру из-за проблемы с коленом. Сейчас ненадолго приехала в Париж, чтобы повидать семью, вообще-то, она работает над спектаклем в Лондоне и предлагает мне приехать его посмотреть. Ей хотелось знать, чем я занимаюсь, я рассказал о своей работе в «Беретике». Она слышала об этом ресторане, но до сих пор не было случая там побывать. Я дал ей адрес. Она обещала зайти, как только сможет. Я объяснил, что играю исключительно эстраду, известные мелодии, которые исполняю на свой лад. Она спросила, какие мои любимые песни, оказалось, у нас общая страсть – Юг Офре[51]. Ей повезло, она встречалась с ним и разговаривала. Она начала напевать «Едва вернется весна». К счастью, внизу играли череду медленных танцев, ей не пришлось слишком напрягать голос, чтобы ее было слышно. Я стал подпевать. Девушка, сидящая за соседним столиком, присоединилась к нам, потом другая, со столика позади. Получился импровизированный хор. Мы пропели всю песню, я единственный знал все слова, они подхватывали и с легкостью следовали за мной. Для дебютанток они были великолепны.
Я все жду, но напрасно
Девушку в кисейном платье,
Едва приходит весна.
Нет, время не властно,
О нет, время не властно…
В конце мы заслужили аплодисменты присутствующих. Мы отклонили просьбы спеть еще что-нибудь. Я опрокинул четвертый «Блэк Вельвет». Мы еще поболтали, уж не знаю о чем. Алина внимательно на меня смотрела, щуря глаза, она говорила, что я ее интригую, есть во мне нечто таинственное, загадочное. Я догадывался, что могло привлечь ее внимание, я находил ее прекрасной, но мне казалось, что я лечу на ковре-самолете, голова кружилась. Она улыбнулась, провела ладонью по моей щеке и взяла за руку.
– Ты очень красивая, – сказала она. – У тебя такой юный вид.
– Мне восемнадцать.
– Как тебе повезло. Пользуйся ими на всю катушку… Если хочешь, мы можем поехать ко мне.
Какое фантастическое предложение, я едва не подскочил от радости, но не знал, могу ли рискнуть и согласиться. Меня закрутил вихрь сомнений, решение менялось каждую секунду. А потом внутренний голос, прозвучавший неизвестно откуда, велел мне не валять дурака. И в результате я услышал, как отвечаю дрожащим голосом:
– Я никогда не сплю в первый же вечер.
– Такое встречается все реже и реже.
– Я странно себя чувствую, просто у меня нет привычки столько пить.
– Дело в том, что завтра я возвращаюсь в Лондон.
– Может, в другой раз.
– Это хорошее предложение, можешь мне поверить.
Ох, какое искушение! В конце концов, чем я рискую? Игра, безусловно, стоит свеч. И потом, кто не рискует…
Я встал, пошатываясь. На заплетающихся ногах, цепляясь за перила, спустился по лестнице. Добравшись до гардероба, заметил Каролину и ее подружек, которые забирали свои вещи. Я представил им Алину. Пока та ждала свое пальто, я наклонился к Каролине и прошептал ей на ухо:
– Я поеду к Алине.
– Не строй себе иллюзий, с ней у тебя никаких шансов, – тихонько ответила Каролина.
– Ты уверена?
– Смерти своей ищешь?
Вот так закончилась моя ночь с Алиной.
Ее взгляд стал жестким, когда я объявил, что возвращаюсь домой. Она не могла понять, с чего я вдруг так переменился. Или, возможно, она подумала, что я с Каролиной и та только что вернула себе свое добро. Алина развернулась и исчезла.
И вдруг, в один прекрасный день, пробуждение оказалось адским, полное ощущение, что я не сомкнул глаз, меня одолевала непреодолимая сонливость, не давая подняться, превращая в нечто тестообразное и неподвижное, неспособное выбраться из постели до середины дня, как будто меня закатали в паутину. Виной были бесконечные бессонные ночи, поглощенные коктейли или тот белый порошок, который продавала одна из приятельниц Каролины, – он стоил недорого и обладал магической способностью растворять усталость, позволяя гулять до утра.
Его все принимали.
Я не превысил обычной ночной дозы, но теперь чувствовал себя так, словно меня расплющил гигантский утюг. К счастью, застрекотал мой смартфон.
– Алло, Поль? Что случилось?
– Ой, Марк, я так плохо себя чувствую. Грипп, наверное, не могу с кровати встать.
– Ты вызвал врача?
– Подожду еще немного. Мне нужно отдохнуть, отлежаться, завтра все будет нормально.
До этого дня я сомневался, есть ли смысл в моей работе тайным проверяльщиком, полагая, что единственный прок от нее – та худосочная зарплата, которую мне удавалось получить в конце месяца. Я ошибался. Марк заботливо относился к своему персоналу. Не получив моих трех ежедневных отчетов, он позвонил и любезно поверил в мое глупое вранье.
В конце концов мне удалось спустить одну ногу на пол, выглядел я как труп, весь серо-зеленый и морщинистый, меня трясло. Пролежав еще пару часов, я сумел добраться до ванной, принял холодный душ, это меня взбодрило. К концу дня я покинул квартиру Каролины и сказал себе, что, если я не приду в «Беретик», Стелла начнет задавать массу вопросов. И я поплелся в ресторан. Стелла суетилась в баре, я приветственно помахал ей рукой, прежде чем пойти переодеться. Официантки и девочки на кухне в один голос заявили, что я ужасно выгляжу, я отвечал, что это наверняка грипп. Я уселся и начал играть «Mon vieux»