Стивен Ван Эвера анализирует тридцать современных войн. Он говорит, что реалисты ошибочно приписывают войны "грубым структурам" геополитики, вроде тех, о которых только что говорилось. В его войнах они почти ничего не объясняют. Однако он утверждает, что более "тонкие структуры власти" действительно помогают объяснить войну. Он выделяет четыре: преимущества первого хода, отдающие предпочтение нападению перед обороной; "окна возможностей", когда нанесение удара сейчас дает государству временное преимущество; относительная легкость завоевания; кумулятивные ресурсы, когда агрессия дает дополнительные ресурсы, позволяющие государству продолжать агрессию. Реализм должен сосредоточиться на них, заключает он. Однако на самом деле он показывает не то, что эти четыре фактора приводят к войне, а то, что вера в них правителей приводит к войне. Если правители считают, что существует преимущество первого хода, или окно возможностей, или легкое завоевание, или совокупные ресурсы, то война более вероятна. Это полезный вывод, но такие убеждения чаще всего оказываются ложными, соглашается Ван Эвера.
И наконец, вступление в бой - арена эмоций и хаоса. Здесь генералы стараются сохранить рациональность, реализовать первоначальный план, но при этом гибко адаптироваться к изменяющимся событиям. Однако посмотрите на двух знаменитых генералов, которые сомневались в своей рациональной способности достичь этого. Вот Уильям Текумсех Шерман о причинах: "Войны обычно возникают не по справедливым причинам, а по предлогам. Вероятно, никогда не существовало справедливой причины, по которой люди должны были бы убивать друг друга оптом, но есть такие вещи, как честолюбие, эгоизм, глупость, безумие, как в сообществах, так и в отдельных людях, которые становятся слепыми и кровожадными, не успокаиваемыми иначе, как хаосом, и обычно убийством кого-то другого, кроме себя".
А вот Клаузевиц о сражении: "Так называемые математические факторы никогда не находят прочной основы в военных расчетах. С самого начала существует переплетение возможностей, вероятностей, удач и неудач, которое прокладывает себе путь по всей длине и ширине гобелена. Во всем многообразии человеческой деятельности война более всего напоминает игру в карты. . . . Война - это царство неопределенности: три четверти факторов, на которых основываются действия на войне, окутаны туманом большей или меньшей неопределенности."
Об этом говорил и Ибн Халдун:
Победа и превосходство в войне - результат удачи и случая. . . . Существуют внешние факторы, такие как количество воинов, совершенство и качество оружия, количество храбрецов, умелое построение строя, правильная тактика и т.д. Есть и скрытые факторы. Они могут быть результатом человеческой хитрости... ...занимать высокие места... ...прятаться в зарослях, впадинах [или] скалистой местности и тому подобное... ...внезапно появляться, когда противник находится в неустойчивом положении. . . . Эти скрытые факторы могут быть и небесными, которые человек не в силах произвести сам. Они воздействуют на людей психологически и тем самым порождают в них страх. . . . Арабская пословица гласит: "Многие хитрости стоят больше, чем племя". Таким образом, очевидно, что превосходство в войне, как правило, является следствием скрытых, а не внешних причин. Появление возможностей в результате скрытых причин и есть то, что понимается под удачей.
Если они правы, то могут ли люди рационально выбирать войну для достижения своих целей? В войне, как и в метафоре Клаузевица об азартных играх, большинство игроков проигрывают.
Либерализм, конструктивизм, эмоции
Конкурирующая английская или либеральная школа в теории ИР рассматривает геополитику как двойственную, включающую как анархические тенденции, так и благотворные международные институты и культуру. Кант утверждал, что "вечный мир" может быть достигнут при трех условиях: представительном правлении, универсальной норме гостеприимства по отношению к чужестранцам и торговцам и международной федерации свободных государств. Он утешался тем, что в его время представительное правление, международная торговля и международное право распространялись, но признавал, что впереди еще долгий путь. Хедли Булл также находил надежду в представительной демократии, экономической взаимозависимости глобального капитализма и международном "обществе государств", центром которого является ООН, разделяющих общие нормы и интересы. Аналогичные институты сдерживали анархию в прошлом, например, средневековая церковь в Европе или конфуцианское образование в Китае. Либералы считают, что общие нормы возникают потому, что государства боятся неограниченного насилия и ищут правила применения силы, неприкосновенности соглашений и прав собственности. Государства действительно преследуют свои собственные интересы, но не любой ценой, а стремление к миру основывается на его значительных достоинствах. Либералы подчеркивают важность "международных порядков" - коллективных соглашений между государствами, заключенных для сохранения мира , таких как Вестфальский мир 1648 г., Венский конгресс 1815 г. и современная Организация Объединенных Наций (см. главы 8 и 15). Некоторые либералы идут сегодня дальше и видят "мировое общество", состоящее из государств, негосударственных коллективных субъектов и отдельных людей, признающих свою взаимную зависимость и разделяющих нормы и ценности - мирный поворот в теории глобализации. Однако не ясно, что глобальный капитализм или представительная демократия обязательно ведут к миру, или, более того, что количество войн в мире даже уменьшается.
Третья школа теории ИК - конструктивизм - отвергает реалистический материализм и делает акцент на социальной идентичности, рассматривая интересы не как объективно обусловленные материальными силами, а как результат идей и культуры, конструируемых в процессе социального взаимодействия. Таким образом, конструктивисты не предполагают рациональности. Питер Катценштейн подчеркивает "культурно-институциональный контекст политики, с одной стороны, и конструируемую идентичность государств, правительств и других политических акторов - с другой". Институты воплощают нормы, идентичности и культуры. Нормы придают акторам их идентичность. Культура относится как к оценочным, так и к когнитивным стандартам, определяющим действия акторов и их взаимоотношения. Я в целом согласен с этим, хотя и называю это социологией, отмечая при этом, что конструктивизм слишком преувеличивает создание культуры. Социальные институты изначально создавались и затем адаптировались акторами в течение длительного времени, некоторые из них стали глубокими структурами, ограничивающими акторов в более поздние моменты времени - например, государство, католическая церковь или капитализм. Все они состоят из акторов, но акторов, ограниченных институтами, которые существуют гораздо дольше, чем они сами. Социология также содержит "культурный" подход к войне, который ближе к конструктивизму, и также игнорирует сдерживающие властные институты, в том числе и те, которые имеют отношение к решениям о войне и мире.
Конструктивизм допускает и эмоции, которыми пренебрегают реалисты и некоторые либералы. Лебоу на основе данных о девяносто четырех войнах между крупными державами в период с 1648 по 2008 год обнаруживает 107 доминирующих мотивов среди инициаторов войн. Забота о "положении" (статусе) или чести в основном мотивировала шестьдесят две войны, а еще одиннадцать были мотивированы в основном мстительным территориальным ревизионизмом. Неуверенность и страх, подчеркиваемые реалистами, и материальная жадность, подчеркиваемая и марксистами, и реалистами, и либералами, составляют, соответственно, лишь девятнадцать и восемь случаев. Таким образом, чувства чести, статуса и мести породили более 70% наступательных войн, а желание материальной выгоды - лишь 9%. Его державы - все европейские, за исключением США и Японии с 1890-х годов и Китая с 1949 года. Он также не рассматривает наиболее распространенную войну на протяжении многих предыдущих веков: заглатывание мелюзги акулами. Применимы ли его выводы к другим условиям?
Излишний оптимизм
Особое недоумение вызывают войны: когда слабые воюют с сильными державами вместо того, чтобы вести переговоры или покориться, а также когда государства или союзы примерно равных держав воюют друг с другом, поскольку их война, скорее всего, будет длительной и дорогостоящей. Можно было бы ожидать, что такие правители рационально проявят большую осторожность. Выиграть может максимум одна сторона, а зачастую обе стороны теряют больше, чем выигрывают. Первой мировой войны наверняка бы не было, если бы государственные деятели тщательно просчитали шансы. Ван Эвера утверждает, что ложный оптимизм обеих сторон предшествовал каждой крупной войне с 1740 г. Он и Блейни отмечают, что правители постоянно преувеличивают свои шансы на победу, что приводит к большему числу войн, чем это оправдано реализмом. Конечно, достаточно одного правителя, чтобы опрометчиво начать войну. Возможно, именно так поступил Владимир Путин, вторгнувшись на Украину. Ван Эвера в основном связывает самоуверенность с шовинистическими мифами, заложенными в современном национализме. В нем подчеркиваются достоинства и обязательства нации, игнорируются другие нации, преуменьшаются их сила и достоинства. Но правители были самоуверенны задолго до появления национализма, находясь в ловушке чувств, которые они питают к своей собственной общине, противопоставляя их негативным и неточным представлениям об иностранцах - это и есть негативный аспект дюркгеймовского акцента на нормативной солидарности обществ. Блейни предлагает "догоняющую" реалистическую теорию: "Война может возникнуть только тогда, когда две нации решают, что они могут получить больше выгоды от борьбы, чем от переговоров". Но "войны обычно начинаются, когда воюющие нации расходятся во мнениях относительно их относительной силы", а "войны обычно заканчиваются, когда воюющие нации договариваются об их относительной силе". Правители, возможно, в конечном счете будут рассчитывать точно, но не раньше, чем обожгутся на войне и массовых смертях". Он добавляет, что первоначальный излишний оптимизм объясняется "настроениями, которые не могут быть основаны на фактах... с помощью которых нации уклоняются от реальности" - вряд ли это реализм. Куинси Райт писал: "Международный конфликт в действительности происходит не между государствами, а между искаженными образами государств. Вполне вероятно, что такие искажения, стереотипы и карикатуры являются основными факторами в ситуациях международных конфликтов. . . . Искаженные образы зависят не от дезинформации о непосредственной ситуации, а от предвзятых представлений и взглядов, уходящих корнями в далекую историю, национальную культуру или в сознание важных лиц, принимающих решения"