Напротив, причины войн и характер решений, принимаемых в ходе войны и мира, изменились гораздо меньше. Наибольшие различия наблюдаются между разными типами войн. Я выделяю агрессивные, оборонительные войны, а также войны с взаимными провокациями или эскалацией. Я также выделяю четыре основных типа агрессивных войн: (1) набеги, (2) использование военной мощи для изменения или укрепления режимов за рубежом с целью сделать их послушными, что является формой косвенного империализма, (3) завоевание и прямое господство над клочками пограничной территории и (4) завоевание и прямое господство над территориальными империями. Очевидно, что агрессивная война ведет и к обороне со стороны тех, на кого нападают, в то время как во многих войнах смешиваются элементы более чем одного типа. Важным является также различие между симметричными и асимметричными войнами, т.е. между войсками, близкими к равным по силе, и грубо неравными. Каждый из этих типов войн на протяжении веков имел определенные общие черты, что позволяет делать обобщения. Но есть исторический контраст между набегами и имперскими завоеваниями, с одной стороны, и сменой режимов и отторжением территорий - с другой. Первая пара за последние десятилетия практически исчезла с лица земли, а вторая продолжает существовать.
Как социолог я придерживаюсь двух методологических принципов: с одной стороны, необходимость аналитической и концептуальной строгости, которая неизбежно обобщает, с другой - необходимость постижения эмпирической реальности, которая неизбежно разнообразна. Между ними всегда существует напряжение, я надеюсь, творческое напряжение. Я начинаю с универсальных понятий и одного почти универсального предположения, лежащего в основе моего исследования. Я исхожу из того, что мы, люди, стремимся увеличить наши ценные ресурсы - материальные блага, удовольствия, знания, социальный статус и все остальное, что мы можем ценить, - или, по крайней мере, что достаточное количество нас делает это, чтобы придать человеческому обществу его динамизм, его историю. А для того чтобы сохранить или увеличить свои ресурсы, нам необходима власть, определяемая как способность заставить других делать то, что в противном случае они не стали бы делать.
Существует два различных аспекта власти. Во-первых, власть позволяет одним людям достигать своих целей путем доминирования над другими. Это "власть над" другими, называемая распределительной властью или доминированием, и она порождает империи, социальное расслоение, социальные классы, гендерное и расовое доминирование. Все это является движущей силой войны. Во-вторых, власть позволяет людям сотрудничать друг с другом, добиваясь того, чего они не могли бы достичь по отдельности. Это и есть "власть через" других, или коллективная власть. Развитие человечества было бы невозможно без коллективной власти, без сотрудничества людей для достижения своих целей, в то время как почти во всех известных обществах существовали распределительные властные отношения, т.е. социальное расслоение. Коллективная и распределительная власть тесно переплетены, особенно в сознании правителей, которые обычно утверждают, что их власть над другими осуществляется на благо всех, подобно тому как империалисты утверждают, что они несут блага цивилизации завоеванным народам - как это делали китайские, римские, европейские, советские, а теперь и американские правители.
В томах "Источники социальной власти" я выделял четыре источника власти: идеологический, экономический, военный и политический. В эту схему я также внес три корректировки. Во-первых, я различаю политическую власть, осуществляемую внутри страны, и "дипломатическую", мирную геополитическую власть, осуществляемую за рубежом. Во-вторых, я объединяю идеологии и эмоции, поскольку и те, и другие превосходят эмпирическое знание. Идеологии и эмоции "заполняют пробелы" между фрагментами научно и эмпирически устанавливаемого знания. Мы не обладаем объективным знанием о мире, поэтому действуем с помощью обобщенных смысловых систем (таких как либерализм, консерватизм, национализм, религия или семейные ценности) и эмоциональных привязанностей. Эти два понятия взаимосвязаны, поскольку сильные идеологии приводят к сильным эмоциям. В-третьих, я рассматривал эти четыре источника власти как средства достижения тех целей, которые ставят перед собой люди. Я и сейчас так считаю, но теперь я прямо добавляю, что власть может рассматриваться как самоцель, о чем я расскажу чуть позже.
Контроль над этими властными ресурсами является основным способом побуждения других людей к действиям, которые в противном случае они бы не совершили. Идеологическая, экономическая, военная, политическая и геополитическая власть является основным средством достижения желаемых целей. Поэтому, чтобы объяснить войну, мы должны понять, почему люди выбирают войну, а не используют экономический обмен, общие идеологии сотрудничества, мирную политику или геополитику для достижения желаемых целей. На самом деле, большее количество споров разрешается или сглаживается этими средствами, не приводя к войне. Геополитика включает в себя два различных элемента: влияние географической, экологической среды на действия человека, как подчеркивали авторы конца XIX века, и международные отношения между государствами и сообществами, как подчеркивают современные политологи. Возможно, выбор войны - не совсем верное слово. Правители могут чувствовать себя скованными ролью воина, которая, по их мнению, от них требуется. Война - это просто то, что римские сенаторы, монгольские ханы, французские короли или американские президенты привычно делают, когда чувствуют себя ущемленными или ощущают возможность. Действительно, в определенных ситуациях им часто кажется, что у них нет иного выбора, кроме как вступить в войну.
Насколько мы можем судить, подавляющее большинство людей на протяжении всей истории человечества предпочитали мир войне. Они считали, что могут достичь желаемых целей лучше путем экономического обмена, общей идеологии или дипломатии, чем с помощью военной силы. Поэтому я пытаюсь объяснить исключения, объяснить войну.
Рациональность войны
Рациональны ли войны? Основной вопрос заключается в том, достигают ли войны желаемых и желанных целей. Если да, то войну можно назвать рациональной, если нет, то иррациональной. Однако следует различать рациональность средств и рациональность целей. Рациональность средств относится к эффективному принятию решений, взвешенному и расчетливому, балансирующему между целями и средствами, возможно, после некоторых дебатов, в соответствии с наилучшей информацией, известной на данный момент, и когда средства войны представляются адекватными для достижения желаемых целей. Иррациональность средств проявляется тогда, когда решение о войне принимается поспешно, неосведомленно, по эмоциональным или идеологическим причинам, а средства предсказуемо оказываются неадекватными для достижения поставленных целей. Часто цели, достигаемые с помощью войны, не достигаются. Но это может произойти по многим причинам, не все из которых были предсказуемы на момент принятия решения о начале войны. Война оказалась ошибкой, но она не была очевидна заранее - ошибкой, но не иррациональной.
Поэтому я добавляю правовой принцип разумного человека или стороннего наблюдателя. Мог ли такой человек предположить, что война достигнет своей цели? Очевидно, что правители, развязывающие войны, всегда считают это рациональным поведением. Так думал Адольф Гитлер, когда вторгся в Россию, объявил войну Соединенным Штатам и уничтожал евреев. Но так думали немногие другие, в том числе и многие его генералы. Суждение о рациональности остается за современниками или более поздними учеными, в том числе и за мной. Здесь можно не соглашаться, но обвинение в нерациональности может быть выдвинуто в том случае, если эти наблюдатели на основании имеющихся данных приходят к выводу, что желаемые цели не могли быть достигнуты, какими бы ни были последующие обстоятельства войны. Например, именно такой точки зрения придерживался я незадолго до американского вторжения в Ирак в 2003 году, о чем я написал в своей книге "Непоследовательная империя". 1 При благодушном предположении, что главной целью администрации Буша была замена автократии Саддама Хусейна демократическим государством, американские войска не имели значительных иракских союзников, разделяющих это желание, и совершенно не готовились к противостоянию межконфессиональным разногласиям среди иракцев. Как я и предсказывал, американцам пришлось пойти на сделку с одними сектантскими группами, чтобы получить власть над другими, и в результате получилась беспорядочная этнократия, а не упорядоченная демократия. Это была иррациональная война, которая велась ради иллюзорной цели. Так же, как и украинское вторжение, начатое президентом Путиным в 2022 году. Но в большинстве войн безрассудство не столь очевидно. Можно спорить о нерациональности средств.
Судить о рациональности целей проблематично, поскольку в конечном счете это предполагает решение вопроса о том, приносит ли война "пользу" и для кого. Выгода - вопрос спорный. Гитлер разработал чрезвычайно эффективную программу уничтожения евреев, шесть миллионов из которых были убиты всего за четыре года, - рациональность средств, возможно, не имеющая себе равных во всей истории. Гитлер и его приверженцы считали, что этот геноцид был также рационален как цель, поскольку они боялись, что само существование евреев угрожает самой цивилизации. Но практически никто больше не верил в это и не считал эту цель рациональной в смысле принесения какого-либо общего блага. Для нас Гитлер кажется маниакальным в своем стремлении к этой цели. Но это крайний случай, и вопрос о том, приносит ли та или иная цель "пользу" и кому, часто является спорным.
Несколько более безопасным представляется более узкий материалистический взгляд на рациональность, характерный для теоретиков реализма и марксизма. Они рассматривают войну в основном как цель экономической выгоды или геополитического выживания (или того и другого), причем вероятная прибыль или надежное выживание в результате войны могут превышать или не превышать ее стоимость. В этом расчете участвуют четыре элемента: взвешивание (а) затрат в деньгах и (б) жизнях против (в) вероятности победы и (г) вознаграждения, которое может быть получено в результате победы. В своих исследованиях я пытаюсь оценить, в какой степени учитывается каждый из этих элементов. Подобный военно-экономический компромисс представляет собой инструментальную рациональность, как ее определял Макс Вебер. Если издержки предсказуемо превышают прибыль, война будет материально нерациональной. Однако даже такое измерение затруднено, поскольку экономическая прибыль, количество жертв и шансы на победу не совпадают, и нет возможности подсчитать, сколько смертей стоит столько прибыли, сколько шансов на победу. Если человеческая жизнь считается священной, то, возможно, ни одна смерть не стоит любой прибыли - позиция пацифистов.