Алистер Джонстон предлагает идеологическую версию реализма. По его мнению, в политике династии Мин доминировал легализм, а не конфуцианство. Она имела модель "парабеллум": "Если хочешь мира, готовься к войне". На угрозы безопасности нужно отвечать силой, народ должен подчиняться своим правителям, иностранцы хищны и угрожающи, и насилие должно быть ответом на них. Сильный нападает, а слабый защищается или стремится к уступкам. Конфуцианская модель была идеалом, но практика в большинстве случаев была парабеллум - не из-за геополитической анархии, а из-за воинской культуры, усвоенной чиновниками. Однако он преувеличивает роль легализма, который был менее важен в воспитании чиновников, чем конфуцианство, и неверно характеризует конфуцианцев как пацифистов. Как мы видели в главе 5, конфуцианцы предлагали неоднозначные идеи относительно войны и мира.
Питер Лорж сомневается, что правители прислушивались к моральной философии. В текстах предлагались идеалы, которые конфуцианские чиновники одобряли в принципе, но считали второстепенными для практической политики. Военная мощь оставалась способом удержания Китая. На военные нужды уходило более 70% доходов государства, все династии создавались в ходе войн, все приходили в упадок из-за военного разложения, и все падали из-за мятежных генералов, претендовавших на трон. Он заключает: "Китайские империи создавались не благодаря культивированию добродетели, не благодаря фундаментальной культурной ориентации на политический порядок или идеологическим призывам к этническому единству; они создавались в результате десятилетий войн и политических распрей. Организованное насилие применялось для достижения политических целей разумно и безжалостно, причем объектами этого насилия была почти исключительно властная элита - мужчины и женщины, обладавшие значительной политической, военной, культурной или экономической властью".
Это фактически военный реализм, но применительно не только к внешним войнам, но и к внутренней борьбе. Лорге считает, что наши источники предвзято относятся к литераторам, которые преуменьшали значение милитаризма. Джонатан Скафф согласен с ним, поскольку танская литературная элита (618-907 гг.) представляет собой "несовместимый образ общества с системой ценностей, казалось бы, противящейся пограничной агрессии, но тем не менее реализующей стратегию военной экспансии". Красивая поэзия скрывала насилие. Однако на границах требовались дозы как военных действий, так и дипломатии, жесткой и мягкой силы.
Военно-политическое направление этого подхода позволяет объяснить, почему основатели династий и их ближайшие преемники, как правило, вели более наступательные войны, чем последующие преемники. Они уже продемонстрировали военное мастерство при захвате трона, у них были войска, нуждающиеся в работе, а их победы давали им политическую власть для взимания налогов и призыва на войну. Однако постепенно конфуцианское дворянско-бюрократическое сословие оказывало давление на императоров-преемников, заставляя их проводить консервативную, низконалоговую и призывную политику и отказываться от войн.
Дипломатия трибутов в Восточной и Юго-Восточной Азии
В этом регионе было относительно мало войн. Китай стал доминирующим партнером в системе трибутов, включавшей Китай, Японию, Корею и Вьетнам; отдаленные государства участвовали в ней более слабо. Дэвид Канг утверждает, что с 1368 по 1841 год между этими основными государствами произошло только две крупные войны, хотя две гражданские войны в Китае также перекинулись через границы. В этот период границы между четырьмя государствами были относительно неоспоримы. Однако следует добавить еще несколько войн: оккупация Вьетнама в 1406-1427 годах; поражение японских войск в Корее в 1590-х годах; два вторжения маньчжурских войск Цин в Корею в 1630-х годах против корейского короля , поддерживавшего соперничающую династию Мин; короткое вторжение Цин в Мьянму в 1662 году для захвата претендента на китайский престол из династии Мин; вторжение Цин в Мьянму в 1760-х годах; короткое вторжение Цин во Вьетнам в 1788 году.
Были и морские сражения с пиратами, и знаменитые пять плаваний адмирала Чжэн Хэ вокруг Южной Азии и Африки в начале XV в., в ходе которых он запугивал прибрежные народы, заставляя их платить дань императору. Его флоты были очень большими и насчитывали около 27 тыс. человек, половина из которых были солдатами, что примерно соответствует общей численности испанской Армады 150 лет спустя. Они участвовали в трех коротких войнах: против пиратов, для защиты от мятежников правителя Суматранского данника и в качестве мести королевству Шри-Ланка, выступившему против его присутствия во время предыдущего плавания. Но адмирал умер в 1433 г. во время пятой экспедиции, а плавания были внезапно прекращены императорским двором после борьбы между евнухами, поддерживавшими его, и конфуцианскими чиновниками, обеспокоенными расходами. Сокровищные флоты" вернулись с небольшими сокровищами. Император Юнлэ тратил щедро, оставляя после себя большие долги. Плавания совершались не только ради экономической выгоды, но и ради славы. Его преемник Сюаньдэ прекратил их, руководствуясь скорее соображениями экономии, чем военной слабостью. Он также опасался, что дальняя торговля даст купцам слишком большую власть. Сократившийся китайский флот все же смог одержать победы в морских сражениях с пиратами, португальцами в 1512 году и голландцами в 1620-х годах.
Таким образом, Китай в этом регионе, помимо небольших морских столкновений, вел всего около десятка сухопутных войн, которые в общей сложности продолжались около сорока лет за шестисотлетний период, что очень мало. Две трети сухопутных войн были предприняты бывшими варварскими династиями, а две были результатом гражданских войн между династиями Мин и Цин. Таким образом, в целом это был оборонительный, дипломатический империализм, в основном мирный, особенно при ханьских династиях. Кан отмечает, что в период с 1368 по 1841 г. было менее двадцати межгосударственных войн, которые уступали по масштабам войнам с северными и западными варварами (252 случая), обороне от пиратов (60 случаев) и конфликтам между другими государствами и непокорными пограничными племенами с эпизодическим вмешательством Китая (количество не уточняется). В этом регионе государственные и межгосударственные институты отдавали предпочтение дипломатии гораздо больше, чем войне.
Было ли это следствием слабости Китая, его неспособности одолеть соперников, как предполагают реалисты? Оценки Фэн Чжана по численности населения и ВВП говорят об обратном. Китай обладал ресурсами, в десять раз превышающими ресурсы любого отдельного соперника и более чем в два раза превышающими ресурсы всех региональных соперников вместе взятых. По словам Канга, Китай обладал "военным и технологическим потенциалом для ведения широкомасштабной войны", потенциально способной победить всех соперников. Это означало, что соперники не могли угрожать Китаю, чего, как мы увидим, не было на севере и западе. Более того, основными иностранными игроками были состоявшиеся государства с аграрной экономикой, схожей с китайской: известные, предсказуемые игроки. Это объясняется тем, что Китай не ставил перед собой экспансионистских целей в этом регионе и крайне редко провоцировался на военные действия со стороны других стран. Это была пресыщенная держава. Конечно, были и менее значимые экономические и политические факторы. Большие войны требовали более высоких налогов, что нарушало конфуцианскую (и даосскую) экономику laissez-faire, и против этого выступала большая часть дворянско-бюрократического сословия. Страх двора перед своими генералами также снижал военные бюджеты в качестве стратегии защиты от переворота. В целом, однако, иностранные государства в этом регионе не были достаточно мощными, чтобы угрожать Китаю, так зачем было беспокоиться? Сначала я рассмотрю исключения из правил, когда Китай все же беспокоился.
В период с 598 по 614 гг. н.э. было четыре попытки династии Суй подчинить себе главное корейское королевство. Их неудача привела к падению династии. В период с 645 по 668 гг. было два вторжения династии Тан в поддержку корейского королевства Силла, причем второе было в основном успешным, хотя Силла сохранило свою независимость. По мнению Дэвида Граффа, это были единственные войны с иностранными государствами в период 300-900 гг. н.э. Еще через триста лет наступил период монгольской экспансии и установления династии Юань в самом Китае. В период с 1231 по 1257 гг. было совершено восемь вторжений в Корею с различными результатами, а затем два неудачных вторжения хана Хубилая в Японию в 1274 и 1281 гг. Ураганы уничтожали его флоты, когда они подходили к японским берегам. Как и многие могучие воины, он столкнулся с тем, что природа оказалась еще могущественнее. Эти нашествия были частью почти непрерывных агрессивных войн, которые вели монголы, чтобы распространить свое господство на большую часть Азии. Они не были ни ханьцами, ни конфуцианцами.
Еще через триста лет, в 1592 г., произошла успешная ханьская интервенция в Корею, осуществленная 50-тысячной армией династии Мин, оснащенной тяжелыми пушками и имевшей значительные военно-морские силы. Это была помощь корейским войскам против вторжения японской армии численностью 160 тыс. человек, которую возглавил Хидэёси, только что силой объединивший Японию и считавший, что его закаленная в боях армия способна победить любого. Кроме того, ему нужно было найти для нее работу. Вмешательство Китая было активизацией системы трибутов, но это была и самозащита, поскольку Хидэёси поклялся пройти через Корею и завоевать Китай, установив себя в качестве регента. Потерпев большие потери в первом походе, Хидэёси в 1597 г. предпринял новую попытку с армией в 150 тыс. человек. В ответ Мин увеличили свои силы почти до 100 тыс. человек. Китайско-корейский альянс снова одержал победу: пушки Мин уничтожили японскую пехоту, вооруженную аркебузами (это была война пушек), а китайский и корейский флоты контролировали морские просторы. Общие потери японцев составили 80 тыс. человек, Мин - 38 тыс. человек, корейцев - 200 тыс. ополченцев и несколько сотен тысяч мирных жителей. Война опустошила Корею и сопровождалась зверствами в отношении мирных жителей и пленных солдат. Никто не выиграл, кроме Токугавы Иэясу в Японии, но он выиграл от того, что не воевал. Поражение ослабило его японских соперников, что позволило ему основать династию Токугава (см. главу 7).