вилась честь. Осторожно подписывая договоры с Российской империей, которая также расширялась в Центральной Азии, Цяньлун направил свои армии против "простых варварских вождей", которые "унизили" и "ранили" тщеславие универсального государя. Против цзунгаров, последнего противника, в сложной логистической обстановке саванн и гор, "впервые была создана логистическая система, которая позволила китайской империи вести длительную войну далеко в степи и использовать огромные материальные богатства Китая в разрушительных целях". Пердью считает, что это стало возможным только благодаря коммерциализации китайской экономики XVIII века. Цинские армии проникали вглубь цзунгарского сердца, где маньчжурская знаменная конница теснила врага, а пушки и мушкеты ханьских войск "зеленого штандарта" добивали его. Цины нападали не только тогда, когда были сильны. Их милитаризм мог создать любую военную силу, какая бы ни потребовалась, любой ценой, как это было в Риме.
В кампании 1761 г. 100-тысячная армия уничтожила почти всех мужчин-цзунхаров, а женщины и дети стали подневольным трудом для китайских семей. Число погибших и пропавших без вести зунгарцев составило полмиллиона человек. Позднее, по китайским оценкам, 40 % этих жертв пришлось на эпидемию оспы, 30 % - на геноцид мужчин, а около 20 % бежали за границу. Обычно при капитуляции степного народа его аристократы и воины включались в состав клана победителя, а остальные становились рабами или кабальеро. Женщин, детей и стариков убивали редко. Этот геноцид был исключительным и проводился по вине самого Цяньлуна. Он призывал: "Не проявляйте к этим мятежникам никакой пощады. Спасать следует только старых и слабых. Наши предыдущие военные кампании были слишком мягкими. Если мы будем действовать как прежде, наши войска уйдут, и начнутся новые неприятности. Если мятежник попал в плен и его сторонники хотят сдаться, он должен лично явиться в гарнизон, пасть ниц перед командиром и потребовать сдачи. Если же он посылает кого-то только для того, чтобы потребовать сдачи, то это, несомненно, уловка. . . . Расправьтесь с этими хитрыми цунгарами".
Некоторые историки считают правление Цяньлуна эпохой китайского Просвещения, поскольку он был большим покровителем искусств (и посредственным поэтом). В его походах не было ничего просветительского, хотя они и расширили территорию Цин более чем на 1,5 млн кв. км. Цзунгарское ханство было переименовано в провинцию Синьцзян, как она известна сегодня. То, что творят там современные китайские правители, - лишь бледная тень деяний их предшественников.
На этом амбиции Цяньлуна не закончились. В 1747-49 и 1771-76 гг. велись войны с тибетцами Цзиньчуань. Эти кампании оказались неожиданно трудными, поскольку цзиньчуаньцы приспособили свои военные действия к горной местности. Первая война не принесла особых результатов. Вторая обошлась в 62 млн. таэлей (вес серебра) против 23 млн. в Цзунгарских войнах, погибло 50 тыс. маньчжуров. Восемьдесят процентов расходов пришлось на материально-техническое снабжение армий продовольствием, обмундированием, палатками, ручным огнестрельным оружием, порохом и, главное, лошадьми, волами и повозками для перевозки на большие расстояния. В кампании было задействовано 200 тыс. солдат и 400 тыс. гражданских рабочих: "Несмотря на узкую финансовую базу и тонкую бюрократическую сеть, династия Цин смогла эффективно мобилизовать всю государственную структуру и значительную часть населения для реализации своих амбициозных имперских проектов" . Это была тотальная война, в которой участвовала инфраструктурная мощь, превосходящая все западные государства.
В основе этих войн лежали скорее месть, слава и величие, чем расчет выгоды. Завоеванные регионы всегда были расходным материалом для казны. Для Цяньлуна завоевание новых территорий было славным предприятием, достойным веков и придающим блеск его правлению. О своих походах он хвастался в "Записи о десяти совершенствах", заявляя: "Десять примеров военных заслуг включают в себя два умиротворения джунгар, усмирение мусульманских племен, два уничтожения цзиньчуаней, восстановление мира на Тайване, покорение Бирмы и Вьетнама; если добавить к этому недавнее двойное капитулирование гуркхов, то всего получится десять. Зачем к этому добавлять ... ...тривиальные восстания во внутренних провинциях?".
Экспансия была вызвана гневом на оскорбления, например, на то, что узурпатор местного престола не испросил его благословения. В ответ на это он возмутился: "Величественная Великая Цин держит единую власть над центром и периферией, а теперь этот узурпатор из отступнического племени смеет считать себя равным нам?!" Цяньлун извлек все необходимые ресурсы. Он считал, что должен поддерживать маньчжурских солдат в бою, так как хотел иметь возможность постоянно вознаграждать их и не желал, чтобы они смягчились к китайскому образу жизни. Эллиотт комментирует: "Вторая половина правления Цяньлуна была настоящей оргией военного ликования. Некоторые из его династических речей обрели поэтическую форму. Цяньлун сочинил более 1500 произведений на темы войны и сражений, связанных с десятью его кампаниями". Гигантские триумфальные стелы усеивают пейзаж.
Как обычно у монголов, последующее правление не было жестоким, если народ не восставал, поскольку Цин объединяла земледельцев и скотоводов. Официально признавались этнические культуры покоренных народов, мифы о происхождении и истории родословных. Если Министерство обрядов занималось делами иностранных государств - данников на востоке, то Колониальный двор - народами Внутренней и Центральной Азии. Колониальный двор сделал народы Внутренней Азии подданными Цин, не превращая их в ханьцев, а местные вожди стали чиновниками Цинской империи. Тибетцы управляли тибетцами, уйгуры - уйгурами, монголы - монголами, каждый из которых был разделен на административные округа, знамена и "племена", облагаемые фиксированными налогами, воинской повинностью и ритуалами - нечто среднее между прямым и косвенным империализмом.
На юге страны, на границе Бирмы и Мьянмы, границы были нечеткими, их пронизывали военачальники, одни из которых были преданны Китаю, другие - Бирме, третьи - никому. Конфликты и бандитизм были распространены повсеместно. Династия Мин вела здесь небольшие оборонительные пограничные операции, а приход Цин приводил к вторжениям на границу в погоне за мятежниками Мин. После столетия относительного спокойствия Цяньлун ответил своими военными силами на просьбы о помощи своих вассалов в пограничных государствах Шань. Экономические мотивы были для него не столь важны, как величие, которое, по его мнению, проистекало из защиты вассалов, обучения мятежников и обеспечения боевой славы. Приграничные провинции редко платили сами себе, субсидии шли от центра к периферии, а государственного меркантилизма не существовало, чего нельзя сказать о западном империализме. Предполагалось, что приграничные провинции сами будут оплачивать часть своей обороны, поэтому налоги на местную экономику, такие как добыча соли и сельское хозяйство, были важны, но не доминировали в политике.
Маньчжуры мало знали о джунглях Бирмы и о решимости ее правителей. В период с 1765 по 1769 гг. были проведены три войны, в каждой из которых участвовали более крупные войска, содержавшие все большее число элитных знаменосцев. Это были поражения, вызванные незнанием местности, тропическими болезнями и перерезанными партизанами линиями снабжения - те же проблемы, что и у Юань. Потери маньчжуров во всех трех случаях составили 70 тыс. человек. В конце концов был подписан мирный договор, благоприятный для Бирмы. Цяньлун извращенно хвастался тем, что приобрел новое государство-трибут, добавив эти кампании в список "десяти совершенств". Но в частном письме он с горечью признался: "В Мьянме ужасные условия. Человек не может соперничать с природой. Очень жалко видеть, что наши лучшие солдаты и элитные генералы умирают от смертельных болезней ни за что. Поэтому [я] твердо решил никогда больше не воевать".
В юго-западной Юньнани, народы которой номинально подчинялись Цин, Цин стремился к политической централизации, навязывая "цивилизацию" "варварам", "успокаивая", "умиротворяя" и "наставляя" "разбойников", угрожавших единству Китая. Цяньлун также разумно относился к местным религиям, правя через Далай-ламу и буддистов "Желтой шляпы", присваивая себе буддийские титулы и делегируя полномочия буддийским или даосским институтам. Он добился небольшого усиления политического контроля.
В старости Цяньлун превратил Китайскую империю в довольного гегемона. Небольшая численность маньчжуров и сила конфуцианской системы образования обеспечили синизирование некоторых из них. Однако длительный мир привел к тому, что армии стали разлагаться, а правители уходить от налогов. Все это привело к восстаниям и раздробленному правлению военачальников. После 1600 г. военная мощь Европы начала расти, поскольку она усовершенствовала оружие, изначально изобретенное в Китае. Однако войскам династии Цин все же удалось провести успешное комбинированное сухопутное и морское наступление в ходе китайско-русской пограничной войны 1652-89 годов, изгнав русских со спорной северной территории. Но "эпоха паритета" после 1700 г. перевела военную мощь из Китая в Европу. По мнению Андраде, "легкий" военный застой в Китае в 1450-1550 гг. превратился в "значительный" в 1760-1839 гг. К XIX веку европейцы были гораздо сильнее. Цин воевали с менее развитыми противниками, совершенствуя методы борьбы с племенами в саваннах и горах, которые не были актуальны для борьбы с европейцами. Затем они вообще почти не вели войн. Как и японцы, они превратились в безвольных уток. В отличие от японцев, они не пожалели времени на ответные действия. Достоинства мира достались дорогой ценой.
Заключение
Китайская империя создавалась и расширялась путем завоеваний, как и другие имперские цивилизации в истории. Но ее отличительной чертой было долголетие, жизнеспособность и относительная стабильность. На протяжении двух тысячелетий это была самая технологически изобретательная, образованная и культурно творческая цивилизация на Земле, которая практически перешла к индустриальному обществу за шесть-семьсот лет до Европы. Сочетание централизованной монархии и дворянско-бюрократического сословия в масштабах империи стабилизировало государственную власть, обеспечивая социальный порядок и союз доминирующего класса и государства, который мог выживать и возрождаться после периодов нестабильности, вызванных внешними и гражданскими войнами. Конфуцианская динамика империи склонялась скорее к миру, чем к войне, но размеры империи в сочетании с обычными проблемами наследственной монархии - придворными интригами и спорными наследствами - приводили к периодическим кровопролитиям и гражданским войнам, прежде чем стабильность восстанавливалась. Правители стремились продемонстрировать свою силу, при необходимости путем войны, чтобы укрепить свои внутренние позиции и показать себя истинными Сынами Неба, но большинство первых правителей династий были более воинственными, чем их преемники. У них уже были боеспособные армии, и им нужно было найти им занятие. Однако в конечном итоге дворяне-бюрократы давили на императоров, не позволяя им повышать налоги, и э