— Ну и как тебе нравится Тарту?
— Довольно красивый город, очень своеобразный… Только слишком тихий для меня.
— Тихий?
— Может быть, и нет, но он кажется мне каким-то заброшенным. Особенно сейчас…
— Не обижайся, но мне Тарту нравится, — сказал Аарне.
— Я и не думаю обижаться… Ты ведь всегда жил в Тарту?
— Нет.
— Нет?
— Я из самой настоящей провинции, — нарочито резко ответил юноша, словно готовясь принять бой.
— Тогда, конечно… — протянула Майя.
— Что? — Аарне остановился. Ему почудились в ее голосе нотки превосходства. Именно это было его наиболее уязвимым местом.
— Нет, нет, — засмеялась Майя. — Вы, кажется, меня не так поняли.
— Пожалуй, — ответил он, хотя на самом деле ничего не понял.
— Тогда хорошо. — Майя мечтательно посмотрела на небо.
— А Таллин так разросся… В кафе по вечерам полно народу… Ночью город светлый, сияют огни, масса людей!
— И Тарту скоро станет таким же, — сказал Аарне как-то по-глупому. — Здесь много новых домов.
— Казармы, — буркнула Майя. — Не хочу жить в таких домах.
— Построим дома получше…
— Даже и тогда.
— Почему? — удивился Аарне.
— Просто так.
Они свернули в тихий переулок, где их шаги и голоса терялись в шорохе листвы.
«До чего же капризная девушка», — подумал Аарне. Ему казалось, что он испытывает к девушке какое-то смутное почтение… Глупости. Он не находил больше слов. Да и о чем говорить?
— Вот я и дома, — сказала вдруг Майя.
— Уже?
— Да.
Майя улыбнулась и протянула руку.
— Мы еще встретимся, мир тесен, — сказал Аарне.
— Да, — прошептала Майя и неожиданно засмеялась.
— Почему ты смеешься?
— Просто так…
Она засмеялась еще громче и исчезла в воротах.
Воскресенье
ПРОСНУВШИСЬ, Аарне увидел, что солнце давно уже встало. Стрелки показывали десять. За окном, на фоне бледного неба, раскачивались голые ветви. В комнате было тихо. Тети Иды, наверное, не было дома, и Аарне долго смотрел на качающиеся ветви. Постепенно в памяти всплыли вчерашний вечер и Майя.
Пройдет ночь, и наступающее утро уже не вспомнит ушедшего вечера. Аарне помнил лишь несвязные звуки, лица без выражений и руки Майи. Он почувствовал легкое волнение. Такое волнение бывает перед дальней дорогой, когда по холодным рельсам к перрону подкатывает поезд, когда стоят, до последней секунды прижавшись друг к другу. Ожидание перед дальней дорогой…
В начале одиннадцатого в комнату вошла тетя Ида.
— Вставай сейчас же. Молодому человеку не годится так долго валяться в постели, это приводит к плохим привычкам.
Она стала поливать цветы. Аарне медленно сложил простыни, одеяло и раскладушку, схватил все в охапку и потащил в соседнюю комнату за шкаф.
Когда во втором часу ночи Аарне вернулся домой, тетя Ида спокойно спала. Конечно, она могла и притворяться, но как-то она призналась, что спит спокойно, когда Аарне уходит на вечер. Было воскресенье. На улице дул холодный ветер. Аарне провел пальцем по запыленным корешкам книг. И чего только здесь не было!
Киплинг «Dschungelbuch»…
«Zimmerblumen».
«Inseln der Zukunft».
«Константин Пятс. Биография».
К черту!
И рядом с ними совсем особенная книга. Аарне взял серебристый том из серии Нобелевских лауреатов и посмотрел на мудрое лицо старика. Тагор…
Песнь, с которой я пришел к тебе,
осталась неспетой до сего дня.
Я проводил дни мои в том, что настраивал
и перестраивал мою лютню.
Ритм ускользал от меня, слова не располагались так,
как надо; только разрывалось сердце
от неутомимой жажды.
Цветок не раскрылся, только со вздохом
проносился ветер[1]
ОНИ С ИНДРЕКОМ БРОДИЛИ ПО ГОРОДУ, разглядывали прохожих, искали знакомых в кафе, но никого не встретили. Небо посерело и нависло над самой землей. Вдруг Индрек сказал:
— Знаешь, о тебе стоило бы написать книгу.
— Ты что, спятил? — спросил Аарне.
— Почему?
— Почему! Игра не стоит свеч. Что во мне особенного? И вообще я разлагающаяся личность.
— Не прибедняйся!
Аарне внимательно посмотрел на друга.
— Что ж… Дошло-таки. Может быть, я и прибедняюсь, все может быть. Но объективно говоря, я почти отрицательный тип.
Индрек засмеялся.
— О, как умно!
— Скажи-ка лучше, что можно обо мне написать? Что?
Индрек посерьезнел и сказал:
— У тебя искания.
— Ну и что? У всех искания. Но образ ищущего человека никому не нужен. И чего он ищет! В наше время нужны положительные герои.
— А разве тот, кто ищет, — отрицательный?
Аарне не ответил. В воздухе закружилась мелкая снежная пыль, горизонт исчез в тумане. Это был первый снег. Прошло немало времени, прежде чем Индрек снова заговорил.
— У тебя весьма странное представление о современной литературе. Ведь никому не нужна борьба ради борьбы.
— А общественная функция литературы?
— Это еще что такое?
— Я не знаю. Но, по сути дела, мы вступаем в новую эпоху. Мы боремся. И литература описывает эту борьбу и способствует ей. Литература — это сводка борьбы.
— Кто это тебя просветил? Не дури.
— Опять?
— Тебе это часто говорят?
Аарне с трудом скрывал обиду. Его раздражало все: иронический взгляд Индрека («За кого он себя принимает!»), снежные иголочки, бьющие в глаза, и весь этот прошедший впустую день.
— Разве я виноват, если меня воспитывали в духе вульгаризации?
— Дурак. Не пищи. Ты и сам не веришь тому, что говоришь. У тебя собственная голова на плечах.
И снова он был прав.
Ох, уж эти споры…
…К ВЕЧЕРУ ААРНЕ ВСПОМНИЛ О МАЙЕ.
— Кто она? — спросил Индрек. — Откуда она?
— Из Таллина. А кто — не знаю.
Они долго шли молча. Наконец, Индрек сказал:
— Аарне, мне казалось, что ты любил Эду…
— С чего это ты… взял?
— О, мне кажется. — Индрек многозначительно поднял брови. — Так это правда? Так было?
— Да, возможно…
Снег покрыл тонким слоем замерзшую землю, и на улице запахло нафталином. Почему Индрек заговорил об Эде?
— Майя тебе не нравится? — спросил Аарне.
В вопросе таилась настороженность и готовность к отпору.
— Я ведь совсем не знаком с нею. Только уж если говорить честно, то…
— То?..
— Эда нравилась мне больше. А что ты о ней теперь думаешь? Она ведь умная девушка…
— Почему ты все время подчеркиваешь «умная»?
— А? Нет, просто так…
Аарне выжидающе посмотрел на друга. Но тот молчал, и он продолжил начатую мысль:
— К тому же Эда имеет прелестного кавалера…
— Надолго ли?
— Тебе-то откуда знать?
Индрек улыбнулся.
— Я все знаю!
Они разошлись слегка раздосадованные, но ни тот, ни другой этого не показал.
Туманный день A La Remarque
ВЫПАЛ СНЕГ. Ветер гонял снежную пыль взад-вперед по растрескавшейся земле. Так продолжалось несколько дней. Однажды утром земля вновь почернела, оттаяла, и в темноте зажурчала вода.
Аарне и Майя ходили в кино, на танцы. Юноша глядел на спокойный, самоуверенный профиль девушки и думал: «Кто она? Откуда она пришла?» Они говорили мало, только смотрели друг на друга. Аарне спросил:
— Как тебе понравился фильм?
— Так себе, — ответила она равнодушно.
Они пристально поглядели друг на друга. Майя и впрямь была красива.
— Что тебе не понравилось?
Вопрос остался без ответа. Иногда Аарне спрашивал себя: неужели у них действительно разные интересы? Конечно, глупо было делать такие выводы. Чувствовалось, что Майе доставляет радость болтать на повседневные, шутливые темы. Аарне пытался смириться с этим. Может, так и надо? Не мог же он заставить эту милую девушку умничать, как его друзья или он сам. Ведь так хорошо смеяться от души, смеяться без всяких проблем…
— Ты знаешь, что у тебя красивые глаза?
— Знаю.
Майя шутливо вскинула голову.
— Тебе об этом часто говорили?
— О да, конечно…
— А кто-нибудь целовал твои глаза?
Аарне почувствовал, что его голос странно дрожит.
— Кажется, нет, — прошептала Майя.
— Тогда это сделаю я.
— Сумасшедший! Прошу тебя, не надо.
Они прислонились к каменной стене старого дома, дышавшей холодной сыростью. Таяло, вокруг фонарей дрожали желтые круги.
Аарне почувствовал под губами вздрагивающие веки и слегка щекочущие ресницы, а потом — ее губы… Странные мгновения. Губы девушки ответили очень робко и нерешительно…
Когда он отпустил Майю, она уже не отстранилась. Она улыбнулась как-то грустно и лениво и вздохнула:
— Зачем ты это сделал? Глупый, глупый мальчик…
Потом провела рукой по его застывшему лицу и потянула за руку.
Они зашагали в туман. Сырость охлаждала горячие щеки и врывалась в легкие. Неба не было видно, ноги ступали по снежной слякоти. Аарне заговорил. Он говорил много, как будто наверстывал упущенное. Чувствовалось, что он счастлив. Майя слушала его, тихо улыбаясь.
— Знаешь, Достоевский любил такие ночи… Он любил туман, в котором лица людей кажутся зелеными и больными…
— Брр. Мне холодно…
Майя подняла воротник и спрятала в нем лицо.
— Ты любишь Достоевского?
— Не знаю, я его не читала…
— Не читала? Хочешь, я принесу тебе?
Майя погладила его руку.
— Мне сейчас некогда читать. У меня вообще мало времени…
— Чем ты занимаешься?
— Откровенно говоря, ничем. — Майя немного смутилась. — Дни такие короткие, рано темнеет. Отец не выпускает меня поздно из дому. В Таллине всегда пускал, а здесь нет, говорит, что посмотрим…
— Я не понимаю.
— Я тоже, дорогой. Отец говорит, что сперва нужно завести хорошее знакомство, чтоб было спокойнее. А то появятся сомнительные друзья и тогда…
— Сомнительные? Это кто же? Я сомнительный? — заинтересовался Аарне.