Значительный день
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ ПЕРВЫМ УРОКОМ была химия. Аарне шел в школу, ощущая какой-то холодок в животе. Предчувствие не обмануло его: учительница Вернер, очень корректная молодая женщина, безразлично улыбаясь, поставила ему двойку.
Аарне был не единственным, кому в последнее время не везло. Когда директор встретил в коридоре учителя Корнеля, он без вступления спросил:
— Что с вашим классом?
Корнель решил провести классное собрание.
ТЕПЕРЬ ОН СТОЯЛ ПЕРЕД КЛАССОМ и вглядывался в лица. Именно в лица. Класс был как одно большое лицо. И оно выражало полное безразличие и равнодушие. Классный барометр предсказывал устойчивый туман.
Он должен был что-то сказать.
— Не прошло еще двух месяцев, а в классе нет ученика, который не имел бы двойки. Чем это вызвано? Может, кто-нибудь из вас объяснит?
Все молчали. Корнелю вспомнилось, что когда-то он обещал не говорить больше об учебе. Попробуй не говорить. Учитель за все в ответе.
— Я жду.
Он несколько раз прошелся от окна к двери и начал сам:
— Сегодня четыре человека не выполнили задание по химии. Кто это?
Встали Айно, Яак, Аарне и Харри. Корнель повернулся к Харри:
— Ну, я слушаю.
Харри пожал плечами.
— Вам нечего сказать?
— У меня не получилась задача.
— И это все?
Харри кивнул.
— Нужно было решать до тех пор, пока не получится… Яак, а у вас?
Тот облизнул губы и сказал тихо, но уверенно:
— Мне не нравится химия.
— Что?
— Мне не нравится химия, — повторил он чуть громче.
От неожиданности Корнель онемел. Затем он резко заговорил, вначале тихо, но постепенно повышая голос:
— Вам не нравится? И вы осмеливаетесь говорить об этом? Вы полагаете, что мне нравится кричать на вас? Многое может не нравиться. Большинство вещей на свете нам не нравится. Но мы обязаны делать свое дело! Понимаете, обязаны!
Яак упрямо опустил голову.
— А вы, Аарне?
— Я могу сказать то же самое.
— Что значит: то же самое?
Ответа не было. Но Корнель не мог так легко сдаться, он требовал, допытывался, просил. Чем вызвано такое отношение к серьезным вопросам? Никто не говорил об этом. Казалось, головы у всех забиты пустяками.
Корнель пытался найти ответ в их глазах. Но никто не решался взглянуть на него, никто не осмеливался смотреть даже на своего соседа. Одни изучали свои руки, другие смотрели в потолок.
Тишина. В чем дело? Одиннадцатый «А» был составлен из нескольких параллельных классов и даже из учеников других школ города. Корнель знал, с глазу на глаз каждый из них, возможно, и говорил бы откровенно, но все вместе… Неужели они, действительно, совершенно чужие друг другу?
Ему не оставалось ничего другого, как закончить урок. Всю дорогу домой он думал о своем классе. Больше всего удивлял его Аарне, который когда-то был его лучшим учеником. Корнелю казалось, что мысли Аарне заняты какой-то девушкой. Однако к вечеру он забыл об этом.
…В классе дискуссия разгорелась после ухода Корнеля.
— Послушайте, вы вообще надеетесь кончить школу? — спросил Харри. — Как вы думаете?
— Если продолжать в таком же духе, то, естественно, нет, — усмехнулась Лийви. — А ты что предлагаешь?
— С меня спрос невелик. Я буду последним из тех, кто кончит.
— Кто виноват? — вмешалась Криста, выжимавшая у крана тряпку.
— Почем я знаю…
— Сам виноват, — сказала Лийви.
— Прекрасно… — Харри вскочил на край стола как раз перед Лийви. — А если я не умею учиться? Кто тогда виноват?
— По-видимому, все-таки ты сам… И вообще, что это за разговоры: не умею учиться?
— Меня не заставили учиться.
— Детский лепет, — презрительно сказала Лийви. — В одиннадцатом пора самому понимать, что от тебя требуется.
— Пожалуй, Харри прав. — Андо постучал по разбитому стеклу, покрывавшему учительский стол. — Три года от нас ничего не требовали. А теперь вдруг требуют. Как будто я виноват, что мне лень…
— Конечно, виноват, тебе уже сказали… — Лийви взяла свою папку.
— А, брось… Три года учились, готовили к каждому уроку столько-то и столько-то страниц плюс столько и столько строк. А теперь извольте: обобщайте! Из пальца высоси.
Лийви снова положила папку на стул.
— Что же надо было делать?
— Не знаю… Надо было спрашивать побольше и обо всем, а не только по строчкам. И вообще я сам не знаю, что надо было делать. К тому же, это дело учителей. Меня это касается еще только шесть месяцев.
Что правда, то правда… Через шесть месяцев начнутся экзамены. Аарне усмехнулся.
— Корнель обещал еще сколотить за это время коллектив.
— Интересно, а как он это сделает? — спросила Лийви.
Она была небольшого роста и смотрела на Аарне снизу вверх.
— Лийви, ты чему-нибудь веришь?..
Криста собрала тряпки и щетки, отнесла их к двери и ополоснула руки. Потом повернулась к остальным:
— Скажите, почему у нас каждый сам по себе? Этим даже воздух пропитан.
У Лийви ответ был готов тотчас же:
— Разная степень развития.
Все задумались, а Харри сказал:
— Может быть, это и верно… Но как-никак… мы же почти одногодки, все кончили десять классов. Если и имеется разница, то, думаю, не такая уж большая. И это не должно быть помехой.
— Однако это так, — сказала Криста.
— Хорошо! А что же дальше?
— Ничего, — ответил Андо.
— Оставить, как есть?
— Слишком поздно что-нибудь менять. Все равно скоро все разойдемся.
Самое простое решение, думать так было легче всего.
Когда возвращались домой, на солнце белели первые сугробы и под ногами скрипел снег.
Аарне свернул на свою улочку. Все искрилось. С деревьев на землю осыпался иней. Был удивительно красивый день, но Аарне почувствовал вдруг какой-то непонятный страх.
Тетя Ида поставила на стол картошку и котлеты. В маленькой кухне было жарко. Сама села напротив Аарне и улыбнулась. Внимательно следя за его движениями, она спросила:
— Как дела в школе?
— Хорошо.
— Так, — заметила тетя и добавила: — Аарне, пожалуйста, не набивай рот. Это очень некрасиво. Если не веришь, посмотри в зеркало.
Все это было сказано весьма дружелюбно. Очевидно, у тети сегодня хороший день.
День визита
ААРНЕ СТОЯЛ УЖЕ БОЛЬШЕ МИНУТЫ у двери светлого индивидуального дома. Он сам не знал, чего боялся. Такой страх охватывал его всегда перед тем, как он входил в чужой дом.
Это был дом Майи. Девушка пригласила его сегодня в гости.
Аарне нажал на синюю кнопку. Звонок был где-то далеко, а возможно, дверь была такой толстой, что звонка не было слышно. Аарне уже снова потянулся к звонку, когда внутри послышались шаги, щелкнул ключ и дверь неожиданно отворилась.
На пороге стояла высокая женщина неопределенного возраста. На ней были светло-коричневая юбка, лиловый джемпер. Улыбалась она как-то по-деловому.
— Что вам угодно?
— Извините, Майя дома?
— Да. Пожалуйста?
Аарне подумал, что его приглашают в дом, но женщина загораживала вход.
— Я не знаю… — начал юноша.
Женщина заметила его беспомощность.
— Хорошо, — миролюбиво сказала она, отошла от двери и позвала: — Майя!
На лестнице послышались легкие шаги.
— Майя, к тебе гость.
Рядом с матерью появилось лицо Майи. Девушка немного смутилась, но тотчас же произнесла:
— Заходи, пожалуйста!
Аарне прошел мимо подозрительно глядевшей на него женщины. Ему казалось, что на линолеуме остаются большие безобразные следы, но он боялся смотреть под ноги.
— Майя, подай гостю вешалку!
Гость взял вешалку и хотел повесить пальто в нишу около двери. Но, видимо, не рассчитал, и пальто вместе с вешалкой упало на пол.
Юноша чуть не заскрипел зубами, понимая, что вконец опозорился. Надо же было ему сюда прийти!..
Женщина улыбнулась тонкими чувственными губами:
— Майя, гостю нужна щетка!
Аарне взял щетку и провел несколько раз по пальто. Он ненавидел себя, все время чувствуя спиной насмешливый взгляд женщины… Майя куда-то исчезла.
Он протянул женщине щетку:
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Наконец Майя пришла.
— Пригласи гостя в салон. И чувствуйте себя как дома.
— Спасибо, — сказал Аарне.
В комнате было одно большое окно. Кругом чисто и светло, все блестело. На полу лежала медвежья шкура. На одной стене висел модный ковер, а напротив — акварель. Мебель начала пятидесятых годов: диван, два кресла, круглый стол. На столе книги: «Иван Грозный», «Развеянные мифы», «Тарантул». У окна фикус, рядом торшер.
— Присаживайся!
Как только мать вышла, Майя стала вести себя непринужденно. Она улыбнулась, прыгнула в кресло и подвернула под себя край платья.
— Вот так я и живу…
Аарне кивнул. Они сидели и молча смотрели друг на друга. Где-то гремели посудой. В батареях центрального отопления журчала вода.
Майя спрыгнула с кресла, подошла к окну и задернула шторы.
— Я зажгу свет. А то мама еще подумает…
— Что она подумает?
— Да ничего, глупенький, — сказала Майя и зажгла красно-желтую лампу. Стало уютнее. Аарне почувствовал себя лучше.
Неожиданно в коридоре послышался шум. Кто-то вытирал линолеум. Аарне вздрогнул. Наверное, его следы…
Майя, ничего не замечая, весело болтала. Аарне напряженно прислушивался, но в прихожей уже никого не было. В соседней комнате включили радио.
Эх раз, еще раз,
еще много-много раз…
Аарне рассеянно отвечал на вопросы. Через четверть часа он прошептал:
— Пойдем. Проводи меня немного.
Майя удивилась, улыбка исчезла с ее лица. Она спросила:
— Так скоро? Ты куда-нибудь спешишь?
— Нет… ну, конечно… я должен идти, понимаешь? Пожалуйста, пойдем. Погуляем немного…
— Тебе здесь не нравится?
Майя пыталась заглянуть ему в глаза. Аарне повторил еще настойчивее: