Чем мы были наполнены до края — это желанием быстрее реализовать свои планы, чтобы вывести страну в самые передовые страны мира. То, чего нам недоставало, дополнялось энтузиазмом.
Для строительства Челябинского ферросплавного завода нам не могли дать достаточного количества железа. Нет железа — заменили его деревом, устанавливали в плавильном цехе деревянные стропила.
Суровый климат Урала не останавливал строительных работ, даже зимой в сильные морозы. Сооружались тепляки, строящиеся цеха обшивались тёсом, внутрь этого сооружения вводили паровозы и паром отапливали места производства работ.
Не было квалифицированных людей, — их здесь же при сооружении печей обучали и работе. Следы этого прошлого сохранились на заводе даже в технической терминологии. Рабочие — бывшие строители — называли руду чёрной и белой щебёнкой, как называли они прежде дроблёный камень, используемый при изготовлении бетона.
Трудности познания новой технологии сопровождались трудностями овладения сложным оборудованием, поступавшим к нам из-за границы. Мы заказывали самое новое, нередко уникальное оборудование. Нам хотелось создавать заводы, в которых были бы использованы все достижения мировой науки и техники.
Борьба за план
Постоянная тревога за план и за порученное дело объединяли людей.
Директора заводов знали один другого и оказывали друг другу помощь. Как-то в большую беду попал наш ферросплавный завод. Не помню, по какой именно причине, но были задержаны анализы выплавленного на заводе ферровольфрама. Самая дорогая продукция завода, скопившаяся почти за месяц работы, не могла быть отправлена потребителям.
Но вот наконец анализы сделаны, но оказалось, что весь ферровольфрам является браком — содержание марганца в нём значительно превышало установленные нормы. Удалить марганец из ферровольфрама нетрудно, но необходимо весь металл вновь переплавить.
Анализы ферровольфрама мы получили двадцать шестого декабря — конец года. На небольшой заводской печи переплавить весь металл в оставшиеся дни было технически невозможно. Под угрозой оказалось выполнение всего годового плана. А завод всегда свои планы выполнял.
Что же делать?
На соседнем абразивном заводе были установлены электропечи значительно большей мощности. Завод уже выполнил свой годовой план и две печи остановил на ремонт. Нам все это было известно. Вот тогда и возникла идея, попросить взаймы эти печи на три дня и весь ферровольфрам переплавить в них.
Было только одно сомнение: можно ли вообще изготовлять сплавы, подобные ферровольфраму, в печах такой большой мощности. В мировой практике такого опыта не было. Даже печи Челябинского завода в то время относились к числу наиболее крупных, они более чем в два раза превышали аналогичные печи европейских заводов. Однако другого выхода не было — или примириться с тем, что завод не выполнит годового плана, или идти на этот вынужденный риск.
Директор абразивного завода согласился уступить на три дня свои печи, а мы обещали ему помочь в проведении ремонтных работ, чтобы он смог уложиться в утверждённый ему график ремонта.
Опыт переплавки ферровольфрама привёл к неожиданным результатам. Печи работали более спокойно, чем мы ожидали, расход энергии оказался ниже, качество полученного металла много выше, а отходы резко сократились. План был выполнен, и коллектив завода приобрёл новый бесценный опыт производства.
Мелочи жизни
В Челябинске руководящие работники заводов и городских организаций знали друг друга и часто встречались.
Воскресные дни, а также большие праздники мы нередко проводили вместе.
Во время этих встреч рассказывалось много забавных историй, весёлых анекдотов, а большинство знаменитых охотничьих рассказов я впервые услышал здесь, в Челябинске.
Как-то с Власовым мы поехали по делам завода в Миас. На лесной дороге нас догнал на своей машине начальник Челябинской областной милиции.
— Закусывали? — спросил он после того, как мы поздоровались.
— Нет ещё, — ответил Власов.
— А пора!
Мы остановили машины и расположились на полянке.
И у нас с собой и у него была обильная закуска и по бутылке вина. Выпив и закусив, начальник милиции поставил пустую бутылку из-под вина и спросил:
— Ну, кто попадёт? — и вынул из машины мелкокалиберную винтовку.
Он считался по области лучшим стрелком. Не знаю почему, но я подошёл к бутылке, вставил в горлышко прутик и сказал:
— В бутылку-то каждый попадёт. Вы вот в прутик попадите!
Он бросил на меня взгляд, в котором одновременно было и сожаление о том, что интеллигентный человек в силу своей некомпетентности может предлагать такие несуразности, и чувство собственного превосходства.
— Ну знаете, это, может быть, там, за границей, где вы были, в такие мишени стреляют, а у нас люди разумные. Да вы сами сначала попробуйте!
Я взял винтовку. Стрелял я неплохо. Но, конечно, совершенно не думал, что в прутик можно попасть. Прицелился, нажал курок и был страшно поражён, когда увидел, что перебил прутик.
— Ну вот видите, как стрелять надо, — не моргнув глазом, сказал я ошарашенному начальнику милиции.
— Да-а… — Больше я от него ничего не услышал. Меня сочли снайпером.
Так вот иногда и создаются авторитеты на чистых случайностях.
Старатели
Как-то летом мы с Власовым поехали на машине на Златоустовский завод, там должно было происходить совещание по вопросам снижения себестоимости продукции заводов Главспецстали. Из Челябинска в Златоуст вела узкая вся в выбоинах грунтовая дорога. Ехали медленно. На полпути между Челябинском и Миасом, когда мы пересекали небольшую речку, я увидел в стороне от дороги троих работающих мужиков. Один из них бросал лопатой землю из кучи, второй качал ручной помпой воду из речки, а третий из телеги что-то разгружал. Я спросил Власова, что они там делают.
— Золото моют, старатели.
Я попросил его остановиться. Как добывают золото, я знал только по рассказам Джека Лондона. Подошли к старателям, поздоровались, и я спросил:
— Что, песок промываете?
— Какой песок, — сердито ответил один из них. — Пашню возим, не видите, что ли, её моем. Здесь песку нет. Вот оно где золото-то лежит, — и он показал на распаханное поле. — Сверху пшеница растёт, а в земле золото спрятано.
В это время один из тройки старателей подвёз воз земли и стал лопатой разгружать её в кучку на берегу. Все устройство для промывки «породы» состояло из двух деревянных желобов и большого эмалированного таза. Вода подавалась ручным насосом — помпой, сделанной из железной трубы диаметром около ста миллиметров. Под струю воды один из старателей бросал лопатой землю. По наклонной плоскости желоба вода относила все лёгкие частицы, стекая во второй жёлоб, стоящий немного ниже, и далее — в эмалированный таз.
— Ну а когда золото вынимать будете? — спроси старателей.
— Да вот минут через десять. Мы уже давно моем.
— А сколько в день намываете?
— Когда как. Если повезёт, то двадцать-двадцать пять граммов в день.
Старатели кончили промывку и смыли все тяжёлые частицы, находившиеся на дне желобов, в эмалированный таз. Осторожно слили из него воду, выбросили всю наиболее крупную гальку, предварительно тщательно осмотрев каждый камешек. Потом из бутылочки вылили в таз ртуть и стали вращать блюдо, гоняя ртуть по блюду так, чтобы она проходила по находящемуся на дне осадку твёрдых частиц. Наконец старатель наклонил таз, а второй подставил пустую банку из-под консервов с опущенным в неё куском тряпки. Он вылил ртуть на тряпку и стал отжимать её в банку. Когда развернул тряпку, там лежали два белых кусочка.
— Ну, вот вам и золото.
Он положил кусочки на жестянку и пошёл к горящему костру. Опустив жестянку с белыми кусочками золота над углями, старатель стал их нагревать. Кусочки пожелтели.
— Теперь все.
— Сколько же здесь по весу будет? — спросил я.
— В этом граммов пять, а в этом — более восьми.
Мы распрощались со старателями и поехали дальше.
В то время на всем Южном Урале фактически существовали две расчётные единицы — рубль и грамм золота. Золото можно было покупать у старателей по сорок рублей за грамм.
Как-то летом 1936 года нам вместе с Власовым пришлось побывать на рудниках, находившихся недалеко от станции Бреды. Машины у нас не было, и мы решили нанять лошадь. Обратились к одному из местных жителей.
— Что же, довезти можно. Почему не довезти. Заплатите, так довезу.
— Ну, а сколько возьмёте? — спросил Власов.
— Да цена-то у нас до этих мест известная. Все мы одинаково берём — меньше я не возьму, а больше вы все равно не дадите.
— Сколько же всё-таки?
— Шесть.
— Чего шесть?
Шесть грамм.
Чего шесть грамм?
Золотишка шесть грамм. Чего же ещё-то. На граммы у нас здесь золото да водку мерят.
— Но где ж я вам золота-то возьму?
— Да вам себя и утруждать не надо. Цена-то у нас тоже известная — сорок рублей за грамм.
В Челябинской области в то время старателей было очень много. Как только началась весна, они уходили на поиски золота. У нас на заводе было несколько ревностных золотоискателей. Ещё на полях лежал снег, но им уже не терпелось и они просили дать им отпуск без сохранения жалования. Удержать их на заводе было невозможно. Это были люди, заражённые страстью золотоискательства, страдающие болезнью особого рода. Мне нередко приходилось разговаривать с ними. Один, питавший ко мне особое доверие, неоднократно предлагал ехать с ним. «Верное место знаю. Может быть, поедете со мной на золотишко. Мно-ого намыть можно», — убеждал он меня.
В сентябре после нескольких месяцев отсутствия я вновь встретил его и еле узнал. Он был оборван, худ, оброс разноцветной щетиной. Мы поздоровались.
— Много намыли? — спросил я его.
— Ошибочку допустил. Надо было левее взять, но вот не догадался. Зря время испортил. Левее оно должно лежать. Некуда ему больше податься. Вот на будущий год туда направлюсь… Может быть, поедете, а?