сваживати» («Духовная грамота великого князя Симеона Гордого», 1353 г.). Но особенно типичны такие глаголы для приказного языка Московской Руси, где они употребляются чаще всего в форме прошедшего времени и с отрицанием: «я холоп твои ево ондрѣева двора не зажигивал и зажеч никому не веливал» («Челобитная стрелецкого головы П. Красного», 7 июня 1633 г.); «своихъ помѣстей не мьнивали; онъ своей вотчины никому не продавывал; ничего къ нему тотъ холопъ не принашивал» (все примеры из «Уложения» 1649 г.) и др.
В синтаксисе деловой речи, как уже говорилось, большое место занимали условные придаточные предложения. В приказном языке Московской Руси старые условные союзы (старославянское аще, русские оже, аже) постепенно уступают место новым союзам, возникшим из полнозначных слов. Так, если в Русской Правде господствуют аще, оже и аже, то в «Уложении» 1649 г. условные придаточные предложения регулярно начинаются словами а будетъ («а будетъ кто умышлениемъ и измѣною городъ зажжеть...»), союзом а («а кому лучится стояти...») или словом будетъ («будетъ кто какимъ умышлениемъ...») (48, стр. 136—137).
С древнейших пор для деловой речи типично нанизывание предложений с помощью соединительных союзов а, и, да, например: «а даръ имати тобе о(т) техъ волостии. а бес посадника тобе волостии не раздавати. а кому раздаялъ волости. братъ твои александръ. или дмитрии. съ новгородци. тобе техъ волостии без вины не лишати» («Договорная грамота Новгорода с великим князем Ярославом Ярославичем», 1264 или 1265 г.); повторение союзов и предлогов перед каждым из однородных членов предложения: «а сю грамоту пи(с҃)лъ есмь пере(҃д) своими о҃ци. пере(҃д) вл҃дкою володимерьскимъ перед(҃ъ) олексѣемъ пере(҃д) вл҃дкою переяславьскимъ офонасеемъ. пере(҃д) вл҃дкою коломеньскимъ офонасьемъ. пере(҃д) архимандритомъ петромъ. пере(҃д) архимандритомъ пере(҃д) филимономъ. пере(҃д) своимъ о҃цемъ д҃шевнымъ попомъ евсевьемъ» («Духовная грамота великого князя Симеона Гордого», 1353 г.), а также ряд других синтаксических явлений (6).
Некоторыми специфическими синтаксическими особенностями отличался приказной язык Московской Руси, например, в нем было чрезвычайно широко распространено употребление названия лица после местоимения: «служил я холоп твои прежним гсдремъ и тебѣ гсдрю тритцат пят лѣтъ» («Челобитная сторожа Мастерской палаты И. Тимофеева», 30 мая 1638 г.).
Таковы вкратце некоторые основные черты языка деловых документов Древней Руси.
В XVI и особенно в XVII в. деловая речь оказывает все большее влияние на художественную литературу (см. стр. 89). В то же время в деловых документах начинают использоваться некоторые художественные средства. Так, в грамотах XVII в. встречается рифмованная неритмическая речь, например: а вамъ о томъ не вчуже по бозѣревновати, что за свою вѣру и за все православное крестьянство стояти и своя страны отъ иноплеменных свобожати; богоотступники литовские люди и съ ними руские воры, государевы измѣнники... села и волости и деревни воюютъ, и церкви божии разоряютъ, и образы колупаютъ, и окладъ и кузнь [т. е. оковку] снимаютъ, и православную вѣру попираютъ.
В документах того же времени можно отметить и повторение синонимов: им в свою землю ехати безо всякого задержания и зацепки; и мы... молили и просили, и радели и промышляли;... и то делается нераденьем, небреженьем вашим; обыскивати накрепко, не боясь и не страшася никого ни в чем; было многое их челобитье, что они вконец оскудали и разорились (15, стр. 212—214).
Используя эти и некоторые другие приемы, авторы грамот, очевидно, стремились усилить эмоциональность речи с тем, чтобы побудить читавшего к определенным действиям, убедить его в чем-то.
Эти элементы художественной речи — довольно редкое явление в деловых документах. В целом их язык очень конкретен и традиционен. И тем не менее начавшееся взаимопроникновение художественной и деловой речи явилось одним из тех явлений, в результате которых уже в новое время были постепенно выработаны нормы русского национального языка.
3. СЛАВЯНИЗМЫ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Как известно, в русский язык вошло значительное число слов из старославянского и церковнославянского языков. Какова была их судьба, подверглись ли они каким-нибудь изменениям и в чем причины этих изменений? Остановимся главным образом на некоторых примерах из истории слов, почти не касаясь других сторон языка (грамматических форм, синтаксических конструкций, словообразовательных элементов, фразеологических выражений).
Многие славянизмы прочно «вросли» в древнерусский язык уже с древнейших времен. Некоторые из них настолько прочно закрепились в русском языке, что стали соединяться с русскими суффиксами и приставками. Так, глагол перебраниваться возник путем соединения славянизма бранитися с русской приставкой пере- и русским суффиксом -ива-, в глаголе обезвреживать представлен корень со старославянским неполногласием, но русским ж (вместо старославянского жд), а также русский суффикс -ива- и т. п. Довольно много славянизмов закрепилось в русском языке, несмотря на то что в живой речи были русские слова, имевшие то же самое значение. Славянизм благо, например, очень рано вытеснил из употребления русское слово болого (этот корень сохранился, правда, в названии города Бологое). Слово болого — «добро» отмечено в очень немногих древних памятниках, например в Русской Правде: «...ему болого дѣлъ [т. е. делал] и хоронилъ товаръ его».
Аналогично сложилась история, например, таких слов, как работа — робота, жребий — жеребий, мрак — морок, смрад — смород (корень сохранился в названии ягоды смородина — исконно: «ягода, имеющая смород, т. е. запах»), сладкий — солодкий (сравните солод), овощь — овочъ, пещера — печера, прельстити — перельстити и др. Уже после XIV—XV вв. в русской письменности, а затем и в устной речи закрепились такие слова, как вождь, одежда, нужда, жажда, юноша, юдоль и другие, вытеснив из литературного языка русские вожь, одежа, нужа, жажа, уноша, удоль.
Многие славянизмы вообще не имели русского синонима, т. е. называли такие понятия, для выражения которых в живых говорах, по-видимому, не было слов.
В древнерусский язык из греческого языка через старославянский проникли слова, связанные с христианской религией, например; адъ — греч. άδης (1. Аид — властитель подземного царства; 2. ад); амвонъ («возвышение перед алтарем в церкви для чтения, пения и проповеди») — греч. άμβων; аминь или аминъ («так; да будет так; истинно», употреблялось в конце молитв и поучений — греч. αμήν; ангелъ — греч. άγγελος — «вестник»; апостолъ — греч. απόστολος — «посол»; архимандритъ — греч. αρχιμανδρίτης; евангелие — греч. ευαγγέλιον, собственно, «благовестие»; епископъ — греч. επίσκοπος; икона — греч. εικών — «изображение»; монастырь — греч. μοναστήριον и др. В старо- и церковнославянском языках возникли многие слова с абстрактным или религиозным значением, также не имевшие синонимов в живой древнерусской речи, например: беззаконие, безбожьныи, благовѣрьныи, благовѣщати, благодарити — первоначально «одарять благом (добром)», благодать, благонравие, благословити, боголюбивыи, велеречивыи, великолѣпие, владыка, възбранити, вьсенощьныи, добродѣтель, животворьныи, злословие, предърещи, пренебрещи, преобразити, преодолѣти, препиратися, претворити, преумъножити, распяти и др. Многие из таких слов образованы по модели греческих слов. Например, беззаконие в переводных памятниках обычно передает греческое ανομία — «беззаконие; отсутствие законов», образованное от слова νόμος — «обычай», «закон» с помощью отрицательной приставки α- и суффикса с абстрактным значением -ία. Так же образовано и славянское беззаконие: корень слова νόμος передан корнем -закон-, приставка α- — приставкой без-, а суффикс -ία — суффиксом -ие. Старославянским словом благовѣщати переводилось обычно греческое ευαγγελιζεσϑαι — сложное слово, состоящее из ευ- — «хорошо», переданное славянским благо, и αγγελιζεσϑαι, переданное славянским вѣщати.
Отсутствие конкуренции со стороны русских синонимов облегчало постепенное вхождение этих слов в светские жанры. Так, например, глагол преодолѣти представлен в воинской повести: «Благовѣрный же князь Федоръ Юрьевичь резанской посмѣяся и рече царю: «...Аще насъ приодолѣеши [описка вместо преодолѣеши], то и женами нашими владѣти начнеши» («Повесть о разорении Батыем Рязани в 1237 г.»). Интересно, что многие славянизмы, вошедшие в русский язык, сначала были недостаточно понятны. Такие славянизмы мы встречаем в древних словарях среди «неразумных на разум» слов и выражений. Там они пояснялись более понятными словами. Так, например, в одном новгородском словаре XV в. слово качьство поясняется так: «естество, каковому есть», количьство — «мера есть колика»; своиство — «кто имать что особно»; смерчь — «облакъ дъждевенъ» и др. (8, стр. 82).
Можно было бы привести еще очень много примеров славянизмов, закрепившихся в разное время в русском литературном языке. Вместе с тем значительное число славянизмов, употреблявшихся в течение длительного времени в светской литературе, в конечном счете вышло из употребления. Победой русского слова закончилась конкуренция таких слов, как злато — золото, влас — волос, брег — берег,