ѣдникъ, и благовѣстникъ, и исповѣдникъ, святитель, учитель, чиститель, посѣтитель [т. е. тот, кто навещает страдающих, покровитель], правитель, исцѣлитель, архиереи, стражевожь [руководитель, защитник], пастырь, наставникъ, сказатель, отецъ, епископъ». Как видно из этого примера, такие перечни могут оживляться рифмовкой: за сериейслов на -никъ следует серия слов на -тель. Часто близкие по значению слова попарно объединяются (обычно с помощью союза и). Такие объединения можно встретить как в составе длинных перечней, так и вне их: «...и много подвизався на добродѣтель, постомъ и молитвою, чистотою и смирениемъ, въздержаниемь и трезвѣниемъ, терпѣниемъ и безлобиемъ, послушаниемъ же и любовию» («Житие Стефана Пермского»); «да уведять вси, яко самого господа промысломъ и волею, того пречистыя матере молитвою и хотѣниемъ создася и свершися боголѣпная и великая церькы святыя богородица печерьская» («Киево-Печерский патерик», XIII в., список 1406 г.) и т. п.
Нередко в текстах сближаются слова, частично совпадающие по составу морфем или просто близкие по звучанию: «...печаль прият мя и жалость поят мя» («Житие Сергия Чудотворца»), «простота без пестроты» (там же). Такие слова называются паронимами, а их стилистическое использование — парономазией (от греч. παρα- «возле, вблизи», ονομάζω — «называю»).
Одним из видов парономазии является этимологическая фигура — риторический прием, заключающийся в повторении этимологически (т. е. по происхождению) родственных слов. Этот прием часто используется, например, в «Огласительных поучениях Феодора Студита». Это один из первых памятников, переведенных на Руси с греческого языка (в конце XI — начале XII в.). Переводчик этого памятника успешно воспроизводил риторические приемы греческого текста, зачастую самостоятельно создавая новые средства их передачи. Так, например, только в тексте «Поучений», но зато целых двадцать раз встретился глагол премолитися, который употребляется только в сочетании с глаголом молитися:молитеся и премолитеся (так Феодор Студит призывал своих слушателей); в греческом тексте чаще всего этому сочетанию соответствовал глагол εύχομαι — «обращаться с просьбами, молиться» в сочетании с глаголом υπερεύχομαι, образованным от первого глагола с помощью усилительной приставки υπερ-. По образцу глагола υπερεύχομαι переводчик и образовал глагол премолитися (υπερ — пре-; εύχομαι — молитися).
Изредка и в современной речи используется этот прием, например; пошлость пошлого человека, шутки шутить и др.; сравните также библейские по происхождению выражения кесарево кесарю, смертию смерть поправ и др. Конечно, такое «масляное масло» оправдано только в том случае, если служит средством выразительности. В древности этот прием был одним из самых распространенных. Приведем еще несколько примеров из разных памятников XI—XV вв.: дѣлъмь дѣлатель, златослове и златоусте, горя вѣрою правовѣрия, видимое видение, свѣтильникъ свѣтлыи, божьствьными блистании блистая, умьртвивъша съмьрть, хвалить же похвальными гласы, злозамышленное умышление, скорообразнымъ образомъ, смиренномудростью умудряшеся, обновляху обновлениемъ, падениемъ падоша, устрашистеся страхомъ, запрещением запретить, неустроеннаа построити, исповѣдника ли тя исповѣдаю и т. п.
Другим видом парономазии, употреблявшимся в церковнославянских текстах, является так называемый полиптот (греч. πολυ- «много», πτωτικός — «падежный») — риторический прием, заключающийся в употреблении одного и того же слова в разных падежах: лицьмь же к лицу; яко ка свѣтильницѣ свѣтильникъ; избьрана съ избьраными (примеры из «Минеи 1095—1097 гг.»).
Все эти риторические приемы были призваны не только продемонстрировать искусство автора или переводчика. Повторение слов, близких по значению, вновь и вновь возвращало читателя к основному предмету речи, к тому общему понятию, которое лежало в основе значений всех повторяющихся слов. Тем самым демонстрировалась сложность, многоплановость этого понятия, утверждалась его важность, возвышенность.
Отделка звуковой стороны речи была рассчитана прежде всего на устное восприятие текста. Не следует забывать, что поучительно-риторические произведения читались их авторами в присутствии многих слушателей. В частности, знаменитое «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона — образец высокого ораторского искусства XI в., — очевидно, было произнесено как проповедь в Киеве перед князем Ярославом и его приближенными. Минеи читались во время богослужения. Несомненно, что многие произведения воздействовали на слушателя не только своим смыслом, но и своей внешней отделкой, и прежде всего звуковой стороной и интонацией.
В церковно-книжных сочинениях — независимо от того, предназначались ли они для устного чтения или нет — постоянны такие элементы ораторского искусства, как призывы и вопросы, обращенные к читателю, и авторские восклицания, выражающие радость, восторг, преклонение или горе. Известный русский церковный оратор и публицист Серапион Владимирский, бывший епископом в г. Владимире в 1274—1275 гг., так обращается к своей пастве: «Почюдимъ [т. е. подивимся], братие, человѣколюбье бога нашего. Како ны приводитъ к себе? кыми ли словесы не наказаеть [т. е. поучает] насъ? кыми ли запрѣщении не запрѣти намъ?» («Слово третье»). Вот восторженное обращение, адресованное князьям — святым Борису и Глебу и одновременно — гробу и церкви, где были положены их тела: «О блаженая убо гроба (это форма двойственного числа существительного гробъ) приимъши телеси ваю [т. е. ваши, Бориса, и Глеба] чьстьнѣи акы съкровище мъногоцѣньно бл҃женая ц҃ркы в неи же положенѣ быста рацѣ [т. е. гробницы] ваю стѣи имущи блженѣи телеси ваю. о христова угодьника» («Сказание о Борисе и Глебе», конец XI или начало XII в.).
Наряду с разного рода перечислениями, в которых слова следовали друг за другом, в церковнославянских текстах очень часто применялось нанизывание предложений однотипной конструкции. Эти предложения (простые и сложные) чаще всего имели равное число членов (подлежащих, сказуемых и т. д.), причем в каждом предложении эти члены следовали друг за другом в одном и том же порядке; к тому же каждый член предложения так или иначе «перекликался» (т. е. был связан по значению или по форме) с соответствующим членом всех других предложений: подлежащее с подлежащим, сказуемое со сказуемым и т. д. Перекликались чаще всего слова, означающие разновидности какого-нибудь более общего понятия, синонимы, антонимы (т. е. слова, противоположные по значению), а также просто тождественные слова. Конечно, встречались и нарушения этой строгой схемы, иногда включались «лишние» слова, но основа ее сохранялась.
Рассмотрим ряд примеров. В церковно-книжных произведениях постоянно противопоставляются такие понятия, как добро и зло, высокое и низкое, духовное и материальное, жизнь и смерть, причем текст организуется таким образом, чтобы эти противопоставления были максимально отчетливыми:
добро | творящтяя | чьсти
и зъло | творяштимъ | запрѣщаи
«Изборник 1076 г.»[9]
В этих однотипных по структуре предложениях отчетливо противопоставлены друг другу антонимы чьстити и запрѣщати, добро и зло; это противопоставление особенно ярко выделяется на фоне повторяющихся форм причастия глагола mвopumu. Вот еще подобные примеры:
буди | пониженъ | | главою
| высокъ же | | умъмь
очи | имъя | въ | земли
умьнѣи | же | въ |нб҃си
уста | | | сътиштена
а срд҃чьная | въину (т. е. всегда)|къ б҃у| въпиюшта
«Изборник 1076 г.»
Вкупѣ | жихъ | съ | тобою
вкупѣ и | умру | съ | тобою
уность | не отъиде | отъ | насъ
а старость | не постиже | | насъ
«Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича», XV в.
Нередко автор несколько раз говорит об одном и том же, но употребляет при этом различные слова; создается так называемая стилистическая симметрия:
възишти | кыимь | путьмь | идоша
и | коею | стьзею | текоша
«Изборник 1076 г.»
Часто однотипные предложения соединяются воедино с помощью одного слова, которое повторяется в каждом из них, и при этом в одном и том же месте:
Страньно | твое | зачатие
cтраньно | твое | рожьство
страньнъ | твои | исходъ, д҃во
cтраньно | вънутрь | црк҃ви жилище
cтраньна | твоя | вся
«Минея 1095—1097 гг.»
Стилистические повторы могут завершаться противопоставлением повторяющегося слова его антониму:
никто | же убо | буди | непослушливъ.
никто | же | буди | ропотникъ.
никто | же | буди | шепотникъ.
никто | же | буди | клеветникъ.
никто | же | буди | дерзъ.
никто | же | буди | лжесловець.
никто | же | буди | смѣхотворець.
никто | же | буди | ревностр(҃с)тьникъ.
никто | же | буди | завистотворець...
но вси | твердѣ | вся | изрядная б҃ия творяще.
«Огласительные поучения Феодора Студита»
Повторение начальных слов, звуков или грамматических конструкций в сходных по строению отрезках речи называется анафорой (от греч. αναφορά, первоначальное значение которого — «вынесение наверх»). Используя этот прием, авторы получали возможность подчеркнуть, выделить, сопоставить или противопоставить важные для них понятия. Близость или противоположность значений сопоставляемых слов, параллелизм, сходство в строении предложений соответствовали параллелизму, сходству или контрасту самих понятий. Конец и начало каждого предложения перекликались друг с другом, обрамляли каждое предложение, фиксировали его границы, иногда ограничивали его размер. В тексте возникал своеобразный ритм. Х