— Спросите хозяина, какой он национальности.
— Татарин, конечно. Чего спрашивать?
— Нет, вы все-таки спросите.
Минут через десять хозяин принес на подносе четыре чурека и четыре тарелки хаши — супа с требухой.
— Все! — сказал он Леське.— Больше сдачи не будет.
— Ну, что ж. Спасибо и на этом. Между прочим, какой вы национальности?
Рябой хозяин покосился на веселого торговца и, запинаясь, сказал:
— Я… армянин…
— Э, кацо! Зачем неправду говоришь? Ты ведь грузин.
— Ну и что? Я вижу, господин не разбирается в кавказских народах, а я такой некрасивый! Пусть думает, что я армянин.
В гавань Леська уже, конечно, не пошел: нельзя же быть свинтусом. Но деньги все-таки заработать нужно? Леська направился в пролетарскую часть города. Мужчины сейчас на войне, рабочие руки могут пригодиться, а он готов работать за похлебку: дров наколоть, погрузить что-нибудь,— мало ли что. Но полдня хождения ничего не дали: все дрова наколоты и все тяжести перенесены. Усталый, измученный, Леська заглянул, наконец, в большой двор, застроенный в старинной итальянской манере: двухъярусные строения с длинным общим балконом вместо коридора спускали со второго этажа длинные двухпалубные лестницы, на которых, как правило, сидели кошки и старухи.
Леська набрался духу и вошел. Подойдя к старухе с седой бородкой, он спросил:
— У вас есть кто-нибудь на войне?
— А тебе что?
— Я могу нагадать вам так, что вы увидите его сегодня во сне.
— Иди, иди. Я каждый день вижу его во сне!
— Жаль. Я бы взял недорого: одну керенку.
— Иди, ищи дураков. Ступай. Керенка — это двадцать рублей. Бутылка молока.
— В чем дело? — спросила другая старуха, в отличие от первой усатая.
— Да вот гадальщика черт принес. Шляются тут всякие.
— А про что он гадает?
— Про что? За одну керенку выдаст тебя замуж за генерал-губернатора.
— А ну, а ну, мальчик, поди-ка сюда. Ты и вправду гадаешь?
— Гадаю.
— А как? По картам?
— Нет, по руке.
— Ну-ка, погадай.
Бедняки крепко держат копейку. Не всегда потратят ее даже на необходимое. Но гаданье?.. Кто не надеется на лучшее? Кто не живет мечтами?
Леська раскрыл старушечью ладонь и стал вспоминать все, чему его учила цыганка Настя.
— Жить будете долго. Денег у родителей не было, у вас чуть-чуть побольше, но тоже не густо.
— Верно,— сказала старушка.— Догадаться нетрудно.
— Человек вы хороший, добрый, муж с вами ругался, но, в общем, любил вас. Да вас и нельзя не любить. А сами вы сначала любили совсем другого человека.
— Правильно! Скажи на милость!
— Есть у вас и талантец. Небольшой, но есть. Только вы его не развили. Вы что, поете?
— Нет. Белошвейка я. И хорошая. Второй такой во всем городе нет. Про талант это ты правду сказал, а насчет того, что не развила,— неправду. Ну, еще что скажешь?
— А что старухе много рассказывать? — ворчливо отозвалась бородатая.— Какое у тебя будущее? Крест да ограда. Это и я угадать могу.
— Я могу так загадать,— сказал Леська,— что вы увидите во сне любимого человека.
— Что ж. Это хорошо.
Леська взял в обе ладони бабусину руку.
— Скажите мне на ухо, как его имя?
— А зачем шепотом? — отозвалась бородатая.— Все знают: Валька ее зовут. Внучка ее.
— Беленькая? Черненькая?
— Рыжая! — снова объявила бородачка.
— Сколько лет? — шепотом спросил Леська.
Бородатая не расслышала.
— Четырнадцать,— тихонько сказала усатенькая.
— Веснушки есть?
— Есть.
— Много?
— Хватит на всех! — засмеялась бабушка.
Леська отпустил ее руку.
— Сегодня же ночью Валюша вам приснится.
— Валюша?
— Да, да.
— Как это он хорошо сказал: «Валюша». А мы все «Валька» да «Валька».
Бабуся задрала верхнюю юбку, из кармана нижней вынула керенку и подала ее Леське. Так. Бутылка молока в кармане. Живем!
— А теперь мне погадай,— не глядя прокаркала старуха-бородач.
— Ага! Разобрало! — захихикала усатенькая.
— Не твое дело, старая!
Через пять минут у Леськи уже была обширная клиентура. Несчастный парень потел, стараясь говорить разное, но как-то так получалось, что все бабушки выходили замуж не за тех, кого любили. Это поражало всех.
— Марфа! — закричала одна из старух молодой женщине, которая вышла на балкон узнать, по которому делу шум.— Марфа! Давай сюды! Тут парень ворожит. Ух, как верно!
Пока Леська расправлялся со старухами и богател на глазах, женщина спустилась со второго этажа. За ней ковыляла девочка лет четырех. Женщина постояла, послушала, потом сказала:
— Не верю я во все это, но все-таки — чем черт не шутит?
Леська взял ее большую руку в свои и с холодком под грудью почувствовал, какая она живая, женская рука.
— На кого гадаете?
Женщина поднесла губы к его уху и шепнула:
— Андерс!
При этом она нечаянно коснулась кончиком носа его уха.
— Муж? — вздрогнув, спросил Леська.
— Да,— шепнула она.
— Брюнет? Блондин? — продолжал спрашивать Леська, обмирая от ее шепота.
— Блондин.
— Сколько ему лет?
— Тридцать два.
Он не поднял глаз на эту женщину, хотя она и подала ему две керенки. Нет, грузчики и за неделю столько не зарабатывали. Есть же на свете удачные профессии! Хоть стыдненько, да сытненько.
Поужинал Леська роскошно: заказал шашлык с почкой и стакан молодого вина. Потом сбегал на почту.
— Телеграмма Бредихину есть?
— Есть.
Слава богу. Денег на проезд хватит — дело в шляпе.
Леська вскрыл депешу и прочитал:
«ни коем случае не приезжай галахов спохватился деньги перевожу леонид».
Что ж теперь делать? Как жить? Крым невелик — из-под земли достанут. Опять приходится думать о Турции…
И вдруг его мощно потянуло к тем бабушкам, которым он вчера нагадал сны. Получилось ли что-нибудь из этого гаданья? Сегодня как раз воскресенье: все дома. Сидят, наверное, опять на своих лестницах вперемежку с котами.
Ноги сами принесли Леську к заветному двору. Он приоткрыл калитку: старухи и кошки на местах.
— А! — закричала одна старуха, больше других похожая на бабу-ягу.— Вот он, голубчик! Вот он, сукин кот! А ну-ка, верни обратно керенку, а то я тебя кочергой, жулик ты этакий.
— А что, собственно, случилось?
— Он еще спрашивает! Я за что заплатила тебе керенку? За то, чтобы увидеть во сне Лешку. А кого увидела? Тебя, дурака. Ну-ужен ты мне?
— Верно! И я видела. Отдавай обратно керенку.
Леська полез в карман и стал возвращать керенки.
— А вы? — спросил он бабушку, которая должна была увидеть Валюшу.— Тоже ко мне в претензии?
— Да что я? — засмеялась бабушка.— Я и вовсе глаз не сомкнула: у меня бессонница.
— А я видела своего Николку,— удовлетворенно сказала старуха с бородой.— Спасибо, мальчик. Уж так утешил!
На балконе второго этажа стояла Марфа с девочкой и молча глядела на него сверху.
— А вы тоже видели вместо мужа меня?
— Да.
— Значит, и вам нужно вернуть деньги?
— Зачем? Вам они нужнее.
— Нет, нет. Возьмите! Завтра я получу от брата.
Он взбежал на балкон и протянул ей две керенки.
— Я действительно во сне видела вас, но это было не так уж неприятно,— сказала она, смеясь, и отвела Леськину руку.
Тут Леська впервые взглянул на нее в упор: ему показалось, что где-то он ее видел.
— Мы с вами нигде не встречались? — спросил он.
— Нет, откуда же?
— Но мне почему-то ваше лицо очень знакомо.
Она засмеялась. Женщины всегда смеются, когда не знают, что ответить.
— Вы знаете,— сказал вдруг Леська.— Мне негде ночевать. Если бы вы позволили… Мне никакой постели не нужно! В тюрьме я спал на полу. А этот бушлат под голову… Ну, хоть на один-два дня, пока деньги придут.
Женщина поглядела на него внимательно и чуть-чуть принахмурилась.
— А кто вы такой?
— Я гимназист восьмого класса евпаторийской гимназии. Был арестован по недоразумению, теперь освобожден. Вот мой документ.
Леська дрожащими пальцами вытащил из портмоне бумажку военно-следственной комиссии.
— Я должна посоветоваться с мамой.
Леська остался на балконе с девочкой.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Леся. А тебя?
— Лидль.
— Лидия?
— Нет. Лидль, Лидль, Лидль! — завела она, точно звенела колокольчиком.— А ты кто такой? Капитан?
— Нет.
— А будешь капитаном?
— Не уверен. А ты кем будешь, когда вырастешь?
— Если я вырасту девочкой, то буду докторшей, а если мальчиком, то обязательно капитаном.
Вышла мать, за ней старуха, лицо которой было таким же белым, как и волосы. Она зорко оглядела Елисея и, ничего не сказав, вернулась в комнату. Марфа пошла за ней. Потом возвратилась.
— А приставать ко мне не будете?
— Что вы, что вы! Как вы можете так думать?
— Кто вас знает? Мужчина!
Леську пригласили в комнату. Один угол занимала в ней плита, за плитой стояла кровать, судя по обилию подушек, очевидно, старушкина. В глубине — другая кровать, и против нее — кушетка.
Леська снял бушлат и хотел повесить его на гвоздик.
— Нет, нет! — улыбаясь, сказала Марфа.— Вот вам палка — выбейте его хорошенько на балконе.
Леська послушно вышел на балкон и стал работать палкой. Пыль от бушлата поднялась необычайная.
— Лидль! — раздался голос матери.— Поди сюда.
После работы над бушлатом Леську заставили мыться. Старуха поставила на табуретку таз и налила в него теплой воды. Когда Леська стал разоблачаться, Марфа, взяв Лидль за ручку, вышла с ней на балкон.
Помыв голову, Леська подошел к зеркалу, чтобы причесаться, и вдруг увидел на тумбочке точно такую же шкатулку с сиреной, что у его бабушки. Он приоткрыл ее: в ней лежали какие-то квитанции.
— Откуда у вас эта шкатулка?
— Что? — спросила старуха, приложив к уху ладонь.
— Я говорю: шкатулка эта откуда?
— Не помню,— сухо ответила старуха.