Когда Марфа вернулась, Леська взглянул на нее пронзительно и увидел вздернутые у висков веки, вздернутый рот, подбородок с ямкой.
— Вас зовут… Ундина? — спросил он по-детски.
— Нет, Марта. Марта Спарре.
— Но ведь это вы на картинке? Я вас видел в Евпатории. Десять лет назад. Там представлял вас публике один дядька с деревянной ногой.
— Это был мой отчим.
Обедали молча. Леська не спускал глаз с Ундины, она же перестала улыбаться и старалась не глядеть на Леську.
Какие удивительные встречи бывают в жизни! И вообще какая удивительная вещь сама жизнь! Вот он столкнулся с настоящей русалкой и живет у нее в комнате. Он видел ее когда-то полуобнаженной, с чудесным рыбьим хвостом. Такой ее не видел, наверное, даже собственный муж. Какое же счастье выпало сегодня Леське! Слезы подступили ему под самое горло, но он выругал себя мысленно и сдержался. «Проклятая контузия! Как будто ничего особенного, но нервы ни к черту!»
Вечером, хотя Леська и протестовал, ему постелили на кушетке. Бабушка улеглась у печки, Лидль спала на кровати против Леськи.
— Отвернитесь.
Леська отвернулся, но по стуку туфель, по шуршанию платья пытался догадаться, что Марта делает. Наконец кровать заскрипела, Марта глубоко вздохнула и затихла.
— Можно повернуться?
— Зачем?
— Я не привык спать на правом борту.
— На борту…— засмеялась Марта.
Она лежала в ночной сорочке, прикрывшись одеялом до пояса и положив голову на сложенные руки. Руки до плеч обнажены. Волосы распущены. При жалком свете розового ночника она снова казалась русалкой. А может быть, Марта распустила волосы нарочно, чтобы возвратить себе облик русалки? Леська взбудоражил в ней давно заглохшие воспоминания…
— Ундина…— сказал Елисей хриплым шепотом, не думая о том, что говорит.— Я хочу вам открыться… Когда я увидел вас в этом балагане, я запомнил вас на долгие годы, может быть на всю жизнь. Вы — моя первая любовь. Пусть детская,— от этого она только сильней. Вы понимаете, что значит для меня наша сегодняшняя встреча? У нас дома тоже есть такая шкатулка. Бабушка держит в ней иголки и нитки. Как ни странно, она уцелела от пожара.
— Не нужно…— лениво сказала Марта.— Я — холодная латышка, и всем этим меня не пронять.
— Ну зачем вы так? Я, конечно, не ребенок, я уже много видел, многое испытал, но все же я гимназист. А вы разговариваете со мной как с бывалым мужчиной. Честное слово, я не такой.
Марта молчала.
— Ундина… У меня никогда не было игрушек. Это развило во мне страшную фантазию. Я играл в те предметы, которые видел на вывесках: золотой крендель над кондитерской, омар во фраке, нарисованный на стекле рыбной лавки, медная труба музыкального магазина. И вдруг сирена. Это была уже не игрушка, но из того же мира. Это живое, загадочное, небывалое я пронес как великое богатство в моей убогой жизни. Иногда я писал вам письма: напишу, сверну в трубочку, засуну в бутылку, закупорю — и брошу в волны. Однажды мы с дедом поймали ночью в море что-то большое, сильное, похожее силуэтом на женщину. Мне хотелось верить, что это вы. Черноморская сирена! Вам не смешно?
— Нет. Что же это было?
— Белуга, конечно,— тихо засмеялся Леська.
Но Марта не смеялась. Марта слушала этого странного юношу с необычным волнением. Он ничего от нее не хотел. Он только раскрывал свою душу пламенным признанием, таким пронзительным, как вопль.
Марта знала, что она хороша. У нее нет отбою от поклонников. Всё это солидные люди, некоторые из них хотят даже на ней жениться. Но только сейчас, в жарком бреду мальчика, она впервые столкнулась с поэзией любви. Именно столкнулась. Это ощущалось как удар электрического тока.
— Ундина…— бормотал Леська, чтобы убедиться, что это она.— Ундина…
— Поди ко мне,— взволнованно сказала Марта. Леська кинулся перед ней на колени. Марта взяла его голову в руки и нежно поцеловала в глаза.
— А теперь уходи. Слышишь? Завтра ты уйдешь и никогда больше к нам не вернешься. Я хочу вспоминать тебя таким, какой ты сейчас.
23
В конце концов Леське удалось снять угол в квартире супругов Лагутиных. Глава семьи, Андрей, молодой человек лет тридцати, был высоким интеллигентом: он служил кассиром на железной дороге. Жена его, Степанида,— пролетарий: работала в доке на ковочной машине. Когда они ссорились,— а ссорились они постоянно,— Лагутин презрительно кричал ей:
— Кузнечиха!
И она плакала.
Андрей считал, что у Стеши много недостатков. Например, он в своей холостяцкой жизни привык, приходя с должности, как есть, в одежде, валиться на постель. Родители Андрея не видели в этом ничего плохого. Но молодая жена недовольным тоном замечала ему, что это нехорошо: кровать чистая, а он… Хоть бы пиджак снял. Андрей с досады вставал, садился за стол, нервно закуривал и бросал спичку на пол. Стеша говорила, что не может подбирать за ним каждую спичку. Андрей говорил, что не его вина, если в доме нет пепельницы. Стеша говорила, что пепельница вон она — на подоконнике. Слово за слово — Андрей нахлобучивал шляпу и бежал на улицу, где его понимают. Стеша накидывала на плечи платок и сбегала к подружке. Часа через два возвращалась, а супруг уже готов: свинья свиньей.
Вскоре она приучила мужа к опрятности, но выглядело это очень своеобразно:
— И что это у тебя всюду окурки валяются? — спрашивает Андрей.
— Да ведь не мои же окурки — твои.
— Все равно — пол должен быть чистым.
— Ну и подметай его.
— Еще что? Это бабье дело.
— Бабье? А быть штамповщицей на ковочной машине тоже бабье дело?
Слово за слово. Утром ушли на работу не прощаясь. Днем встретились — не поздоровались. Так проходит дня три-четыре. Но вдруг муж вспоминает, что в конце концов жена — тоже женщина. Он просит прощения. Они целуются. Иногда — и без всякого прощения. А через день-другой что-нибудь опять. Стеша купила себе туфли, а Андрей как раз собирался на эти деньги послать в деревню валенки про запас.
Был такой случай. Андрей пришел со службы раньше Степаниды. Он метался по комнате, по кухне, стучал по плите сковородками, но ничего не предпринимал. Стеша явилась поздно — черная, обессиленная. Поздоровавшись, она направилась к рукомойнику.
— Вот видите, Леся? Я пришел, умирая с голоду, а эта женщина вместо того, чтобы меня накормить, думает только о том, чтобы выглядеть покрасивше.
Стеша уставилась на него, не находя слов. Но вместо нее заговорил Елисей:
— А вы что? Птенчик, которого надо кормить из клювика? Она работает так же, как и вы. Даже тяжелей. Она кузнец! Женщина кузнец! Это ценить надо. Но допустим, что вы на равных правах. Так почему же она должна согревать для вас обед, а не вы для нее? Вы ведь пришли раньше!
Стеша, не ожидавшая заступничества, заплакала слабыми слезами до предела уставшего человека.
— Ах, так? Вы за нее держите? По-ни-маю. Значит, что она ради вас кидается к рукомойнику? Так-так… заметим..
— Не говорите глупостей!
— Но-но! Только без хамежа! А то я тебя вышвырну отсюда за шиворот.
Леська «шиворота» не испугался, но очень боялся быть вышвырнутым. Он спрятал самолюбие в карман, сел у окна и принялся читать газету.
Супруги обедали молча.
Вдруг Андрей сказал:
— Сегодня из Симферополя в специальном поезде прибыло все крымское правительство во главе с Соломоном Крымом.
Ему никто не ответил.
— Это значит,— добавил Андрей,— что к Симферополю подходят красные войска.
— Так вы из-за этого нервничаете?
— А вы как думаете? Они всю жизнь перевернут кверху дном.
— А вам чего бояться? Вы кто? Буржуи?
— При чем тут буржуи? Порядка не будет.
— А сейчас есть порядок?
— Как видите. По крайней мере никаких таких художеств.
— По-вашему, это порядок. А вот на Крым идут семьдесят губерний. Значит, они не согласны с таким порядком?
Андрей робко взглянул на Леську и промолчал. Молчала и Стеша, обиженная на супруга так, что ей было не до политики.
— В кино пойдешь? — сухо спросил Андрей через некоторое время.
— Нет,— отрезала Стеша.
— Ради бога, Стеша! — сказал Леська.— Ради бога, пойдите с ним в кино! Я прошу вас.
— Зачем?
— Вы так часто ссоритесь друг с другом… Мне грустно это видеть.
Стеша взглянула на него благодарными глазами, а Андрей мрачно опустил веки. В кино они все же пошли. Когда вернулись, нашли на столе прекрасный ужин: банка фаршированного перца, яичница с колбасой, три бутылки пива и коробочка шоколадных конфет. Супруги пришли в необычайный восторг.
— После кино всегда ужасно хочется есть,— сказала Стеша.
— А мне пить! — сказал Андрей.
Елисей разлил пиво по стаканам и поднял свой.
— Вино пьют за людей, а пиво за лошадей. Я пью свой стакан за то, чтобы у всех у нас было лошадиное здоровье!
Андрей посыпал солью свое пиво и отхлебнул сразу половину стакана.
— Леся, а где же ваши вещи? — спросила вдруг Стеша.— Ведь не может же быть, чтобы один бушлат.
Леська рассказал им всю историю с Пшенишным.
— Так вы пойдите и потребуйте вещи обратно,— раздраженно заявил Андрей.— Он не имеет права.
— Не могу. Так же как вернуться в тюрьму за деньгами не могу.
На следующий день, когда Андрей пришел с работы, Леська уже подогрел для него обед и на свои деньги купил водки. Андрей кинулся его обнимать.
— Вот на ком должен был бы я жениться!
Вечером пришла Стеша. Увидев накрытый стол и подогретый обед, она удивилась. Но еще больше поразило ее то, что, по словам Елисея, это сделал… муж.
— Где ты была так долго? — спросил Андрей.
— Отобрала у Пшенишного Лесины вещи,— сказала она.— Костюм ваш в целости, только надо его разгладить: он страшно измят.
Леська был тронут до слез.
— Только, пожалуйста, не вздумайте гладить. Я это сделаю сам. Вы покажите, где у вас утюг.
— Хорошо,— сказала Стеша и села за стол. Андрей прислуживал ей, точно официант.
Ночью Стеша разгладила Леськин пиджак, брюки и рубашку «апаш». Теперь Елисей шел по улице аккуратный, чистенький, элегантный.