В числе дебютантов последних лет мы видим библиотекаря и машиниста, технического переводчика и солдата, шофера и ночного сторожа. Профессия или подготовка к ней не могут не отражаться в творчестве молодых поэтов, хотя сводить его к ним, даже тематически, было бы, разумеется, упрощением.
Поэтическое творчество самых молодых всегда вызывает особый интерес. Вернее, должно вызывать. Точнее всего: плохо обстоят дела в той национальной литературе, в которой творчество молодых не вызывает особого интереса; ведь это свидетельство застоя, если не упадка. Попытки законсервировать «бывших молодых», ставших уже скорее вечно молодыми, в этой роли, попытки объявить определенное поэтическое поколение последним неизбежно бывают обречены на провал. Новизна мироощущения, юношеский максимализм, ранимость, обнаженная конфликтность, тяга к широкому формальному эксперименту в рамках еще не устоявшейся собственной поэтики – пожалуй, наиболее привлекательные черты истинно молодой поэзии, активизирующие читательское внимание, взывающие к сопереживанию и вызывающие на спор. Согласно снисходительной (для молодых) формуле Т. С. Элиота, человек, желающий оставаться стихотворцем и после двадцати пяти лет, должен поведать миру нечто новое и в достаточной степени серьезное; творчество молодых интересно само по себе. Это, понятно, не означает, что к юношескому творчеству следует подходить с заниженными критериями. «Молодые» должны быть и «новыми».
Путь к первой книге для молодых поэтов ГДР зачастую весьма долог, но публикация их стихотворений в периодической печати и в ежегодных антологиях молодой поэзии («Избранное. Новая лирика. Новые имена») отличается завидной оперативностью. Промежуточным звеном между журнальной публикацией и книгой становятся брошюры ежемесячного «Поэтического альбома», две-три из которых ежегодно отданы молодым. Все это позволяет с достаточной определенностью судить если не о конкретных поэтах, то о несомненных тенденциях в молодой поэзии ГДР.
Младшее поколение поэтов ГДР отличается от предыдущих не только объемом жизненного опыта, но и его качественной несоизмеримостью. Ведь, что ни говори, наиболее значительной темой в творчестве поэтов и писателей ГДР до сих пор была тема расчета с прошлым и преодоления его, осмысление исторических ошибок, исковерканных и трагически сложившихся судеб. Та же тема необходимой ретроспекцией проходила и в произведениях, посвященных сегодняшнему дню страны, правдивое сочетание личного и общественного опыта придавало лучшим из них емкость и глубину. Антифашистский и антимилитаристский пафос пронизывал лирику немецких поэтов; ее гражданственный, ярко публицистический характер не вызывал сомнений. Молодые поэты шестидесятых – начала семидесятых годов – «дети войны» – подхватили и развили эту традицию. Рассказ о современности и ее проблемах без реминисценций из недавнего прошлого, целиком и полностью обращенный в сегодняшний день и его проблематикой исчерпывающийся, и сейчас встречается нечасто.
Но вот в поэзию приходят люди пятидесятых годов рождения: ни войны, ни трудностей послевоенных лет они не видели и не помнят. О чем станут писать они? Как поведут себя по отношению к прошлому – уже не их собственному, но прошлому своего народа? Какую позицию займут в современном, полном противоречий мире?
Решающим для самовыявления и этого поэтического поколения должно стать, по слову Гете, взаимоотношение «поэзии и действительности», мера привнесения действительности в поэзию и мера преодоления ее поэзией. Важную роль играет и поиск индивидуальных средств поэтического выражения, поиск стиля. Новизна мировосприятия и поэтическая новизна идут рука об руку.
Первое, что бросается в глаза при знакомстве с молодой поэзией ГДР, – ее строгий, сдержанный, отчасти даже суховатый тон. Ни широковещательных деклараций, ни зарифмованных (или «заверлиброванных») пустых клятв и прописных истин, ни бьющего через край оптимизма. Полное отсутствие довольства чем бы то ни было и тем паче самодовольства. В молодой поэзии «ощутим поиск возможностей стать иным, чем ты есть, и жить иначе, чем живешь», – отмечает Гейнц Чеховски.
Однако это не «тихая лирика», молодым поэтам присущ пристальный интерес к приметам нового в жизни страны и в общественном сознании людей.
Эта поэтическая формула Юргена Реннерта стала, по справедливому замечанию критика У. Хойенкампф, как бы эпиграфом к творчеству его младших собратьев по перу. Молодые поэты ГДР считают задачей своего творчества не скороспелые ответы на актуальные вопросы современности, а постановку таковых; вопросы, задаваемые ими, зачастую трудны, но почти всегда существенны и небанальны.
Какого рода сны запрещаешь себе смотреть?
На чем кончаются твои дружеские чувства?
Как высоко ты пал?
Какие непожелания имеешь на будущее?
На какие вопросы ты хочешь ответить со всей ответственностью?
Критики ГДР, внимательно следящие за развитием молодой поэзии, иногда – и не всегда справедливо – упрекают молодых поэтов в излишнем драматизме такого рода вопросов. Юности свойственна драматизация бытия, кроме того, она – в самой природе лирической поэзии. Это хорошо выражено в сонете Стефана Деринга (род. в 1954 г.) «Портрет юноши, утоляющего жажду»: контрастное противоречие между необходимостью утоления жажды и неподатливостью крахмального воротничка, туго сдавившего горло пьющему.
Куда точнее критические упреки в необязательности многих стихотворений, публикуемых молодыми, в том, что они зачастую остаются на уровне наброска. Читая, например, лирический дневник несомненно одаренной Сони Шюлер-Шубарт (род. в 1951 г.) «Между четвергом и мартом», иногда ловишь себя на тоскливой мысли, что Ахматова «научила говорить» не только русских женщин. Дневниковая фиксация мимолетных переживаний и впечатлений, не окрашенных сильным чувством, лишенных настоящего «лирического мотива», не становится фактом поэзии, даже если тот или иной набросок бывает сделан мастерски:
Нагая и высокая
Как липа
От —
ворачиваюсь
За —
ворачиваюсь
В плащ
По —
ворачиваю
домой.
Нельзя не заметить, что относительно неудавшиеся стихи такого рода – издержки серьезного и в целом весьма интересного процесса, протекающего сейчас в молодой поэзии ГДР: усиления личностного характера лирики. Этот процесс очевиден и в актуализации (правда, в довольно ограниченных масштабах) своего личного опыта, и в индивидуализации формы. Вкус к форме, раннее овладение поэтическим словом, стремление к точной и лаконичной речи отличают нынешнее поколение молодых (те, кому сейчас около сорока, писали и пишут несколько более размашисто). Редко, хотя весьма умело, прибегая к размерам и строфам традиционного стихосложения, молодые поэты отдают решительное предпочтение различным формам свободного стиха, причем не в его многословной уитмено-сэндберговской, а в экономной «японской» традиции, восходящей в европейской поэзии к творчеству Б. Брехта и Э. Паунда. Часто встречается и игровой верлибр, как в приведенной выше «Анкете» Бискупека. Широкое пользование неологизмами (благо немецкий язык как будто нарочно создан для этого) и неточная ассонансная рифма (все же, на мой взгляд, немецкой поэзии противопоказанная) свидетельствуют о знакомстве с советской поэзией двадцатых – тридцатых годов: с творчеством Маяковского, Мандельштама, Цветаевой, которых немецкий читатель знает в превосходных переводах австрийцев Гуго Гупперта, Пауля Целана, а также поэта ГДР Райнера Кирша.
Учтен молодыми поэтами опыт Р. М. Рильке, Г. Бенна, И. Бахман, не говоря уж об их старших собратьях – поэтах ГДР.
При таком обилии учителей где же индивидуализация формы? – вправе спросить читатель. Не лишено иронии замечание одного из старейших поэтов ГДР Вильгельма Ткачика, написавшего в своем предисловии к антологии «Избранное-78»: «Некоторые, кажется, не замечают, что выбранный ими „новый“ путь уже изрядно протоптан и затоптан их эстетическими единоверцами». Однако все не так просто. Нельзя, конечно, говорить об ошеломляющих открытиях, сделанных молодыми немецкими поэтами в области верлибра, но у лучших из них определенно чувствуется свой почерк, разнообразные влияния не приводят к эклектичности. Послушайте, как звучит верлибр «в исполнении» Рюдигера Кварга (род. в 1952 г.) и сравните со стихами, цитировавшимися выше:
Но время настанет, рыком моим насквозь не пронзаемое,
Меня за грудки не берущее. Что мне останется,
Кроме как взяться за молот вновь, – но не для разрушения:
Для созиданья, с яростью прежней ненависти.
Своеобразен верлибр Йорга Ковальски (род. в 1952 г.), Уве Кольбе (1957), Бенедикта Дирлиха (1950). Из поэтов, остающихся верными традиционному стихосложению, упомянем Бригитту Стрижик (1946); в основном же рифмованные и ритмизованные стихи пишутся молодыми поэтами ГДР лишь эпизодически.
Чтобы поколение поэтов осознало себя именно поколением, ему необходим лидер. Думается, что такого лидера молодые поэты ГДР обрели в лице Андреаса Райманна (1946). Выступив как критик и теоретик, он потребовал от своих сверстников решительной новизны и в тематическом и в формальном плане. Его призыв получил широкий резонанс в среде молодых поэтов и стал как бы катализатором уже наметившихся в их творчестве тенденций.
На взгляды Райманна стали равняться. Восторженно был воспринят молодыми сборник стихотворений Райманна «Мудрость плоти» (1976) – сильная и цельная во всем своем многообразии поэтическая книга, ставшая заметным событием в литературной жизни ГДР. На стихи Райма